Судьба разведчика
Шрифт:
В конце лекции генерал несколько разочаровал Ромашкина, сказав, что слушателям надо отказаться от восприятия разведки как области романтических и загадочных подвигов, это — тяжелая, опасная и в какой-то степени неблагодарная работа.
В каждой разведывательной операции её участникам известно только то, что положено и необходимо знать для выполнения своей конкретной задачи. Или, как по этому поводу пишется в официальных документах: «Ознакомлен в части, касающейся».
Исполнители (многие из них не знают друг друга), как пчелы, собирают информацию и прилетают (или отправляют) её в улей (ГРУ). Те, кто работает в этом «улье»,
Эти данные докладываются государственным и военным руководителям, чтобы они не вслепую, а зная все необходимое о нынешнем или будущем противнике, принимали безошибочные решения.
Разведка — единственная военная профессия, в которую не назначают в приказном порядке.
В разведку идут служить только по желанию. И даже работая в этой системе, разведчик не слышит приказного, командирского тона начальства. С ним чаще говорят так: «Мы хотим поручить вам…» или «Как вы смотрите, если мы вас отправим…» Строевой офицер не имеет права отказаться от выполнения приказа. А разведчика могут спросить: «Согласны?» или «Что вы думаете об этом?»
И он должен твердо ответить — берется он за выполнение этого задания или нет.
Обычно разведчик не отказывается от поручаемого дела. Так происходит потому, что те, кто его подобрал, отлично знают его возможности, иначе они с ним не завели бы разговор об этом задании. Работа разведчика всегда связана со смертью, возможными пытками, длительным или пожизненным тюремным заключением. За рубежом разведчик превращается в преступника, потому что преступает законы страны, на землю которой его заслали.
* * *
Однажды, вернувшись в свою комнату после окончания занятий, Иван Коробов предложил Ромашкину:
— Давай вечерком погуляем, сходим в ресторан. Была у меня мечта, если выберусь живым из немецкого тыла, буду целую неделю кутить в самом шикарном ресторане.
Василия удивила не мечта Ивана, а его предложение участвовать в таком гулянье. Невольно вспомнились однокашники по училищу, которые его предали и доносили о разговорах. Может быть, в разведшколе таким способом проверяют моральную устойчивость слушателей? Чтобы не обижать Коробова подозрением, Василий схитрил:
— Ваня, я не могу с тобой пойти в ресторан, потому что мне не на что пригласить тебя на ответное угощение. Моего капитанского жалованья на это не хватит. К тому же я половину матери отсылаю ежемесячно.
— Вот чудак! Никаких ответных не нужно. У меня денег до черта! В тылу у немцев деньги некуда было тратить. За три года полчемодана накопилось. Родственников нет, все погибли во время оккупации. Жену ещё не завел. Некому было тратить. Так что не сомневайся! Какой в Москве самый шикарный ресторан?
— В этом деле я профан, не был ещё ни разу в жизни в ресторане. Не довелось, ни в Москве, ни в Ташкенте: училище, тюрьма, война, какие уж тут рестораны!
— Тем более! Неужели тебе не интересно?
Затея Ивана была заманчива, говорил он искренно, и Ромашкин согласился. Они ещё не приобрели гражданских костюмов, в них не было надобности. В первые годы после окончания войны в цивильное не
Нагладив брюки, начистив награды, Иван и Василий отправились кутить. Они приехали в центр Москвы и, выйдя из метро «Площадь революции», сразу обнаружили огромную гостиницу «Москва» с рестораном, через площадь «Метрополь», а прямо напротив выхода из метро, прилепленный к гостинице «Москва», сиял белый, украшенный старинной лепкой «Гранд Отель» (теперь уже нет этого ресторана, его поглотил при реконструкции комплекс «Москвы», охвативший целый квартал.) В глаза бросилась сияющая яркими огнями реклама «Гранд Отеля».
— О! — воскликнул Иван. — Это то, что нам нужно! «Гранд Отель», грандиозно!
Они вошли в шикарный вестибюль — белый мрамор, зеркала в золоченых рамах, хрустальные люстры, швейцары и гардеробщики, похожие на адмиралов, в коричневых, отделанных золотыми галунами одеждах. Здесь был иной мир, какого Ромашкин прежде никогда не видел.
Холлы и главная зала ресторана были белые, с золотом, стены, потолки в лепке, зеркала в проемах между окнами обрамлены золотым вычурным багетом, и даже мебель — столы и кресла на замысловатых ножках — тоже была белой с золотом. Как позже узнал Ромашкин, это был стиль какого-то Людовика, номер его Василий не запомнил.
Расположились за столиком в углу, здесь показалось уютно и удобно, все и всех хорошо видно. Некоторое время Василий и Иван сидели молча, не то чтобы подавленные, а наоборот — вознесенные в какую-то сказочную нереальность.
У Василия, как в калейдоскопе, проносились в голове: тюремная одиночка, лесоповал, траншеи, залитые дождевой водой, расстрел компании Серого, прыжок с ножом на часового у знамени… Он думал: «Вся эта сказочная роскошь существовала, действовала в те же дни и часы, когда я проходил через те далекие теперь передряги. Когда темной ночью разведгруппа была на краю гибели, и Костя Королевич кинулся на пулемёт, в этом ярко освещенном зале, под звуки джаза, может быть, вон та красивая, элегантная женщина так же, как и сегодня, танцевала с седым, явно иностранцем, потому что у него вместо галстука непривычная для нас бабочка».
Иван тоже сидел молча и, видимо, переживал нечто похожее на размышления Ромашкина.
Любезный официант в полупоклоне, но с достоинством записал в блокнотик все, что заказали офицеры, и упорхнул неслышной походкой.
Посуда, ножи, вилки, салфетки, всё было особенное, именное, с вычурной монограммой «Гранд Отеля». Заказанную поллитровку водки принесли не в бутылке, а в изящном графинчике. Иван разлил водку в фужеры, предназначенные для воды, и сказал, показывая на маленькие рюмочки:
— Этими фигурками мы с тобой до утра не охмелеем.
Выпили с наслаждением, водка была холодная, графинчик даже вспотел, потому что бутылку, достав из холодильника, перелили в него.
После первого графинчика, заказав второй, стали более внимательно приглядываться к окружающим, и, разумеется, взоры дольше задерживались на женщинах.
Все они казались Ромашкину необыкновенными, таких он не встречал в своей прежней жизни: многие в длинных платьях, но сшитых так, что фигура просматривается во всех подробностях, обнаженные плечи и руки, ухоженные лица, загадочные и одинаковые. Василию даже подумалось: они как постоянный инвентарь этого ресторана, как неизменные манекенщицы в журналах мод.