Судьбе наперекор
Шрифт:
Мы с Михаилом вошли в кабинет, и я искренне порадовалась, что за дымчатыми стеклами моих очков сидящий за столом мужчина не сможет увидеть выражение моих глаз. Ну и рожа! Не дожидаясь приглашения, я прошла и села на стул рядом с длинным столом для заседаний, стоящим вдоль стены.
— Николай Сергеевич, это... — начал Михаил.
Но Наумов перебил его:
— Уже понял. Между прочим, могла бы, войдя, и поздороваться.
— Могла бы, если бы ты поднялся мне навстречу,— спокойно ответила я.
Наумов откинулся на спинку
— А папенькина голова, кстати, именно на этом столе и стояла.
— Знаю. Жаль, не сообразила цветочков купить — возложила бы с превеликим удовольствием,— с не меньшим ехидством ответила я.
Я вовсе не собиралась начинать разговор с такого откровенного хамства, но говорить вежливо с этим человеком было свыше моих сил, настолько он был омерзителен. Удав Каа из мультфильма о Маугли был просто красавец по сравнению с ним. А Наумов был действительно похож на змею: крошечные злые глубокосидящие бледно-голубые глазки под тяжелыми надбровными дугами и низким лбом, переходящим в раннюю лысину, выпирающие скулы, маленький приплюснутый нос с вывернутыми ноздрями и острый подбородок, и все это в бледно-серых тонах: что кожа, что брови, что остатки волос.
— Что, любуешься? — издевательски спросил он.
— Да уж! Красота тебя не сгубит! Что, у Богданова ни на кого более симпатичного денег не хватило? — поинтересовалась я, закуривая.
— Да кто бы еще согласился с этой шалавой связаться, с ее дочками дебильными?— вскочил с кресла Наумов, напоминавший змею даже фигурой.
— Подробности можешь опустить. Как говорит один мой знакомый: «Не стыдно продаться, стыдно продаться дешево»,— процитировала я Панфилова.— Ну и как ты сам считаешь: продешевил или нет, когда на ней женился?
— А я не на ней женился, а на заводе! — огрызнулся он.— Кто же знал, что так повернется?
— Ладно, время — деньги, а мое время стоит очень дорого. Что тебе от меня надо?
— Хочу предложить тебе этим делом заняться. О деньгах не беспокойся: заплачу, сколько скажешь. Этих двух дармоедов тебе в помощь дам — пусть хоть на побегушках свои долги отрабатывают. Ну и мальчиков, конечно, чтобы самой руки не пачкать. Как?
— А зачем тебе это? Ты что, местью пылаешь или думаешь, что сам в списке следующий?
— Какой местью?! Скажешь тоже, местью! Я боюсь! Понимаешь? Боюсь! — крикнул он.— Я не знаю, откуда в этой истории ноги растут! Я не знаю, чего мне ждать и ждать ли вообще! Я не понимаю, что происходит! Если бы предъява какая-нибудь была, наезд, то все ясно, разрулили бы. Так ведь нет ничего, вот что страшно-то!
— А чего ты боишься? У тебя мордоворотов, как грязи.
— А ты думаешь, у папеньки меньше было?! — взорвался он.— И ведь, главное, не дали этой вонючке своей смертью сдохнуть, а ему и оставалось-то всего ничего.
— Это о ком это ты так ласково?
— О Богданове, о ком же еще! Он же от рака загибался, ему больше месяца ни
— Что оформить?
— Да то, что он уходит и меня вместо себя оставляет,— отмахнулся он — не это его сейчас волновало.— Ну что, возьмешься?
При одной мысли о том, что нужно будет копаться в истории этой семейки, я сама передернулась не хуже Наумова и, поднимаясь, сказала:
— Нет. У меня на ближайшее будущее совсем другие планы.
— Катитесь отсюда! — рявкнул он на Чарова и Солдатова, которые все время нашего разговора тихо, как мышки, просидели в уголке.—.Слушай,— сказал он, дождавшись, когда они выйдут,—все говорят,—тут он кивнул на то место, где они сидели,—что ты человек прямой. Скажи, может за всей этой историей Матвей стоять? Понимаешь, хоть Мишка и талдычит, что таких специалистов не существует, но не с Луны же они свалились? А у Матвея, если хорошенько в закромах покопаться, все что угодно найти можно. Может, перетерла бы ты с Матвеем, если это, конечно, он, чего ему от меня надо,— все же знают, что ты с ним по корешам.
— Я Чарову уже говорила, но, если надо, могу и тебе повторить — Павел Андреевич здесь ни при чем. Что еще?
— А чего тут еще? — вздохнул Наумов, и на какую-то секунду мне стало его жалко — такой испуганный был у него вид, но это чувство быстро прошло.— Мне, конечно, и так на безбедную жизнь хватит, но и наследство упускать не хочется. Мне бы только эти полгода до декабря продержаться, а там... Свинтил бы я отсюда подальше, да с концами... И гори оно все синим пламенем — мне жизнь дороже.
— Полгода? — задумчиво сказала я.— Ну, тогда напиши завещание и укажи в нем, что все, что у тебя уже есть, и то, что тебе еще только предстоит от твоих в бозе почивших родственничков унаследовать, ты оставляешь государству. И рассказывай об этом всем, кто спросит и не спросит. Если дело только в деньгах, если это не что-то личное, то люди будут знать, что ничего от твоей смерти не выиграют, а значит, и смысла связываться с тобой у них не будет. Вот тогда, может, сам в живых и останешься.
Наумов задумался, что-то прикинул в уме и расхохотался.
— Слушай, а ведь эти дармоеды правы оказались, когда говорили, что ты можешь дать дельный совет. Не зря я их все-таки кормлю,— и радостно заявил: — Ты с меня имеешь! А если мальчики нужны будут для какой-нибудь работы — позвони, дам.
Полная отвращения к самой себе от совершенного только что для этого мерзавца доброго дела, я вышла из кабинета и увидела дожидавшихся меня в приемной Чарова и Солдатова.
— Михаил Владимирович, проводите меня до машины, если вас не затруднит,— сказала я, делая вид, что не замечаю Пончика, с которого это было, как с гуся вода, потому что он приветливо ко мне обратился.