Судьбоносные клинки

Эндрюс Илона

— По крайней мере, у меня есть оправдание, Матиас. Мой отец заставил меня сделать это. Но ты, ты сделал это с собой.

— Нет, я принял стратегическое решение. Это не казалось плохой сделкой. Рано или поздно мне пришлось бы жениться. Кассида красива, умна и обаятельна.

Рамона всплеснула руками.

— Кассида предала тебя!

— Я ничего не говорил о ее преданности. Я обсуждал с ней некоторые вещи до помолвки. Я объяснил, что жизнь потомка полна опасностей, что однажды я могу не вернуться домой, и если у нас будут дети, возможно, ей придется растить их одной. Я пытался дать понять, что работаю безвылазно, но я пообещал, что найду время для нас двоих, и если у нее будут какие-то проблемы, я сделаю все, что в моих силах, чтобы

помочь с ними. Я сказал ей, что если она не хочет выходить за меня замуж, то ей и не нужно этого делать. Я бы позаботился о том, чтобы ее отец не заставлял ее, хотя пять минут наблюдения за Дрюэри и его дочерью сделали до боли очевидным, что он никогда не заставлял ее делать что-либо за всю ее жизнь. Я спросил ее, чего она хочет от этого брака.

У Рамоны было странное выражение лица. Он не был уверен, как его интерпретировать.

— Хочешь, верь, хочешь, нет, но она сказала, что хочет меня. Она была в восторге от того, что станет моей женой в традиционном смысле этого слова. Мы хорошо поладили.

Рамона застонала.

— Ну, конечно, она была полна энтузиазма… Неважно. Пожалуйста, продолжай.

— Казалось, что каждый достигнет своих целей. У меня прекрасная жена и закон, в котором я отчаянно нуждался, у Дрюэри — зять-потомок, а у Кассиды — муж, который будет поддерживать образ жизни, к которому она привыкла. Только после того, как мы поженились, все мы поняли, что никто не получает того, чего хочет. За исключением активаторов. Их то мы получили.

Он покачал головой. Оглядываясь назад, все это показалось идиотизмом.

— Дрюэри оказался огромной помехой, — продолжил он. — Все, к чему он прикасался, становилось испорченным.

— А Кассида? — спросила Рамона.

Он посмотрел на звезды над головой, чувствуя, как знакомое неприятное напряжение наполняет его мышцы.

— Я стал разочарованием для нее.

— Как ты можешь быть разочарованием? — Она казалась оскорбленной из-за него.

— Я думал, мы уже обсудили все ожидания перед свадьбой. Оказывается, меня не воспринимали всерьез. Кассида со своей матерью рассматривали меня как человека, способного все исправить. Мужчину, который при правильном руководстве и направлении стал бы всем, что им нужно.

Ее брови сошлись на переносице.

— И что им было нужно?

— Чего-то совершенно другого.

Она ждала, пока он уточнит.

Ему потребовалось мгновение, чтобы подобрать нужные слова. Он никогда ни с кем не обсуждал это. Он также никогда не планировал обсуждать это, и поэтому, чтобы сложить запутанный клубок мыслей и эмоций в законченные предложения, требовались усилия. Это причиняло боль.

— Сначала я не понимал, в чем проблема, поэтому, когда Кассида начала жаловаться, я попытался сделать ее счастливой. Она сказала, что хочет делать что-то стоящее. Я предложил ей должность в компании, но она отказалась. Она решила заняться благотворительностью, поэтому я выделил ей бюджет. Она потратила часть денег, но становилась все более и более несчастной. Оглядываясь назад, можно сказать, что были зацепки, мелочи, которые в то время казались незначительными. Она жаловалась, что кто-то другой получил место в совете директоров какой-то благотворительной организации вместо нее. Я сочувствовал.

Он понял, что его голос повышается. Он так долго сдерживал разочарование, что оно прорвалось наружу. Он заставил свой голос звучать ровно.

— Она хотела, чтобы я присутствовал на ужине с провинциальным сенатором, но я был слишком занят. Я сказал ей, чтобы она шла одна. Она закатила истерику, первую из многих. Она не могла пойти одна, я должен был быть там. Почему я не мог понять такой простой вещи?

Рамона покачала головой.

— Она хоть поняла концепцию управления семейным предприятием?

— Только когда дело касалось ее семейного бизнеса. — Его слова сочились горечью. Его попытки добиться отрешенности явно терпели неудачу.

— Политики?

— Да.

Она решила спать отдельно. — Он замолчал. Это все еще жалило после стольких лет. Он думал, что с этим было покончено. — Я дал ей пространство. Чем дольше это продолжалось, тем больше я чувствовал, что мне чего-то не хватает. В конце концов, она потеряла терпение и объяснила мне.

— О, я не могу дождаться, — сказала Рамона.

— Быть женой потомка, даже преуспевающего, было недостаточно престижно. Кассида хотела выйти замуж за человека, обладающего «властью».

Рамона расхохоталась.

Внезапно ему стало легче, будто ее смех каким-то образом прояснил абсурдность этого заявления, и теперь только так он мог рассматривать ту ситуацию.

Матиас ухмыльнулся в ответ.

— Ее восприятие власти было сформировано ее воспитанием. Несмотря на всю свою внешнюю утонченность, Кассида довольно замкнута. Ее благотворительные усилия помогли ей войти в высшие эшелоны общества, но она не получила того приема, который получала ее мать. Лучшие места достались супругам политиков. Чтобы быть ценимой, быть важной, она должна была предложить полезный доступ, а никто, кто имел для нее значение, не хотел доступа ко мне. Я должен был стать кем-то, человеком, который мог бы оказывать услуги и дергать за ниточки. Она хотела появиться и заставить все головы повернуться в ее сторону.

— Она когда-нибудь спрашивала тебя, чего хочешь ты? Ты сказал ей, что выполнение того, что она требует, сделает тебя несчастным?

— Да. Я как раз к этому подхожу. Около полугода назад Дрюэри пригласили нас на семейный ужин, во время которого мне объяснили, что вот-вот откроется вакансия младшего сенатора, и я гарантированно ее займу. Я сказал им, что меня это не интересует. Мать Кассиды потребовала ответить, когда я вырасту и начну делать то, что лучше для всех. Я сказал ей, что если она еще раз заговорит со мной подобным образом, это будет последний раз, когда мы встречаемся лицом к лицу. А потом я ушел. Кассида догнала меня у нашего дома. Ты знаешь, когда говорят: «впасть в ярость»? Что ж, в тот вечер я получил наглядную демонстрацию того, что это на самом деле это означает. Она кричала, швыряла вещи, плакала. Я поставил ее в неловкое положение перед родителями. Я был бесполезен и глуп. И неблагодарным за все те ниточки, за которые дергал ее отец. Она ненавидела каждую минуту, когда ей приходилось оставаться со мной в комнате, потому что я был таким невыносимо тупым, что ей хотелось избить меня, пока у меня не пойдет кровь.

— Она психопатка. — Рамона покачала головой. — Если бы она сделала это с Габриелем, он дал бы ей все, что она хочет. Он не создан для такого безжалостного давления. Он бы просто сложил руки и пошел дальше.

Матиас бросил на нее взгляд.

— Ох.

Они разделили несколько минут молчания.

— Так что же произошло? — спросила она.

— После того, как она перестала кричать, я сказал ей, что выбрал свой путь. У меня были обязанности и цели. Я упорно трудился, чтобы моя семья была в безопасности и процветала. Я не был ребенком. Меня не нужно было вести или исправлять. Я не собирался жертвовать будущим своей семьи и собственным душевным спокойствием, чтобы угодить ей или ее семье. Если она хотела получить атрибуты власти, которые так сильно жаждет, то должна была добиться этого сама. Я бы поддержал ее в этом стремлении. Она сказала мне, что это не то, чего она хотела, и что я ужасный человек. Я сказал ей, чтобы она ждала документы о разводе утром.

Он чувствовал себя измученным, просто вспоминая об этом. Это была ночь, которую он никогда не хотел повторять.

— И все же, ты все еще женат, — сказала Рамона, ее голос звучал смиренно.

— Она присоединилась ко мне за завтраком на следующее утро. Она извинялась и раскаивалась. Она сказала, что находилась под большим давлением со стороны своих родителей. Она не хотела развода. Она любила меня и хотела, чтобы наш брак удался. Я согласился дать ему шесть месяцев.

— Зачем?