Судьба — солдатская
Шрифт:
— Ладно-ладно, — миролюбиво сказал Федор. — Критика из дружеских уст есть шутка.
И странно, не от этих слов, а оттого, как произнес их Зоммер, Петру стало легко, обиду будто рукой сняло.
— Да я ведь так… — только и проговорил он.
Федор взял со старого, с разорванной обшивкой «козла» гимнастерку, майку и ремень. Петр поднял с земли свои вещи. Оба, на ходу натягивая одежду, направились в казарму.
Возле дневального, у длинного стола для чистки оружия, толпились красноармейцы.
Петр и Федор подошли к ним. Прислушались. Красноармейцы
— Псков вечно в слухах — враг не дремлет! Запугать хочет! А нам бояться нечего. Нас двести миллионов плюс мировой пролетариат.
Боец Закобуня, стараясь подавить вечно блуждающую по лицу улыбку, добавил:
— У Гитлера кишка тонка на нас напасть. Ему по ночам снятся, наверно, легендарные победы Красной Армии; он, как подумает о нашей мощи, в страхе валит в штаны.
— Преуменьшать силу противника нельзя, товарищи, — вмешался комсорг роты старший сержант Растопчин. — Чему нас учит партия? Реально смотреть на происходящее. Гитлер готовится к войне, чтобы сокрушить первое в мире социалистическое государство. Это не секрет. Не секрет и то, что в этом деле ему помогает мировая буржуазия. Умалять факты не нужно. Германия — противник серьезный. Но и страх нам не к лицу. Мы тоже не сидим сложа руки, готовы ответить тройным ударом на удар…
К Чеботареву повернулся боец Сутин, низенький, тучноватый крепыш. Он мельком глянул на Зоммера и, привстав на цыпочки, с таинственным выражением зашептал Петру о том, что немцы будто бы вплотную подвели к нашей границе свои части и есть опасность, что со дня на день перейдут ее и начнут войну.
Прямо в лицо Петру со словами Сутин выдыхал и водочные пары, а тот терпеливо слушал и все больше хмурился. Разговоры на эту тему в последнее время возникали часто. Но они не вселяли в Чеботарева ни страха, ни тревоги. Не трус по натуре, готовый на самопожертвование, он, конечно, понимал, что война — неминуемая гибель десятков, сотен тысяч бойцов и командиров, и никто не знает, случись она, на кого падет страшный жребий… О смерти его, Чеботарева, у него не появлялось и мимолетной мысли. Ему казалось, что он не побоится столкнуться лицом к лицу с любым гитлеровским солдатом и у него хватит силы и умения выйти из этой схватки победителем. Поэтому сейчас Чеботарев вдруг подумал: если война начнется, он н а в с е г д а может потерять Валю, н а в с е г д а лишиться счастья…
Чеботарев уже не слушал ни комсорга, ни Сутина, который невнятно шептал:
— Это я от знакомой сегодня узнал в городе, когда ходил старшине покупать амбарную книгу. А ей сказал какой-то майор, с границы приехал…
Стоявший рядом Зоммер нервничал, и лицо его сделалось непроницаемым. Не хотелось верить Сутину. Хотелось верить в другое: в то, что никакой войны с Германией не будет… Сам немец, родом из Энгельса, Зоммер любил свой народ и, как истинный его сын, болел душою за то, что в Германии творится неладное, что гитлеровцы толкают немцев на
— Этот ваш майор — паникер. Он что, забыл сообщение газет от четырнадцатого июня? В нем ясно сказано, для чего немцы стоят на границе… Я вам советую: первое, не заглядывать в бутылку, когда находитесь на службе, а второе, быть бдительнее и не связываться с кем попало — враждебные элементы умеют использовать в своих целях длинные языки.
Сутин обиделся. Его пухлые щеки порозовели, глаза совсем сузились, и он промолвил, оправдываясь:
— Я же… я как товарищам. Слухи же… Доверяю вам.
— Хватит, чего уж там… — постарался замять все Чеботарев, а сам думал, глядя на Сутина: «Не с той стороны подъезжаешь, дружок». — Спасибо за доверие. — И спросил: — Ты сегодня в увольнение идешь?.. Тогда тебе не мешало бы руки от ваксы отмыть, да и подворотничок у тебя того, не из свежих.
Сутин ушел в умывальник. Комсорг Растопчин все еще беседовал с бойцами.
— Испытывал? — спросил Зоммер Чеботарева.
Петр не ответил. Он знал, что Зоммер не любил Сутина да и побаивался, потому что тот, упорно считали в роте, чуть что — и бежит куда-то с кляузой на кого-нибудь.
— Мнительный уж ты стал больно, — чтобы успокоить друга, сказал Петр. — Все на себя принимаешь. При чем тут ты и Германия?! Мы что, дураки? Не понимаем разницы?
Они пошли к окну, выходившему на улицу. Облокотившись о подоконник, вспоминали, что сами слышали, бывая в городе, о возне немцев вдоль государственной границы. Разговаривали негромко, часто обходясь полунамеками. И укреплялись в вере, что войны не будет, потому что тому и другому не хотелось, чтобы она началась.
Вскоре Зоммера вызвал старшина Шестунин.
Оставшись один, Чеботарев выглянул в окно. Смотрел, не появилась ли перед проходной Валя. «А может, не получила еще письма? — забеспокоился он. — Ведь я же в нем просил, чтобы ждала тут: прямо отсюда пойдем к Соне».
По улице, разомлев от жары, шли редкие прохожие. Петру показалось, что они не только о войне, а и вообще ни о чем сейчас не думают, кроме одного — поскорее оказаться дома, в прохладе.
Громыхая пустой железной бочкой в кузове, неторопливо пробежала полуторка. Провожая ее взглядом, Петр опять подумал о Вале: «Не получила, наверное». И после этого глянул на стенные часы-ходики над тумбочкой возле дневального — до построения увольняемых оставалось меньше часа.
Подошел Зоммер.
— Я?.. — замялся он и зашептал, сунув руку в нагрудный карман гимнастерки: — Я сейчас ухожу в город. Старшина приказал отнести командиру роты срочный пакет из штаба полка. Прошу, купи всего, что потребуется: вина, колбасы, конфет, для себя водки… Я буду ждать вас у Сони. — И протянул Петру скатанные в трубочку деньги.
Петр от денег отказался.
— Ты что? У меня есть! — возмутился он. — Куплю все, как сказал.
Зоммер ушел, но деньги все же сунул.
<