Судьба Вайлет и Люка
Шрифт:
энергии. На секунду больше не было ни бритв, ни игл, ни дыры в сердце. Мое тело и
разум были едины. Это был первый момент спокойствия, которое я почувствовала за
долгое время, и это было тихо и мучительно красиво.
В дальнейшем, это вошло в привычку. Я просыпалась в панике и, выбежав из комнаты, падала с лестницы. Я делала это специально, хотя знала, что это — полное безумие, но так я чувствовала себя лучше. Приемные родители спали крепко и поначалу не замечали, но периодически я случайно будила их. В первый раз мне поверили, что я была сонной и запуталась, но на шестой или седьмой раз, они начали подозревать, что что-то не так и начали задавать вопросы. И я сказала
погружалась в воду до тех пор, пока мои легкие не начинали гореть. Я знала, что то, что делала, было опасно, но мне было все равно. Лучше уж так, чем чувствовать бритвы. И иглы. И не поддающуюся исцелению дыру в сердце.
Вода была холодной, но было не слишком глубоко, и я быстро достигла дна. Я позволила себе коснуться земли, мои колени прижались к грязному дну. Мои руки взметнулись в стороны, волосы попали в лицо. Свет луны над моей головой красиво искажался сквозь рябь воды. Все звуки потонули в тишине. Вода. Ночь. Я оставалась неподвижной до тех пор, пока мои легкие не начали грозить взорваться. До тех пор, пока не начала кружиться голова. До тех пор, пока реальность не начала покидать меня. До тех пор, пока я не достигла точки, после которой бы перестала существовать. И я рвану наверх. Пузырьки затопили мой рот, пока я всплывала, работая ногами. Я вытянула руки наверх, и через мгновение, вода расступилась, и я оказалась на поверхности, хватая ртом воздух.
Адреналин начал тонуть в моем теле, пока легкие боролись, чтобы дышать — чтобы жить.
Вода стекала по моим волосам на лицо, пока я дрейфовала на спине в воде, смотря вверх, на луну, моя грудь поднималась и опускалась, мое тело было на половину скрыто в воде.
Глава 6
Люк
Мне было семь лет, когда я понял, что в моем доме происходит что-то не нормальное. Это не было чем-то, что я начал изредка замечать. Это было внезапное осознание, когда моя мать объявилась посреди ночи после того, как отсутствовала где-то в течение нескольких часов. Она сходила с ума, болтала о том, что ей жаль. Я думаю, что она была под кайфом, и казалось, что на ее руках и одежде была кровь, но когда я спросил ее об этом — хотя я был чертовски напуган ее поведением — она только обнимала меня в течение нескольких часов, качая меня, как ребенка, и шептала мне, что все будет хорошо. Дело в том, что с этого момента ничего уже не было в порядке. В принципе жизнь все еще была нормальной, но жить было можно, только пока у меня в организме был достаточный уровень алкоголя, чтобы испорченные части моей жизни не казались реальными. Пока я контролирую то, что я делаю, я в порядке. Проблема в том, что в последнее время контроль, над которым я так усердно работал, ускользает сквозь мои пальцы.
Учебный год заканчивается через несколько дней, и близится тот день, когда я должен отправиться домой, обратно в адскую дыру, где все не так, как надо, и я снова чувствую себя проклятым ребенком. Кайден уже упаковал большую часть своих вещей, его часть комнаты была заставлена заклеенными коробками. Он сейчас в общежитии Келли, помогает ей, а я еще даже не начал заниматься сбором вещей, кровать все еще заправлена, моя одежда все еще в комоде. Я серьезно подумываю о том, чтобы поджечь его и жить в своем грузовике. Я даже не удосужился поговорить с отцом с момента нашего последнего
— Послушай, мне жаль, что я разбиваю тебе сердце или что-то в этом роде, — я хожу по своей маленькой комнате в общежитии между двумя кроватями, прижимая телефон к уху и качая головой почти при каждом ее слове, — Но я серьезно собираюсь остаться здесь. — Моя жизнь и так полона дерьма. Мне официально негде остановиться. Все квартиры в аренду стоят слишком дорого. На данный момент я ищу соседку по комнате, но не могу найти. Это просто неподходящее время или что-то в этом роде, и я чертовски ненавижу это, потому что я не хочу возвращаться в свой родной город, Стар Гроув.
— Люки, — начинает она. Ненавижу, когда она меня так называет, и даже сейчас меня от этого тошнит. — Тебе нужно вернуться домой и позаботиться обо мне. Я снова начала принимать лекарства, и мне нужна твоя помощь.
— Какие? — пренебрежительно говорю я, пиная ножку своей кровати. Желание пробить дыру в чем-то поднимается во мне, как пламя, горящее в луже бензина. — Твой героин? Твои раздавленные обезболивающие? Кола? Виски? Которые из них, мама?
— Ты ведешь себя так, будто не понимаешь, что мне это нужно, — говорит она обиженно. — Да. Мне это нужно, Люки. Мне это нужно больше всего на свете, иначе я слишком много думаю, а когда я слишком много думаю, случаются плохие вещи. Ты знаешь это.
— Плохое случается независимо от того, чем ты занимаешься. — Я снова и снова ударяю ботинком по ножке кровати, кровать врезается в стену, и моя нога начинает болеть. Блядь! — И ты знаешь, что я слишком взрослый, чтобы верить в это дерьмо, мама. Я знаю, что ты употребляешь наркотики по той же причине, что и все остальные в этом мире, чтобы сбежать от того, от чего ты бежишь. Это не какой-то врачебный рецепт, как ты меня убедила, когда мне было шесть лет.
— Но это так, милый. — Голос у нее высокий, как будто она разговаривает с ребенком. — Врачи просто еще не поняли, что мне это нужно.
Я ненавижу ее. Я ненавижу себя за то, что так ненавижу ее. Я ненавижу ненависть внутри меня и то, как я не могу контролировать себя. Я ненавижу, что каждый раз, когда я приближаюсь к кому-то хоть на отдаленное расстояние, я думаю обо всех ужасных вещах, которые она заставила меня сделать, об аде, через который она меня заставила пройти.
— Ты знаешь, что я думаю, — говорю я и прислоняясь к стене. — Я думаю, что ты употребляешь слишком много «лекарств» и теперь потеряла связь с реальностью. — Я замолкаю, гадая, как она ответит. Обычно я не так прямолинеен с ней, вместо этого избегаю ее любой ценой. Но движение назад достает меня.
— Думаешь, я сумасшедшая? — спрашивает она приглушенным голосом. Я слышу шорох на заднем плане и даже не хочу знать, что она делает. — Это то, что ты думаешь? Мой маленький мальчик думает, что его мать сошла с ума?
Я прижимаю кончики пальцев к виску, мышцы на руках напрягаются от разочарования.
— Я не знаю, что говорю.
— Ты говоришь, как все остальные, — говорит она, и что-то громко стучит на заднем плане.
— Все остальные — кто? — спрашиваю я, закатывая глаза.
— Соседи, — шепчет она и затем делает паузу. — Я думаю, что они следили за мной… И вот эта машина, припаркованная перед домом… Я думаю, что это полиция снова следит за мной.
— Полиция больше не следит за тобой — никогда не следила. Тебя всего один раз допрашивали, черт знает о чем, но ты никогда не расскажешь мне.
— Они тоже, Люки. Они снова преследуют меня.
Я качаю головой, и список "лекарств", которые она принимает, становится короче, потому что лишь немногие из них вызывают у нее паранойю.