Судный день
Шрифт:
Глава 3
Гости неохотно покидали теплый трактир, но все же помогли нам перенести покойного графа в каретный сарай. Его тело окоченело, и мы еле отодрали примерзшую к земле одежду. Пышный парик-аллонж совсем сполз с его головы и остался лежать в снегу. Граф оказался крупным – в нем было фунтов двести, но его застывшее, как бревно, тело нести оказалось легко, намного легче, чем вялое, бесчувственное тело трактирщицы, хотя та и весила в два раза меньше. Фалды его плаща заледенели и торчали в стороны, словно надутые ветром паруса.
Трактирщик
Положив графа на ближайшую телегу и прикрыв мешками из-под муки, мы собрались было уходить, однако священник попросил ненадолго оставить его наедине с покойным. Трактирщик неохотно кивнул и, повесив на ворота фонарь, достал с полки в углу висячий замок.
Второй гость поспешил вернуться в трактир, и мне очень хотелось пойти следом, но любопытство победило, и я остался с трактирщиком – тот перекладывал замок из одной руки в другую, но потом, видимо, испугавшись, что железо примерзнет к коже, сунул замок в карман.
Вскоре из сарая вышел священник, коротко кивнул нам и направился в дом.
Трактирщик закрыл ворота, повесил замок и, вытащив из кармана ключ, запер замок. Высоко подняв фонарь, он пошел сквозь метель к крыльцу, а я поплелся следом, удивляясь, зачем ему вздумалось запирать покойника. Вряд ли тот решился бы сбежать.
На тропинке я поднял графский парик и спрятал под плащ.
Воздух в трактире был спертый, пахло мокрой одеждой, а Томас со священником, усевшись за столик в углу, ели суп с хлебом. Повесив плащ и шляпу у очага, я положил парик возле наших сумок. Суп мой остыл, и я уныло мешал его ложкой, когда кто-то ласково похлопал меня по плечу.
– Вот тебе добавка. – Мария с улыбкой поставила передо мной вторую миску с горячим супом, а старую отнесла на кухню. Я посмотрел ей вслед, и щеки мои запылали – но это наверняка от горячего пара, валившего от супа.
Вскоре миска опустела, но Мария заботливо подлила мне еще. Не забыла она и про Томаса со священником, которые получили по своей порции. Последний гость сидел, повернувшись к очагу спиной, и дремал, разинув рот, так что видны были остатки почерневших зубов, похожих на сгнившие пеньки. Время от времени он просыпался, причмокивал, отхлебывал пива и вновь задремывал. Доев суп и допив пиво, я и сам почувствовал усталость и надеялся лишь, что Томас скоро отпустит меня спать. Однако тот, похоже, увлекся беседой со священником и, казалось, ничуть не устал после тяжелого дня.
Еще немного погодя он заказал нам по рюмке водки и сладкий десерт со сливками. Я наблюдал, как Мария крошит сухари и взбивает сливки. Работала Мария ловко и умело, а когда прядь белокурых волос падала ей на глаза, она быстро сдувала ее. От кухонного жара ее щеки раскраснелись. Внезапно она подняла голову и посмотрела прямо на меня. Я быстро отвел глаза и, уставившись в стену, стал рассматривать
– Господин чего-нибудь еще желает? – спросила она Томаса, но тот поднялся и покачал головой.
Я уже доедал, когда вошел трактирщик, и Томас попросил его проводить нас в комнату. Подхватив сумки, я поднялся вслед за ними по лестнице. Наша комната оказалась в самом начале коридора, на втором этаже возле лестницы, прямо над хозяйскими комнатами. Там была кровать для Томаса и кушетка для меня, а возле небольшого оконца стоял маленький письменный столик с масляной лампой на нем. Хозяин сказал, что комната обогревается теплом от очага, горевшего внизу, но если мы немного доплатим за дрова, то можно будет затопить камин прямо в комнате.
Томас отказался. И очень зря: было так холодно, что изо рта у него шел пар.
Зато он попросил заменить сальную свечку (у нас в деревне их называли жировками) хорошей восковой свечой. Они с хозяином сговорились, во сколько нам обойдется ночлег, и трактирщик уже собрался уходить, когда Томас проговорил:
– Мне бы хотелось еще раз взглянуть на умершего. К жизни его уже не воскресить, но нам, врачам, всегда любопытно узнать причину смерти.
Хозяин как-то странно посмотрел на профессора:
– Чего ж тут непонятного? Старый граф насмерть замерз – это и ребенку ясно. И, по-моему, вам лучше не тревожить усопшего. – Трактирщик говорил по-датски, немного пришепетывая, а когда сердился, то шепелявил еще сильнее.
– Но почему вы так уверены, что он умер от переохлаждения? Откуда нашему доброму хозяину это известно? – поинтересовался Томас.
На бледных щеках трактирщика проступили алые пятна, а глаза превратились в узенькие щелочки. Поджав губы, он ответил:
– Возможно, вы ученый господин, любезнейший доктор, и привыкли делать с усопшими все, что вам заблагорассудится. Но в этом доме мне решать, и я подобного не допущу. Я нахожу такие поступки в высшей степени непристойными. Нет никаких сомнений, что граф поскользнулся, ударился, потерял сознание и насмерть закоченел. Доброй ночи, господин доктор. – И, резко кивнув, трактирщик прикрыл за собой дверь. Я услышал, как он затопал вниз по лестнице, а немного погодя хлопнул дверью в хозяйские комнаты.
Изумленно посмотрев на дверь, Томас собрался с мыслями и взглянул на меня.
– Любопытно, – решил он.
Усевшись на кушетку, я стащил сапоги для верховой езды, которые не снимал целый день. Пальцы на ногах у меня совсем онемели, а комнату наполнил резкий отвратительный запах.
– Да мы же задохнемся! Обуйся немедленно! – приказал Томас, открывая сумку с книгами. Он всегда возил с собой множество самых любимых книг. Вот и сейчас, по очереди выкладывая их на стол, он бормотал себе под нос названия: