Суд времени. Выпуски № 01-11
Шрифт:
Сванидзе:Александр Владимирович…
Руцкой:Вице-президент был против — меня никто не послушал. А сегодня пришло время сказать правду, правду сказать людям…
Сванидзе:Так, спасибо.
Руцкой:…которые потеряли великую державу — Советский Союз.
Сванидзе:Спасибо, время истекло. Время истекло. Прошу Вас, Леонид Михайлович, вопрос свидетелю.
Млечин:Когда я слушаю Александра Владимировича, призывающего говорить правду, я никогда не могу понять, к какому периоду он относится с пожеланиями говорить правду. Вот я, правда, работал в журнале советском, да, в международном отделе, про Японию писал, но я никогда не был там большим начальником, как Вы, и из одной кормушки не переходил в другую — у меня ни тогда, ни сейчас ее не было. И у меня, между прочим, машины ни тогда, ни сейчас не было, у меня даже водительских прав нет, да. Вот, поэтому я не могу принять участие в этом разговоре о кормушках, к сожалению, в отличие от Вас. И кто голосовал за решение Верховного Совета о суверенных правах Российской Федерации, кто был вице-президентом вместе с Ельциным? Вы что, ушли в отставку после Беловежья, Вы проголосовали, Вы пошли в Верховный Совет тогда и проголосовали против? Вы ничего этого не сделали, а теперь, через много лет нам, которые в этом не участвовали, предъявляете претензии. Это с чего это?
Руцкой:Вопрос?
Млечин:Когда Вы говорили правду, тогда или сейчас? Нет, у меня никаких вопросов нет, что Вы.
Руцкой:Можно ответить?
Кургинян:А так можно?
Сванидзе:Спасибо.
Кургинян:Так можно?
Сванидзе:Вы хотите ответить?
Руцкой:Да.
Кургинян:Он имеет право ответить.
Сванидзе:Да, конечно, пожалуйста, прошу Вас.
Руцкой:Я Вас назвал ведущим специалистом коммунистического журнала.
Млечин:Не был ведущим специалистом…
Руцкой:Не надо путать, не надо путать…
Млечин:…никаким не был специалистом, совсем.
Руцкой:Теперь, что касается вице-президента. Я от начала и до конца, до 93 года, занимал ту позицию, в которой клялся своему народу. Так вот, принимая присягу на верность служения Советскому Союзу — в отличие от Вас, я служил Советскому Союзу, защищал его интересы, награжден высшими наградами Советского Союза, награжден, за то, что выполнял свой долг, как положено — в отличие, подчеркиваю, от Вас — от флага на бане, в которую сторону ветер, в ту сторону и флаг. Поэтому я говорил, и делал акцент на то, мы все тогда кем-то были, но позицию в отношении своей страны, своего народа менять нельзя никому, нормальному, подчеркиваю, человеку. Я отстаивал, и буду отстаивать интересы народа. А вот по поводу того, что не сложил полномочия, я Вам докладываю: три раза я писал заявления о сложении полномочий и передавал Борису Николаевичу. Не подписывались эти заявления лишь только потому, что задавался встречный вопрос: «Буду ли я выступать на Съезде народных депутатов?». Освободить от занимаемой должности вице-президента имел право не Ельцин, а Съезд народных депутатов. И когда я говорил, что я буду обосновывать это заявление, это заявление не подписывалось.
Сванидзе:Спасибо. С личной политической биографией Александра Владимировича Руцкого мы в какой-то мере разобрались. Посмотрим, в какой мере мы разобрались с темой наших слушаний. Возможность заключительного слова предоставляется обеим сторонам. Пожалуйста, прошу Вас, сторона защиты, Сергей Ервандович, Ваше заключительное слово по теме.
Кургинян:Я все время думаю об этих людях. Часть из них уже умерла. И когда говорят, что они сотрутся из памяти, то я клянусь, что они не сотрутся ни из моей памяти, ни из памяти моей семьи. Я буду помнить их, пока жив, и я завещаю эту память своим детям и внукам. Потому что я помню их людьми бесконечно материально аскетичными. Что такое Крючков по сравнению с современной номенклатурой, невозможно даже себе представить, я никому не могу это рассказать. Я знаю, кто эти люди, это прекрасные люди. Я знаю твердо, что они пошли на это, потому что они хотели остановить распад окончательный державы. Я знаю, что они не пролили крови. Я знаю, что на их место пришла другая номенклатура…
Сванидзе:Ваше время истекло, Сергей Ервандович.
Кургинян:…бесноватая, вороватая, и я бесконечно люблю и уважаю этих людей. Вот в чем моя позиция.
Сванидзе:Спасибо, Сергей Ервандович. Леонид Михайлович, прошу Вас.
Млечин:Вообще, очень интересное получилось обсуждение, мне кажется. Все три дня спорили так жестко. Это свидетельствует о том, что нам интересно, и мы хотим понять, что тогда произошло. Не могу согласиться со своим достопочтенным коллегой: кровь они пролили и намерения их были, увы, не столь бескорыстными, к сожалению, это установлено, каждый из них крепко держался за свое кресло, которого они лишились бы, впрочем, лишились и так, но уже по собственному неумению. Но это все личные мотивы, все не имеют значения. Результат истории с ГКЧП известен: Советский Союз распался. Если бы, я повторяю это вновь и вновь, не было бы ГКЧП, и был бы подписан союзный договор, существовало бы сейчас единое государство, и мы жили бы лучше. Потому что распад Советского Союза, такой внезапный, разрезал все экономические связи между республиками и они пострадали от этого, и пострадали мы все. После ГКЧП никакой возможности сохранить не было, на следующий же день после их крушения…
Сванидзе:Ваше время истекло, Леонид Михайлович.
Млечин:…все побежали в сторону. А если бы этого не произошло, жили бы мы сейчас в едином государстве. Спасибо.
Сванидзе:Спасибо. Сейчас мы прекращаем телевизионное голосование, и я прошу проголосовать зрителей в нашем зале.
Напоминаю вопрос: «ГКЧП — путч или попытка избежать распада страны?».
Пожалуйста, возьмите свои пульты.
Голосование закончено, прошу вывести его результаты на экран.
Итак, результаты голосования: 57 % зала считает, что это путч, и 43 % зала считает, что это попытки избежать развала страны.
Сейчас короткий перерыв, после которого мы объявим результаты телевизионного голосования.
Сванидзе:Человеку свойственно забывать. Память умеет выбрасывать неприятное, болезненное, постыдное. С исторической памятью сложнее, особенно, в XX веке. Десятилетия советской власти прожиты безропотно, хотя было смертельно тяжело. Потом, во второй половине этой власти стало полегче, и тогда жизнь начала вызывать критику, даже возмущение, а власть стала вызывать насмешки. А потом и вообще на нее плевать хотели. Когда началась перестройка, обрадовались, оживились. Гласность переросла в свободу слова. Жизнь стала усложняться. Власть не знала, что делать в этой усложняющейся жизни. К тому же, люди во власти были разные. И некоторые из них отчетливо поняли, что власть в привычном советском смысле может действительно закончиться. При этом у значительной части общества, и не только в столице, но и в провинции, возникло совершенно неожиданное и необычное ощущение, что на жизнь в стране можно влиять, что все мы что-то, да значим. И в августе 91 года мы победили. Все, что происходит потом — тяжело, неоднозначно, разочаровывает. Многим из протеста хочется голосовать и за коммунистов. А от грандиозных событий августа 91 года, о которых помнить бы всю жизнь, как о полете в космос, внукам бы рассказывать, ничего в исторической памяти не осталось, кроме случайных, корявых букв — гкчп.
Это мое личное мнение.
А теперь выведите, пожалуйста, на экраны результаты телевизионного голосования.
Результаты телефонного голосования страны вы видите на экранах:
7 % — путч,
93 % — попытки избежать распада страны.