Судьба горца
Шрифт:
Мэлди кружила вокруг Битона, выбирая лучшую позицию для решающего удара. Потом замахнулась, сделала резкий выпад и тут же скользнула в сторону, оставив на руке противника глубокий порез. Он осел на пол, исторгнув полный ярости и боли крик, который продолжал звучать в ушах Мэлди, даже когда Калум схватил ее. В порыве отчаяния она попыталась ранить и его, сильно, но не смертельно, просто чтобы заставить мужчину отступить и тем самым позволить ей сбежать. Но он крепко схватил ее запястье и начал выкручивать до тех пор, пока пульсирующая боль не пронзила руку Мэлди, отчего пальцы разжались сами собой и выпустили оружие. Калум слегка ослабил захват и подтолкнул девушку к Битону. В этот момент в зал вбежали стражники, привлеченные криками своего господина,
– Ты допустила очень глупую ошибку, девушка. Можно даже сказать роковую, – отрывисто бросил Битон. Его голос звучал сурово и непреклонно, давая представление о том, каким влиятельным, сильным и беспощадным противником Битон являлся в прошлом. Теперь же он был просто жестоким.
– Я желею только о том, что мой кинжал сейчас у тебя в руке, а не погружен по самую рукоять в твое черное сердце.
– Ты смогла бы убить собственного отца?
Из-за того, как он задал этот вопрос – без малейшего намека на потрясение или ужас, так, словно ему просто одолело любопытство, – Мэлди пробрал неприятный озноб. Чувство, охватившее ее, когда она услышала этот вопрос, можно было назвать изумлением. С той минуты, как она поклялась матери убить Битона, неуместные родственные чувства заставляли Мэлди переживать из-за того, что ей предстояло лишить жизни человека, который поспособствовал ее появлению на свет. Битон же явно не считал попытку убийства родного отца чем-то из ряда вон выходящим. Девушка даже невольно заинтересовалась: а как встретил смерть его собственный родитель?
– Да. Я дала клятву моей матери, когда она, истерзанная недугом, лежала на смертном одре. Я поклялась, что тебя, наконец, постигнет справедливое возмездие, которого ты так долго избегал.
Битон слабо улыбнулся:
– Как я уже говорил, просто позор, что ты родилась женщиной.
– Твой извращенный маленький умишко думает о чем-либо, кроме сыновей и наследников?
– Мужчине нужен сын.
Мэлди покачала головой, понимая, что Битону никогда не постичь собственной жестокости. Он просто не сможет понять, сколь глубокую боль причинил женщинам, которых бессердечно использовал, и детям, которых отверг, словно ничего не стоящий мусор, просто потому, что они родились девочками. Мэлди подумала, что, не будь Битон так сильно болен, то и по сей день укладывал бы в постель каждую дурочку, которой не доставало либо здравого смысла, либо сноровки бежать от него без оглядки, а после того как на свет появлялась бы очередной неугодный младенец, безжалостно бросал. Уже за одно это Битона следовало предать смерти, но, к несчастью, Мэлди лишилась возможности покарать его так, как он того заслуживал.
– И поэтому, доведенный до отчаяния тем, что так ничего и не добился, сколь бы часто ни вспахивал свежие нивы, ты похитил сына у Мюррея. – Она горько рассмеялась отрывистым неприятным смехом. – И ты искренне думаешь, что все поверят, что он твой?
– Им придется. Его родила моя жена. И теперь-то я знаю, зачем ты так стремилась тайком пробраться вниз и повидать мальчишку. Ты прислуживаешь Мюрреям, не так ли? Скажи, эта измена – часть твоей мести?
– Просто не верится, что ты так возмущенно упрекаешь меня в предательстве. Ты, для которого измена – воздух, которым ты дышишь. Ты предавал столь часто, что это вошло у тебя в привычку. Если бы ты не был так болен, то по-прежнему бросал бы женщину за женщиной, ни капли не раскаиваясь в своих злодеяниях.
– Уж слишком много значения ты придаешь безумству мимолетной страсти. Но мои поступки недолго еще будут беспокоить тебя.
Его улыбка сделалась гнусной, Мэлди изо всех сил пыталась скрыть страх под маской спокойного отвращения.
– Да ну? Неужто ты собрался заделаться монахом?
Битон препротивно захихикал:
– Нет. Всего-то палачом. Как только минует базарный день, тебя повесят.
–
– Думаю, мы все неплохо развлечемся, наблюдая, останешься ли ты столь же смелой духом да острой на язык, когда тугая петля затянется вокруг твоей красивой тоненькой шейки. Ну а сейчас, раз уж ты так рвалась проведать моего строптивого сына, я исполню твое желание. Калум, отведи мою кровожадную внебрачную крошку вниз и запри вместе с Эриком.
Мэлди не стала сопротивляться, когда Калум с бесстрастным выражением лица повел ее к выходу на потайную лестницу. У нее не было ни единого шанса сбежать, а потому девушка решила сойти в свою будущую темницу, сохранив некое подобие достоинства. Но в то же мгновенье, как Калум довольно бесцеремонно подтолкнул ее к крутым ступеням, убегавшим далеко вниз, в темноту, и ведшим в подземелья главной башни Дублинна, она взмолилась, чтобы Балфур не изменил своего намерение атаковать Битона в ближайшее время. Когда за ее спиной со зловещим лязгом захлопнулась тяжелая дверь мрачной и холодной темницы, девушка подумала, что если бы Балфур решил напасть на замок в этот базарный день, то ему, может, и удалось бы одержать победу над Битоном.
Дуглас выругался и отошел подальше от массивных дверей главного зала. Эта девушка, Мэлди, сразу возбудила его любопытство, и теперь он понял почему. Она явилась сюда, чтобы свести счеты с Битоном. Дуглас почти не поверил своим глазам, когда, случайно бросив взгляд в сторону зала, увидел, как она напала на Битона с ножом. Дуглас очень сожалел, что не мог слышать большую часть того, о чем они говорили, но он находился слишком далеко, и до него доносились лишь отдельные обрывки беседы. Одно из двух: либо у этой крошки были свои причины желать лэрду смерти, либо ее нанял кто-то из многочисленных врагов Битона, к которым, собственно, относился и хозяин Донкойла.
Однако, поразмыслив немного, Дуглас тотчас же, покачав головой, отмел это предположение. Балфур никогда не послал бы вместо себя женщину, чтобы та расправилась с его злейшим врагом, тем более такую хрупкую красавицу. Впрочем, Дуглас был твердо убежден, что Балфуру следовало узнать о случившемся, и как можно скорее, но передавать столь ценные сведения с гонцом по запутанной и подчас слишком медлительной цепочке союзников, созданной Балфуром и соединяющей Донкойл с Дублинном, было слишком рискованно.
Поэтому, тайно покидая Дублинн, Дуглас понимал, что теперь, так или иначе, для него настало время уехать отсюда навсегда. Как только Битон разоблачил и казнил Малкольма, здесь стало опасно задавать даже самые, казалось бы, невинные вопросы. И Дуглас небезосновательно подозревал, что сведения о произошедшем сегодня в замке станут последними, которые ему удалось разведать в Дублинне. Об этом, как и о других обрывках сведений, которые ему удалось раздобыть за последнее время и которые пока никак не удавалось переправить своим, следовало незамедлительно поставить в известность Балфура. До того как тот попытается во второй раз вызволить Эрика из плена. И, направляясь назад в Донкойл, Дуглас очень надеялся, что Мюрреи смогут найти какой-нибудь способ спасти молодую женщину, которая так отважно, но безрассудно пыталась убить Битона.
Глава 16
– Дуглас? – Балфур отвлекся от чистки лошади – занятия, часто успокаивающего его не меньше, чем продолжительная, напряженная езда верхом, которой он только что предавался, – и удивленно взглянул на Джеймса. – Что он здесь делает? Его разоблачили?
– У меня не было возможности толком поговорить с ним, – ответил Джеймс, выходя с Балфуром из конюшни и направляясь к сторожевой башне. – Он недавно приехал, весь пыльный, уставший, и мечтает лишь о еде и воде. Клянусь Святым Иисусом, Балфур, парень выглядит так, словно бежал всю дорогу от Дублинна. Я приказал ему отправляться в главный зал выпить и перекусить, пока я схожу за тобой. Парнишка рвется поговорить с тобой.