Судебные ошибки
Шрифт:
— Прискорбно слышать, мистер Эрдаи, — сказал Харлоу. По привычке судья редко поднимал взгляд от своих бумаг и даже в эту минуту выражения сочувствия не изменил своему обыкновению. Артур вел несколько дел о серьезных преступлениях в его зале, и судья всегда выражал одобрение скромной манере держаться и старательности Рейвена. Артур же высоко чтил Харлоу, по учебникам которого учился. Судья был замечательным человеком. Правда, с ним иногда приходилось трудно. Он мог быть капризным, даже вспыльчивым. Харлоу был либералом старого закала, росшим во время Великой депрессии [9] , и видел в каждом, кто не разделял его демократического коммунализма, неблагодарного или жадного ребенка.
9
Кризис 1929 — 1932 гг.
— Были ли вы осуждены за какое-то преступление, сэр? — спросил Артур у Эрдаи.
— Да. Четыре года назад я поссорился в баре с человеком, которого однажды допрашивал, и кончилось тем, что выстрелил ему в спину. Он сам сперва угрожал мне пистолетом, но мне в него стрелять не стоило. К счастью, он остался жив, но я признал себя виновным в нанесении тяжких телесных повреждений и получил десять лет.
Эрно подносил к губам микрофон, напоминавший почерневшую семенную коробочку на стебле. Голос его был хриплым, иногда ему не хватало дыхания, что приводило к паузам. Когда Эрно говорил медленно, официальным тоном, его странный, журчащий акцент был слегка заметнее, чем в разговоре на его излюбленный манер в духе головореза из Кевани.
Артур продолжал выяснять прошлое Эрдаи, начал с его рождения в Венгрии и постепенно дошел до службы в «Транснэшнл». Харлоу старательно делал записи. Готовясь перейти к главному, Артур взглянул на сидевшую рядом Памелу, дабы убедиться, что она не упустила ничего из предварительных вопросов. Сиявшая от предвкушения Памела слегка покачала головой. Артуру даже стало ее чуть-чуть жаль. В первый год практики ей уготован такой триумф, равного которому у нее может никогда не быть. Возможно, после него она никогда не будет удовлетворена тем, чем бывают довольны другие адвокаты. Потом Артур понял, что то же самое можно отнести и к нему. Он с радостью сознавал, что следующий вопрос может изменить его жизнь. И произнес:
— Обратясь памятью к четвертому июля девяносто первого года, мистер Эрдаи, можете сказать нам, что вы сделали в предутренние часы?
Эрно поправил трубку в носу.
— Я убил Луизу Ремарди, Огастеса Леонидиса и Пола Джадсона.
Артур ожидал шума в зале, но вместо этого надолго воцарилась тишина. Перед Харлоу стоял компьютерный экран, на который передавались записи судебных репортеров, и он поднял взгляд, чтобы видеть, как пролетят по нему эти слова. Затем положил ручку и взялся за подбородок. Устремил из-под кустистых седеющих бровей взгляд на Артура. Иного выражения судья не мог себе позволить, но в пристальности его взгляда как будто сквозило восхищение. Представить такое свидетельство накануне казни — по мнению Харлоу, это было воплощением того, что символизирует профессия адвоката.
— Можете задавать очередной вопрос, — сказал судья Артуру.
Возможен был только один.
— Ромео Гэндолф играл какую-то роль в этих убийствах?
— Нет, — спокойно ответил Эрдаи.
— Он при них присутствовал?
— Нет.
— Содействовал в их подготовке?
— Нет.
— Помогал каким-нибудь образом впоследствии замести следы?
— Нет.
Для пущего впечатления
— Мистер Эрдаи, — заговорил Артур, — прошу вас рассказать собственными словами о том, что случилось четвертого июля девяносто первого года, что предшествовало этому и что произошло в ресторане «Рай». Не спешите. Расскажите судье, как вам это помнится.
Ослабевший Эрно взялся за барьер и слегка повернулся в сторону Харлоу. Серый костюм его, слишком толстый для такой погоды, сидел мешком.
— Среди служащих аэропорта, — начал он, — была Луиза Ремарди. Билетная кассирша. О мертвых плохо не говорят, но она была потаскушкой. И я по глупости связался с ней. Знаете, судья, поначалу мне казалось, что это просто для удовольствия, но я втрескался в нее. И тут же начал замечать, что она погуливает на сторону. Это просто сводило меня с ума. Признаюсь. — Эрно слегка распустил узел галстука, а судья, сидевший в высоком кожаном кресле, снял очки, чтобы отчетливее видеть Эр-даи. Эрно задышал глубже, готовясь продолжать.
— Поэтому я начал следить за ней. И ясное дело, как-то ночью увидел то, о чем догадывался. Это было третьего июля. Луиза встречается с каким-то парнем на автостоянке аэропорта в темном углу и запрыгивает к нему в машину. Слушайте дальше и поймете, как я разозлился. Я наблюдал за всем происходящим. За каждым качком. Около сорока минут.
Эрно увлекся рассказом, и Артуру не хотелось прерывать его, но формальности требовали этого.
— Не могли бы вы назвать того человека?
— Нет. Меня, собственно, не интересовало, кто он. Бесило только то, что она скачет на приборе другого. — Раздался смешок, и Эрно вскинул взгляд к судейскому месту. — Прошу прощения, судья.
Харлоу, позволявший себе крепкие выражения в узком кругу, махнул рукой.
— В конце концов Луиза натрахалась и уезжает, я качу за ней. И она останавливается возле «Рая». Ресторана Гаса. Я вбегаю следом. И тут, скажу я вам, начинается сцена. Я обзываю ее шлюхой. Луиза в ответ кричит, что не принадлежит мне, что я женатый и не могу устанавливать разные правила для себя и для нее. Можете представить себе.
Желтовато-бледный Эрно покачал головой и опустил взгляд на ореховый барьер, ограждающий свидетельское место, собираясь с печальными мыслями.
— Само собой, это привлекло внимание Гаса. Насколько я понимаю, он отпустил работников по случаю Четвертого июля и остался один. Гас подходит и гонит меня, а я посылаю его куда подальше. Потом хватаю Луизу, чтобы вытащить наружу. Она вопит, отбивается. Тут снова появляется Гас, уже с пушкой. Знаете, мне приходилось бывать в переделках. И я знал Гаса. Он не мог ни в кого выстрелить. Я ему это и говорю. Тут Луиза выхватывает у него пистолет и говорит: «Да, но я выстрелю».
И она бы выстрелила. Поэтому ее нужно обезоружить. Я пытаюсь вырвать пистолет, и тут — бах. Прямо как в кино. Клянусь, когда пистолет был у Гаса, я заметил, что он на предохранителе, но, видимо, во время борьбы... В общем, у нее дырка прямо посреди туловища. И оттуда дымок. Она опускает туда взгляд с таким выражением — что за чертовщина, а дымок все поднимается. Потом начинает течь кровь.
Гас бросается вызывать «скорую», я говорю ему: «Подожди». — «Ждать? Чего? Чтобы она умерла?»
Судья, мне требовалась минута, чтобы обдумать все. Взять себя в руки. Потому что мне уже ясно рисовалось дальнейшее. Я двадцать лет работал в авиакомпании и представлял все газетные заголовки, какие появятся, стоит только ему снять трубку. «Начальник путается с рядовой служащей», «Глава службы безопасности пускает оружие в ход», «Прощальный жест». Потом нелады с женой. И это еще не самое худшее. На мне уже висел один случайный выстрел. Достанься это дело несправедливому обвинителю, и срок обеспечен.