Судьба Темного Меча
Шрифт:
— Ах! — внезапно заметил Симкин, взглянув на Джорама. — М-м-м... Наверное, я понял, в чем дело... Да, несомненно. Понимаешь... — Он придвинулся к юноше поближе и заговорил, заслоняя губы оранжевым платком: — Этот ребенок не умер. Он родился вполне живым, даже очень живым, как об этом рассказывают. Орал во все свое маленькое горло на протяжении официальной церемонии и в конце концов обгадил епископа. — Симкин замолчал, выжидательно глядя на Джорама.
Лицо юноши помрачнело, по нему пробежала темная тень.
— Ну что, теперь понял? — тихо спросил Симкин.
— Ребенок родился Мертвым, как и я, — хриплым голосом сказал Джорам.
Он опустил взгляд и сцепил руки за спиной, сжав их так крепко, что побелели костяшки пальцев. Джорам заметил, что отражается на хрустальном полу, словно в зеркале. Огни Мерилона, сиявшие далеко внизу, просвечивали сквозь его полупрозрачное, призрачное тело. Призрак мрачно смотрел на Джорама.
— Ш-ш-ш! — снова зашипел на него Симкин. — Да, он родился Мертвым. Но разве так, как ты, милый мальчик? — Он покачал головой. — Нет, он был не таким, как все прочие дети, которые родились в этом мире. Судя по слухам, которые до меня доходили, в его случае Мертвый — это даже преуменьшение. Ребенок не просто не прошел одно из Испытаний. Он не прошел все три Испытания! В нем вообще не было ни капли магии!
Джорам не поднял взгляда.
— Может быть, он не так уж и отличался от некоторых других, как ты думаешь, — пробормотал он.
Очередь медленно продвигалась все ближе и ближе к императорскому алькову. Пристально глядя на свое отражение, Джорам не заметил быстрого, проницательного взгляда, которым окинул его Симкин. Не заметил он, и как Симкин задумчиво покачал головой, поглаживая мягкую каштановую бородку.
— Что ты сказал? — беззаботно переспросил Симкин, притворяясь, что высмаркивается в оранжевый шелковый платок.
— Ничего, — буркнул Джорам и встряхнулся, будто желая пробудиться от кошмарного сна. — Когда же мы наконец туда дойдем!
— Потерпи, мой милый мальчик, — посоветовал Симкин. Он приподнялся над полом на пару дюймов, посмотрел через головы собравшихся и опустился обратно. — Смотри, отсюда уже виден императорский трон. Если повезет, ты можешь даже разглядеть императорскую голову.
Джорам вытянул шею и увидел, что за время этого разговора они подошли к трону гораздо ближе. Он увидел хрустальный трон и несколько раз заметил, как император поворачивает голову, обращаясь к гостям, которые стояли перед ним или вокруг него. Джорам мельком увидел даже императрицу, которая сидела по правую руку от императора — поскольку наследование в династии передавалось по ее линии. Но императора юноша видел гораздо яснее, и, радуясь, что можно чем-нибудь занять ум, Джорам с интересом принялся наблюдать за тем, что происходит впереди.
Император сидел на хрустальном троне, в хрустальном алькове, и казалось, что он невесомо парит среди звезд. Облаченный в ослепительно-белые траурные одежды, освещенный яркими лучами света, струившегося сверху, император не просто походил на одну из звезд — он затмевал собою самые яркие из них. После роскошного, причудливого убранства, которое Джорам видел в других помещениях дворца, хрустальный трон и альков поражали своими простыми, изящными очертаниями и отсутствием каких-либо украшений. Хрусталь струился вокруг императорской четы, словно чистая родниковая вода, и только отблески света на гранях хрусталя свидетельствовали о том, что их окружает что-то плотное и реальное.
И тогда Джорам улыбнулся. Оглядев хрустальный зал, он понял, что все это сделано намеренно! Даже кресло, в которое рухнул несчастный толстый каталист, — теперь оно осталось в нескольких сотнях футов позади — было сделано из волшебной ткани, которая казалась прозрачной. Ничто, ни один материальный предмет не должен был отвлекать внимание от единственной реальности, которая существовала для императорских подданных, — от самого императора и его супруги, императрицы.
Джорам и Симкин приблизились к трону настолько, что уже могли расслышать обрывки разговоров в толпе, если гости говорили не шепотом. Джорам с интересом прислушался. Он привык составлять мнение о людях быстро, и зачастую это мнение оказывалось нелестным. При первой встрече с императором юноша счел его крайне надменным, напыщенным и ограниченным человеком, который не замечает ничего, кроме собственной персоны, и, образно говоря, не видит дальше своего носа. Но теперь, прислушавшись к репликам, которые подавал император, Джорам вынужден был признать, что ошибся.
Император был умен и проницателен, а если и держался холодно и отстраненно, то только для того, чтобы соблюсти дистанцию между собой и подданными. Похоже, ему вовсе не нужны были герольды, чтобы называть имена приглашенных, которые подходили к нему. Многих гостей император называл дружескими прозвищами, а не полными именами и титулами. Более того, у него находилось несколько слов для каждого из них — он расспрашивал родителей об их любимых детях, заговаривал с каталистом о той науке, которую тот изучает, обсуждал дела минувших дней со стариками, будущее — с молодежью.
Джорам с растущим восхищением следил за императором, удивляясь его способности вести беседу: учитывая количество людей, с которыми императору приходилось встречаться каждый день, его память, наверное, была поистине феноменальной. Джорам вспомнил свою первую встречу с императором. Он вспомнил, что тогда взгляд императора как будто поглотил его целиком, и на несколько секунд внимание высочайшей особы полностью и безраздельно сосредоточилось только на нем одном. Джорам вспомнил, как он тогда смутился. Это было неприятное ощущение — но теперь юноша понял, почему так случилось. Для императора память значила почти то же самое, что для Сарьона — математические уравнения. Джорам и сам до определенной степени умел манипулировать людьми, поэтому смог заметить и оценить талант настоящего мастера.
И еще Джорам знал — сперва он узнал это от матери, потом это подтвердил лорд Самуэлс, — что больше всего на свете император заботится о своей супруге, императрице. Очередь снова продвинулась вперед, и Джорам перевел взгляд с императора на его царственную супругу. Всю свою жизнь Джорам слышал о несравненной красоте этой женщины, выделяющейся даже на фоне прекраснейших красавиц императорского двора. Красота императрицы была природной и не нуждалась в магических улучшениях. Любопытство юноши подогревало и предупреждение Симкина.
«Не смотри на императрицу».
Слова Симкина эхом отдавались в голове Джорама, но юноша все же незаметно шагнул в сторону от очереди, чтобы взглянуть на женщину, которая сидела на хрустальном троне рядом со своим мужем. А потом очередь снова передвинулась вперед, и Джорам ее увидел.
Юноша затаил дыхание. Слова Симкина мгновенно вылетели у него из головы. Вместо этого вдруг вспомнилось, как описывала императрицу Анджа: «Волосы черные и блестящие, как вороново крыло, кожа белая и гладкая, словно грудь голубки. Глаза темные, искристые, а лицо настолько совершенной формы, будто его сотворили мастерским заклинанием. Она движется так грациозно, как ива раскачивается под ветром...»