Судьба Илюши Барабанова
Шрифт:
— Спасибо за хлеб-соль…
Он взял у печки веник и хотел подмести кухню, словно понимал, что за хлеб надо платить.
— Положи веник, я сама подмету, — сказала тетя Лиза.
Илюша хотел что-то сказать, но побледнел, пошатнулся и выронил веник.
Когда на кухню прибежал Петр Николаевич, Илюша в беспамятстве лежал на руках у тети Лизы. Его отнесли на лежанку. Подушки под рукой не оказалось, и ему сунули под голову бабушкины дырявые валенки.
— Ничего, — сказал Петр Николаевич, — это
Илюша очнулся от холодного прикосновения и хотел подняться, но дядя уложил его снова:
— Дудки, брат, лежи.
Все отошли, чтобы дать мальчику успокоиться. Но ему не удалось уснуть. Сначала подошла бабушка и, склонившись над ним, зашептала:
— Скажи хоть, какой он, не похудел? В чем одетый?
Илюша догадался, что бабушка спрашивает про чекиста Дунаева, и тихо ответил:
— В кожаной тужурке он, с наганом…
— С на-га-но-ом… — испуганно повторила бабушка, горестно поджав губы. — Кто же он по должности?
— Чекист.
— Господи милосердный… Что же это такое — чекист?
— Бандитов ловит.
Бабушка снова перекрестилась:
— Сохрани и помилуй… Что же он сказал? Не приедет домой-то?
— Не знаю.
— Экий ты балбес! — осердилась бабушка, плюнула и ушла.
Под вечер Дунаевы ушли в церковь. В доме воцарилась тишина. Илюша, как дикий зверек, сидел в темноте.
Потом из дальних комнат вышел дядя Петя. Он улыбался, а светлые добрые глаза смотрели весело и озорно, как будто дядя только и ждал, чтобы хозяева ушли.
— Одни мы с тобой остались. Подымайся, будем хозяйничать.
Он обнял Илюшу и повел за собой. В зале они сели на диван, покрытый чистым холщовым чехлом.
— Ну расскажи, мальчик, как у тебя горе случилось, когда папка погиб. Рассказывай все по порядку и не волнуйся…
Илюша говорил тихим голосом, так, что едва сам себя слышал. Дядя заметил, что постепенно лицо мальчика запечалилось, глаза повлажнели, и он пожалел, что затеял этот разговор.
Надо было отвлечь сироту от горьких воспоминаний, согреть его душевностью, от которой мальчик уже отвык.
— Знаешь что? Пойдем я тебе Карасика покажу!
— Рыбу? — спросил Илюша, вытирая слезы.
— Нет, не рыбу, — загадочно усмехнулся дядя и открыл дверь свинарника. — Вот Карасик. Слышишь, хрюкает?
— А я думал, рыба…
— Мы его маленьким купили, — рассказывал дядя, — таким крохой, что я его домой за пазухой принес. Говорю тете Лизе: «Гляди, Карасика поймал». А она: «Караси болотом пахнут, лучше бы щуку принес». Потом все долго смеялись. И так с тех пор Карасиком поросенка прозвали. Теперь видишь, какой вырос. Ну, хрюкай, хрюкай… Пойдем теперь к Белянке. Эта мадам пожилая, но добрая, молоком нас угощает.
В полумраке коровника
Тут Илюша услышал трогательную историю: у Дунаевых была черная корова Цыганка. Однажды за ней недосмотрели, и она объелась клевером. Позвали ветеринара, и он, желая спасти корову, проколол бок и нечаянно убил в животе теленочка. Пришлось Цыганку зарезать, а ветеринар отдал свою корову. Это и была Белянка.
— Погляди, какие у нее рога. Один спилен, потому что рос криво, левому глазу угрожал. Белянка смирная, ты ее не бойся.
Илюша протянул руку и хотел погладить Белянку. Корова доверчиво потянулась к нему влажной мордой и шумно вздохнула.
Дядя и племянник наслаждались свободой. Они пошли в сад, примыкавший к дому. Земля там еще не была вскопана, и на черных грядках валялась прошлогодняя ботва. Молодые яблони уже набрали нежно-розовые бутоны цветов, готовые раскрыться. Возле забора и вдоль дорожки зеленела травка. На огромном, выше дома, раскидистом тополе появились клейкие почки, и от них пахло весной…
Понемногу Илюша привыкал к чужому дому, к дяде. Ему нравилось в нем все: быстрая, легкая походка, мягкая бородка, прикрывавшая изуродованную челюсть. Даже лысина поблескивала мило и ласково.
— Дядя Петя, а почему у вас раны на лице?
Дядя рассказал, как на войне германский снаряд разорвался у самых его ног, и дядя три дня без памяти пролежал в поле, его посчитали убитым. Потом санитары случайно подобрали его и спасли.
Когда вернулись в дом, Илюша настолько осмелел, что попросил есть.
— Почему же ты утром плохо поел?
— Я боюсь.
— Кого?
— Не знаю…
Дядя Петя повел Илюшу на кухню, налил в кружку молока и дал кусок черного пирога с картошкой.
— Закусывай, пока бабушки нет…
— Вы тоже ее боитесь?
— Не очень.
Пока Илюша ел, дядя гладил его теплой ладонью по худым лопаткам, по щеке.
— Дядя Петя, а почему везде голодают, а у вас всего много?
Дядя ответил не сразу. Светлые глаза его задумчиво смотрели в окно.
— У нас с тобой здесь ничего нет… А дедушка с бабушкой люди пожилые. Дедушка всю жизнь в солдатах служил, пожарником работал. Бабушка тоже мучилась, на господ стирала. Жили они в проклятой бедности и теперь боятся ее, запасают на черный день, экономят, накапливают, думают, что только деньги и могут спасти.
— Жадными стали, да?
— Ты об этом не думай. И не бойся… Я всегда буду с тобой.
Хорошо им было вдвоем: поели досыта и стали играть на балалайке. Дядя Петя знал две песни. Бренча струнами, сам себе подпевал, чуть шепелявя раненым ртом: «Как в темном Дарьяльском ущелье царица Тамара жила…»