Судьба Темного Меча
Шрифт:
— И чародеи, которые живут в деревне, об этом знают?
Допрос продолжался. У Сарьона заболела голова. Он так хотел, чтобы снова стало тихо, чтобы в голове больше не звучал назойливый голос епископа. Но каталист не знал, как избавиться от этого голоса — разве что разбить голову о стену. Он закусил губу и ответил:
— Нет. Джорам хорошо научился скрывать свою неполноценность. У юноши ловкие руки, и он изрядно поднаторел в создании иллюзий. Вероятно, его научила этому та женщина, которая заменила ему мать, — Анджа. Джорам знает, что с ним случится, если кто-нибудь узнает. Даже здесь, среди Мертвых и отверженных, его в лучшем случае изгонят из общины, а в худшем — убьют. Но ведь Блалох наверняка докладывал вам об этом...
Каталист начал раздражаться.
— Блалох знает то, что ему необходимо знать, — ответил Ванье. — Признаю, у меня были определенные подозрения, и он сделал то, что следовало, — чтобы либо подтвердить, либо опровергнуть их. Я не счел нужным обсуждать с Блалохом этот вопрос.
Каталист нетерпеливо поерзал на стуле и пробормотал:
— Однако вы сочли нужным обсудить это со мной...
— Да, отец Сарьон. — Теперь голос епископа звучал холодно и твердо. — Я почувствовал в тебе расположение к этому юноше, растущую привязанность к нему... Эта привязанность — губительный яд, разрушающий твою душу, Сарьон. Ты должен избавиться от нее, должен очистить душу от скверны. Да, наверное, я отправил тебя туда для того, чтобы ты подтвердил давние мои опасения. Теперь тебе известна тайна, Сарьон. Ужасная тайна! Если станет известно, что истинный принц жив, наши враги получат над нами преимущество. Опасность столь огромна, что трудно даже представить. Подумай, Сарьон, что будет, если об этом станет известно — о том, что истинный принц Мертв? В самом лучшем случае — начнется бунт. Правящий дом будет низвергнут и изгнан. Мерилон окажется ввергнут в хаос и падет жертвой Шаракана! Ты ведь наверняка все это понимаешь, Сарьон!
— Да, ваше святейшество. — Сарьон снова попытался облизать пересохшие губы, но язык тоже высох и, казалось, превратился в терку. — Понимаю.
— Значит, ты понимаешь, почему так важно, чтобы Джорам был доставлен к нам.
— Почему это не было так важно прежде? — спросил Сарьон. От холода, жажды и усталости он почему-то вдруг расхрабрился. — Джорам все время был здесь, и ваш Блалох тоже. Этот Блалох — колдун, Дуук-тсарит! Если бы вы приказали, он мог бы доставить вам Джорама хоть целиком, хоть по кусочку! И вообще, зачем возиться, зачем тащить Джорама в Купель? Если он так опасен, просто избавьтесь от него — и все! Его ведь так легко убить, особенно Блалоху! — В голосе Сарьона звучала горечь. — Зачем впутывать в это меня...
— Твое участие необходимо, чтобы доказать истину, ответил Ванье. — До недавнего времени я лишь предполагал, что этот мальчишка может оказаться принцем. Твои «факторы» хорошо сложились вместе — как я и предполагал. А что касается убийства Джорама... Церковь не занимается убийствами, отец Сарьон.
Сарьон повесил голову. Он заслужил этот упрек. Хотя каталист утратил веру и в церковь, и в бога, он не мог найти в своем сердце веры и в то, что епископ Тимхаллана способен приказать кого-то убить. Даже младенцев, признанных Мертвыми, не убивали, а отправляли в Палату Ожидания, где они спокойно спали, изъятые из мира, в котором им не было места. А убийство молодого дьякона — это ведь дело рук Блалоха. Сарьон охотно поверил, что епископу трудно держать в узде колдуна. Дуук-тсарит живут по своим собственным законам.
— Я хочу кое в чем признаться тебе, отец Сарьон. — Мысли епископа, прозвучавшие в голове Сарьона, казались вымученными и исполненными боли. Каталист поморщился — ему тоже было больно. — Я скажу тебе это, чтобы ты мог яснее все понять. Если бы этот скверный мальчишка не нашел темный камень, я позволил бы ему спокойно прожить жизнь среди чародеев — по крайней мере до тех пор, пока не пришло бы время двинуть против них все наши силы. Разве ты не понимаешь, Сарьон? Джорам так легко мог затеряться среди них — и мы бы избавились от всех этих опасностей сразу, одним ударом, не беспокоя народ понапрасну. Покарали бы Шаракан, наказали бы мятежных чародеев Темного искусства, избавились бы от Мертвого принца. Это все должно было быть так просто, Сарьон.
И снова повисла особенная тишина. Сарьон вздохнул и закрыл лицо ладонями. Епископ Ванье опять заговорил — очень тихо, почти шепотом.
— И все еще может быть так просто, отец. Судьба Мерилона в твоих руках — а может быть, и судьба всего мира.
Испуганный каталист вскинул голову и начал возражать:
— Нет, ваше святейшество! Нет! Я не хочу...
— Не хочешь брать на себя такую ответственность? — мрачно уточнил Ванье. — Боюсь, у тебя нет выбора, Сарьон. Ты допустил ошибку, и тебе придется за нее расплачиваться. Видишь ли, я кое-что знаю о темном камне. И я знаю, что Джорам не научился бы его использовать, если бы ты ему не помог, каталист.
— Ваше святейшество... Я не понимаю... — пробормотал несчастный Сарьон.
— В самом деле, Сарьон? Может, разумом ты и смирился с тем, что сделал, но в душе знаешь, что грешен! Я чувствую твою вину, сын мой, вину, которая разрушила твою веру. И ты не избавишься от этой вины до тех пор, пока не исполнишь свой долг. Приведи мальчишку ко мне, предай его в руки церкви — так ты облегчишь страдания своей истерзанной души, и в ней снова воцарится прежний покой.
— А... А что будет с Джорамом? — нерешительно спросил Сарьон.
— Это не должно тебя заботить, отец, — сурово ответил Ванье. — Он дважды нарушил наши самые святые законы — совершил убийство и принес в мир ужасающую, демоническую силу. Вспомни о своей собственной душе, Сарьон, подумай о ее спасении!
«Если бы я только мог...» — устало подумал Сарьон.
— Отец Сарьон! — Теперь Ванье явно разозлился. — Я чувствую в твоей душе сомнения и смятение — вместо смирения и раскаяния!
— Простите меня, ваше святейшество! — Сарьон сжал виски ладонями. — Все это случилось так внезапно! Я не понимаю... мне нужно время, чтобы обдумать и... и решить, как правильнее всего поступить... — У него в голове вдруг промелькнуло внезапное подозрение. — Ваше святейшество, но как получилось, что Джорам остался среди живых? Как эта Анджа...
— Что такое, отец Сарьон? Снова вопросы? — резко перебил его епископ. Потом Ванье замолчал, и снова повисла напряженная, тяжелая тишина. Епископ ждал.
Сарьон с трудом сглотнул, хотя во рту было совсем сухо и чувствовался привкус крови. Он попытался отогнать непрошеные мысли, но вопросы не отступали — настойчивые, упорные. Наверное, Ванье почувствовал это, потому что следующие мысли епископа словно окутали Сарьона теплым одеялом.
— Возможно, ты и прав, отец Сарьон, — мягко сказал Ванье. — Тебе нужно время, чтобы подумать. Признаю, я слишком нетерпелив. Этот вопрос настолько важен для меня, а опасность столь велика, что я сделался жестоким. Но еще день-другой ничего не изменит. Я свяжусь с тобой сегодня вечером, чтобы договориться обо всем окончательно. Палата Предосторожности дает мне возможность найти тебя в любое время, в любом месте. Как в старинной пословице — мысли мои всегда с тобой.
Сарьон содрогнулся. Ему стало очень неуютно, когда он осознал смысл сказанного епископом.
— Это большая честь для меня, ваше святейшество... — пробормотал каталист.
— Да пребудет с тобой Олмин, да направит он твои стопы на верный путь.
— Благодарю, ваше святейшество.
Снова наступила тишина, и на этот раз Сарьон понял, что голоса епископа у него в голове больше нет. Каталист неуклюже сполз со стула, проковылял через комнату и снова растянулся на лежанке. Он завернулся с головы до ног в тонкое, истертое одеяло, но все равно дрожал, и от холода, и от страха. Бледные лучи восходящего солнца проникли сквозь зарешеченное окно. Но этот яркий, насмешливый свет совсем не принес с собой тепла. Наоборот, в камере как будто стало еще холоднее. Сарьон тупо смотрел на пляшущие в холодном свете тени и пытался понять, что с ним сейчас произошло.