Судьбе загадка (сборник)
Шрифт:
Соврищев наконец проснулся и сел на кровати.
— Разве приехали? — пробормотал он. — Носильщик! Эй! Носильщик!
— Дурак! — прошипел Лососинов.
— А! — сказал Соврищев, потягиваясь. — Это ты, Лососинов. Тьфу… Во рту сукно какое-то…
— Идиот! Мерзавец… Война объявила Германию России. Понимаешь? Немцы подходят к Москве. Понимаешь? Тебя сейчас повесят. Понимаешь? Взорвут снарядом. Понимаешь? Сонная свинья! Баран!
Соврищев начал одеваться, стуча зубами и
— Ну, скорей! — кричал Лососинов, сам вдохновляясь своей ложью и швыряя ему штаны: надевай!., без белья можешь одеваться, не замёрзнешь… Я не ручаюсь, что немцы уже не заняли предместий… Слышишь гул орудий?
Соврищев машинально надел брюки.
Лососинов напялил на него пиджак, затянул на голой шее галстук с такой силой, что Соврищев захрипел и чуть не задохся, и потащил его к выходу…
— А умыться… а кофе, — бормотал тот, с ужасом сторонясь от чучела.
— Дурак! Видишь, я в военной фуражке… Кофе. Вот убьют тебя немцы, тогда узнаешь кофе… живо!..
И, наслаждаясь местью, он чуть не спустил его с лестницы.
На улице Соврищев немного опомнился и, зевая, пошёл, куда его вёл Лососинов.
— Видишь толпы людей, — говорил тот, — слышишь, как они кричат и поют… А ты, байбак, баба, нюня!..
— В самом деле война? — спросил Соврищев. — Я думал, что ты вола вертишь.
Лососинов начал придумывать новое обидное прозвище, когда часть толпы хлынула вдруг в переулок и едва не сбила их с ног. Все попадавшиеся навстречу с изумлением глядели на Соврищева, а некоторые так и застывали, не успев допеть гимна.
— Чего они на меня глаза таращат, — пробормотал тот. — Говорил, без шляпы неудобно.
Лососинов поглядел на него и ахнул. На лбу у Соврищева крупными лиловыми буквами написано было: «Немец».
Глава II
ПАЛКИ В КОЛЁСА
Пришлось вернуться.
Теперь праздник был, так сказать, на улице Соврищева, а Лососинов имел вид слегка смущённый.
— Свинья! — говорил Соврищев, стоя перед зеркалом и растирая лоб наслюнявленным пальцем: — Хам! Вот и не оттирается.
— Ну ерунда, ерунда. Как так не оттирается…
— Да… ерунда. Небось японские чернила-то!
— А ты мылом…
— Чтобы глаза защипало.
— Ну разбуди горничную и вели подать горячей воды!
— Разбуди-ка, попробуй!..
— Да ведь у тебя две прислуги… Где кухарка? Да чёрт её знает… Одна спит целый день, а другой никогда дома нет…
— Так ты бы прогнал их. Других бы нанял.
— Да это и есть другие… я каждый месяц прогоняю…
— Я не понимаю! — вскричал Лососинов. — Что это за люди?..
— И потом, — продолжал Соврищев, — пиджаки пошвырял, устроил в гостиной какое-то чучело… Разбирай теперь сам… я не желаю… Ведь прийти кто-нибудь может… Свинья!
— Ну, сегодня все на улице… никто не придёт…
— Дураки на улице, а умные люди дома сидят… Поднял ни свет ни заря…
— Болван! Шестой час.
— Ну и что ж… я, может быть, всю ночь не спал… от мигрени страдал…
— Ну, ну, мойся!..
— И ничего нет, главное дело, — продолжал Соврищев, растирая лоб намыленной зубной щёткой. — Немцы, оказывается, ещё и Варшавы не взяли…
— А ты бы хотел, чтоб взяли?.. Хорош русский! Действительно немец.
— Сам ты немец… иди-ка разбирай чучело… Лососинов пожал плечами и пошёл в гостиную. «Чёрт знает, — думал он, снимая кастрюльку со щётки, — чем приходится заниматься в этот исторический день… Да… трудно воевать с таким народом».
Он понёс в кухню кастрюлю. Горничная проснулась и теперь сидела около окна, подперев щеку рукою и глядя на крышу, на которой кошка старалась поймать голубя.
— Где у вас горячая вода? — спросил Лососинов, в пику ей решив все сделать сам.
— А где же ей быть, — отвечала та с сонной и добродушной улыбкой, — в коробке.
— Я вас серьёзно спрашиваю, — крикнул Лососинов, покраснев от злости, — Где вода?
— В коробке вода.
Лососинов вернулся в комнату Соврищева. Тот продолжал с тоской тереть лоб, перелистывая от скуки «Всю Москву».
— Она к тому же и грубиянка! — воскликнул он. — Издевается. Говорит вода — в коробке.
Соврищев вздохнул, и оба они пошли в кухню. Горничная снова спала на сундуке, с головой укрывшись какими-то юбками.
— Ну вот, — сказал Соврищев, — дурак… Она не спала, надо было пользоваться, а ты даже не потрудился узнать, в какой коробке.
— Да ведь это же нелепость!.. Сам посуди, ну как вода может быть в коробке?.. Просто ты их распустил… Они привыкли, что ты с ними амуришься.
— И неостроумно, — пробормотал Соврищев, — вон коробка какая-то из-под «Эйнема».
— Нет там воды никакой, — сказал Лососинов, заглянув в коробку. — Разбудить её, что ли?
Соврищев безнадёжно покачал головой и опять отправился к зеркалу.
— Пойдём, — предложил ему Степан Александрович, — почти незаметно.
— Спасибо.
— Ей-богу… Если кто не знает, ни за что не разглядит. Хочешь мою фуражку с козырьком?
— Что я, дурак, что ли?