Судьба Темного Меча
Шрифт:
Озадаченный Сарьон откинулся на подушки, не сводя взгляда с лица епископа. Он не доверял этому человеку. Как он мог ему верить? Но, глядя сейчас на епископа, Сарьон не находил ни малейших признаков лицемерия и коварства. Перед ним был растолстевший старик, с бледным и дряблым лицом, который нервно шарил пухлыми руками по подлокотникам кресла.
Епископ Ванье тяжело вздохнул.
— Давным-давно, под конец ужасных Железных войн, в королевстве Тимхаллан царил хаос. Ты знаешь это, Сарьон. Ты читал книги по истории. Мне нет нужды вдаваться в подробности. Именно тогда мы, каталисты, поняли, что нам наконец предоставляется возможность взять под контроль разобщенный мир и, используя наше могущество, соединить разрозненные осколки. С тех пор каждый город-государство продолжал оставаться самостоятельным, но их объединяло одно — все они находились под нашим бдительным присмотром. Дуук-тсарит стали нашими глазами и ушами, руками и ногами. В этом мы преуспели. И на долгие столетия в Тимхаллане воцарился мир. Ничто не угрожало миру в королевстве — до сих пор. — Епископ вздохнул и беспокойно поерзал в кресле. — Шаракан! Эти глупцы! Каталисты-отступники вздумали освободиться от тирании своего собственного ордена! Король советуется с чародеями Темных искусств...
Сарьон почувствовал, что сгорает от стыда. Теперь настала его очередь беспокойно ерзать на кровати. Но он не отвел взгляда от лица епископа.
— Обычно... — Ванье взмахнул пухлой рукой. — При обычных обстоятельствах мы легко уладили бы эту проблему. В прошлом уже возникали подобные неурядицы. Конечно, не настолько серьезные, но мы справились с ними с помощью Дуук-тсарит, Дкарн-дуук и Поля Состязаний. Но сейчас... Сейчас все по-другому. Вмешался еще один фактор. Дополнительный фактор...
Ванье снова умолк. На его лице явственно отражалась внутренняя борьба — собственно, не только на лице, но и во всем теле. Он нахмурил брови. Мясистые руки так вцепились в подлокотники кресла, что костяшки пальцев побелели.
— То, что я собираюсь тебе рассказать, Сарьон, это уже не история.
Сарьон напрягся.
— Чтобы лучше направлять правителей городов-государств, каталисты прошлого, времен сразу после Железных войн, пытались заглянуть в будущее. Сейчас у меня нет ни времени, ни потребности объяснять тебе, как они это делали. Эту способность мы утратили. Может быть, оно и к лучшему... — Ванье снова вздохнул. — Как бы то ни было, епископы тех времен вместе с немногими уцелевшими Прорицателями использовали эту могущественную магию, которая включала в себя прямое общение с самим Олмином. И это действовало, Сарьон, — с благоговейным страхом сказал епископ Ванье. — Епископу было дано заглянуть в будущее. Но это было не предвидение в обычном смысле этого слова. Не такое предвидение, какое доступно кому-нибудь другому. Тот древний епископ произнес слова перед потрясенными собратьями по ордену, собравшимися вокруг него... «Родится в королевском доме мертвый отпрыск, который будет жить, и умрет снова, и снова оживет. А когда он вернется, в руке его будет погибель мира...»
Сарьон ничего не понял в этом древнем пророчестве. То, что сказал епископ Ванье, напомнило ему сказки, которые домашние маги рассказывают на ночь своим подопечным. Сарьон смотрел на епископа, но тот молчал. Епископ Ванье внимательно смотрел на Сарьона и ждал, когда смысл его слов дойдет до каталиста изнутри. Ванье понимал, что только так и можно постичь глубинный смысл пророчества.
И Сарьон понял. Понимание пронзило его, словно клинок, и потрясло до глубины души.
«Родится в королевском доме... Мертвый... Будет жить... умрет снова... погибель мира...»
— Во имя Олмина! — воскликнул Сарьон. Клинок понимания, пронзивший его, убивал не хуже стального меча. — Что я натворил? Что я натворил? — в отчаянии причитал каталист. В его сердце еще билась дикая надежда: «Он лжет! Он и прежде лгал мне...»
Но по лицу епископа было видно, что он не лжет. На лице епископа Ванье был только страх, сильный и настоящий.
Сарьон застонал.
— Что я наделал? — страдальчески повторял он.
— Ничего такого, чего нельзя исправить! — поспешно сказал епископ Ванье. Он наклонился к каталисту и схватил Сарьона за руку. — Отдай нам Джорама! Ты должен это сделать! Неважно, как это происходит, но древнее пророчество постепенно сбывается! Он был рожден Мертвым, но остался в живых. Теперь у него есть Темный Меч — оружие Темных искусств, которое грозит уничтожить наш мир!
Сарьон покачал головой.
— Я не знаю... — простонал он. — Я не способен думать...
Лицо епископа Ванье налилось отвратительной краснотой, пухлые руки сжались в кулаки.
— Ты глупец! — злобно начал он, но замолчал. «Вот оно что, — испуганно подумал Сарьон. — Сейчас он пошлет за Дуук-тсарит. И что я им скажу? Могу ли я предать его, даже сейчас?»
Но епископ Ванье сумел взять себя в руки и совладал со своим гневом, хотя это стоило ему больших усилий. Он несколько раз шумно вздохнул, разжал кулаки и даже посмотрел на Сарьона с улыбкой. Хотя улыбка епископа скорее напоминала улыбку покойника, чем живого человека.
— Сарьон, — устало сказал епископ Ванье. — Я знаю, почему ты защищаешь этого юношу. И это делает тебе честь. Олмин для того и послал нас в этот мир, чтобы мы любили ближних и заботились о них. И я обещаю тебе, Сарьон, — клянусь всем святым, всем, во что я верю, — что Джорама не убьют. — Красное лицо епископа пошло белыми пятнами. — В самом деле... — пробормотал он, вытирая пот со лба рукавом рясы. — Как мы можем его убить? «Снова умрет»... Так говорится в пророчестве. Мы должны проследить, чтобы он остался жив. И мы об этом позаботимся.
Напряжение немного отпустило Сарьона.
— Да! — прошептал он. — Да, это верно. Джорам не должен умереть. Он должен жить.
— Об этом я и думал, когда он был младенцем, — мягко сказал Ванье, глядя на Сарьона. — Я хотел его воспитать, защитить, охранить. Но эта испорченная, безумная женщина... — Епископ замолчал.
Лицо Сарьона посветлело, его взгляд обратился к небесам.
— Благословенный Олмин! — прошептал каталист. По его щекам текли слезы. — Прости меня! Прости меня!
Сарьон спрятал лицо в ладонях и заплакал. Он чувствовал, как его душа освобождается от тьмы — словно гнойная рана очищается под пальцами Телдара.
Епископ Ванье улыбнулся. Он встал с кресла и подошел к постели Сарьона. Присев на кровать рядом с плачущим каталистом, Ванье обнял его за плечи и притянул к себе.
— Ты прощен, сын мой, — мягко сказал епископ. — Ты прощен... А теперь расскажи мне...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
СРЕДИ ОБЛАКОВ
Вдоль улицы Перевозчиков выстроились в ряд наемные экипажи, поджидая пассажиров. Прекрасные и странные одновременно, они поражали воображение. Чего здесь только не было: крылатые белки, запряженные в расписные ореховые скорлупки, раззолоченные тыквы, влекомые упряжкой мышей (эти всегда пользовались неизменным успехом у юных девушек), и более или менее традиционный набор грифонов и единорогов у солидных экипажей, предназначенных для глав гильдий и прочих, кто предпочитал комфорт внешнему блеску. Спеша убраться поскорее, Джорам выбрал первую повозку в ряду — огромную ящерицу, которая, по замыслу мага-создателя, должна была напоминать дракона. Но Симкин заявил, что сие творение есть не что иное, как проявление дурного вкуса (чем зацепил возчика за живое), и пошел вдоль ряда экипажей, придирчиво рассматривая каждый из них.
Они остановились возле черного лебедя, увеличенного Кан-ханар до невероятных размеров. Некоторое время Симкин задумчиво и презрительно изучал повозку, пока Джорам кипел от негодования и нетерпения, после чего экипаж был признан сносным.
— Берем, — горделиво, кивнул Симкин владелице повозки.
— Куда вы направляетесь? — поинтересовалась возница.
Это была молодая женщина, облаченная в костюм из белого лебяжьего пуха. Ее глаза волшебным образом были изменены так, что напоминали птичьи.