Судьба зимней вишни
Шрифт:
Чтобы успокоиться, я сначала съездила к Лельке в парикмахерскую – рассказать о бессовестной выходке Таракана, а заодно сделать свежую укладку. Затем я заглянула в недавно открытый парфюмерный салон, где купила себе аж три бутылочки духов, потом в небольшую кулинарию, где пекли лучшие в городе пирожные, и еще в книжный магазин за новыми детективами, а потом к маме. Все-таки хорошо иметь тихую пристань, где тебе всегда рады!
Мама моей убежденности, что Мадам – это Иллария, не разделила.
– Да ну, какие глупости, Алиса, – укоризненно сказала она. – Ты вроде взрослый
– Да-а-а-а, – жалобно сказала я. – А на какие деньги она тогда живет?
– Не знаю, – пожала плечами мама. – Я никогда об этом не думала, но уверена, что этому есть какое-то очень простое объяснение.
Больше мы не касались этой темы, но по дороге домой я невольно возвращалась к мысли о теневых доходах бывшей свекрови. Решение пришло неожиданно. Не доехав до дома всего пару кварталов, я развернулась и направилась к Илларии.
Не могу сказать, что она была мне рада.
– Добрый вечер, Алиса, – по-царски наклонила она голову, стоя в дверях и даже не приглашая меня войти.
– Иллария Венедиктовна, откуда у вас деньги? – выпалила я, нимало не заботясь о том, что веду себя неприлично.
– Какие деньги? – Иллария надменно выгнула бровь.
– Деньги… На что вы живете?
– Что-то я не понимаю твоего интереса. К моему финансовому благополучию ты не имеешь ни малейшего отношения, и, как мне кажется, не должна задавать мне столь неэтичные вопросы.
– Если их вам не задам я, то очень скоро может задать следователь.
Иллария посторонилась, пропуская меня в квартиру.
– Что ты имеешь в виду? – ледяным тоном спросила она, когда мы оказались в коридоре.
Я объяснила. Иллария побелела так, что даже приобрела синеватый оттенок.
– Правильно ли я понимаю, что мать моего внука, девчонка, которую мой сын из жалости да еще, пожалуй, из похоти привел в мой дом, считает меня убийцей? Я не ослышалась?
– Я не считаю вас убийцей, – храбро возразила я, хотя по спине у меня стекали отвратительные струйки пота. – Я знаю, что Александр Петрович Корчагин подозревал вас в торговле наркотиками. Подозревал настолько серьезно, что даже следил за вами. Вы же сами заметили слежку. А потом его убили. Поэтому я повторю свой вопрос: откуда у вас деньги, Иллария Венедиктовна?
Бывшая свекровь повернулась и с гордо поднятой головой проследовала в комнату. Я услышала звук открывающегося секретера и искренне понадеялась, что она достанет оттуда не пистолет, из которого был застрелен Петрович.
Иллария Венедиктовна вернулась в прихожую с большой коробкой в руках. Внутри лежали ордена. Я ничего не понимаю в наградах, но догадалась, что в руках она держит небольшое состояние.
– Вот. – Иллария зловеще сунула коробку мне под нос. – Вот источник моего скромного благосостояния. Александр Антонович собирал их всю жизнь. Когда его не стало, я начала понемногу их продавать. В конце концов, Артемию после меня достанется квартира, картины, мои бриллианты… Так что я имею полное право обеспечить себе достойную старость. Александр Антонович был бы не против.
– То есть за границу вы тоже ездите на деньги, вырученные от продажи медалей? – на всякий случай уточнила я.
– Да, – устало махнула рукой Иллария. – У тебя еще есть вопросы об источниках моего благосостояния?
– Нет.
– Тогда пошла вон отсюда! Во-о-он!! – заорала вдруг бывшая свекровь так, что я даже отшатнулась. – Во-о-н, и чтоб ноги твоей больше не было в моем доме! Никогда!! Убирайся!!!
Дрожащими руками я нашарила дверной замок, выскочила на площадку и побежала вниз по лестнице. В ушах у меня стоял визг Илларии: «Во-о-о-о-он!»
Я впрыгнула в машину и судорожно повернула ключ в замке зажигания. Машина чихнула. Пришлось повторить попытку, но любимый автомобильчик, который никогда меня не подводил, упорно не хотел заводиться. У меня затряслись руки. Мне нужно было срочно убраться из двора Илларии Венедиктовны!
Самое страшное, что я была вовсе не уверена, что она сказала правду. Конечно, я и раньше видела вблизи ордена. У моей мамы до сих пор хранится коробка с дедушкиными фронтовыми наградами, но фалеристикой (кажется, это так называется) я никогда не увлекалась, а значит, стоимости всего того, что лежало в показанной мне коробке, совершенно не представляла.
Я попыталась снова завести машину, одновременно прикидывая, где смогу получить нужную информацию. Машина снова нахально чихнула. Пожалуй, можно будет порасспрашивать Инку, у нее наверняка найдутся какие-нибудь знакомые.
В сумочке зазвонил телефон. Оказалось, что это Игорь. Я была почему-то страшно рада его слышать.
– Ты разрешила мне звонить, – сказал он. – Вот я и звоню. Как у тебя дела?
– Хуже не бывает. Сижу в сломавшейся машине во дворе бывшей свекрови, которая только что спустила меня с лестницы.
– Я так и предполагал, что когда-нибудь ты до этого допрыгаешься, – заверил Игорь.
– Не клевещи на девушку. Лучше скажи, ты не собираешь ордена?
– Тебя интересует, не фалерист ли я, или ты считаешь, что меня можно считать орденоносцем?
– Честно говоря, я бы не удивилась, узнав, что у тебя есть парочка-другая медалек, но сейчас я увлеклась орденами в виде коллекции.
– Нет, я, к сожалению, не увлекаюсь никаким коллекционированием. А что?
– Понимаешь, – решила сказать правду я. – Моя свекровь утверждает, что живет, продавая коллекцию своего мужа. А я, признаться, не совсем понимаю, можно ли на такой доход по четыре раза в год ездить за границу.
– Если ты заинтересовалась доходами бывшей свекрови, значит, она правильно спустила тебя с лестницы, – рассудительно заметил Игорь. – Считать чужие деньги неприлично. Но если ты готова выслушать небольшую лекцию про ордена и медали, то я готов приехать и тебя просветить.
– Приезжай, пожалуйста, просвети, – обрадовалась я. – А то я совсем запуталась.
Игорь отключился, а я снова повернула ключ в замке зажигания. Машина чудесным образом завелась, и я поехала домой, гадая, чему я рада больше – предстоящим ответам на мои вопросы или самому визиту Игоря.