Судный день
Шрифт:
Римо встал с кушетки и заходил взад-вперед.
– Полдюжины людей во всем мире что-то слышали о Синанджу, и те помалкивают. Так что это не наша проблема, – сказал он.
– Тогда в чем же дело? Мы, Римо, всегда найдем работу. Миру могут больше не понадобиться художники, доктора, ученые и философы, но он никогда не сможет обойтись без отважных убийц-ассасинов. Не беспокойся. Безумный император Запада не сможет бросить тень на репутацию Дома Синанджу.
– Трудно объяснить, папочка, но пойми, я люблю свою страну. Смит не был моим императором. Мы оба служим другому императору –
– Ложись на спину, – приказал Чиун, – быстро!
Римо повалился на спину.
– Вдохни воздух поглубже, до самого желудка. Задержи дыхание. Не дыши. Живи за счет воли. Теперь выдохни. Продолжай жить за счет воли. Замедлись. Твое сердце работает медленно. Только разум продолжает жить. А теперь резко вдохни. Глубже! Выдыхай.
Римо почувствовал, что все его существо наполнилось свежестью и светом. Он встал и улыбнулся.
– Тебе лучше?
– Да, – ответил Римо.
– Итак, ты остановился на безумии императора Смита.
Римо всплеснул руками:
– Позволь объяснить, папочка. Если старому императору унаследовал новый император, я буду служить ему. Я американец.
– Никто тебя этим не попрекает. Бывают и хорошие американцы.
– Я буду служить новому императору, – повторил Римо. – Надеюсь, что и ты тоже.
Чиун медленно покачал головой.
– Какое ты имеешь право так безрассудно тратить то, что дал тебе Дом Синанджу? Какое право ты имеешь бросать к ногам неизвестного годы, которые я потратил на тебя?
– Но тебе же платили, папочка.
– Мне платили за то, чтобы я научил тебя убивать, но не за то, чтобы я научил тебя искусству Синанджу. Синанджу древнее того, что ты называешь античным Римом. Мы древнее этой грязной варварской деревни на Сене – Парижа. Мы были прежде людей, населяющих Британские острова. Когда евреи брели по пустыне, у нас уже был Дом и мы владели тайнами Синанджу. Я научил тебя кое-чему не ради денег твоего императора, или твоей страны, или какого-то соглашения или контракта, а только потому, что ты, Римо Уильямс, был достоин научиться этому.
Римо перестал ходить взад-вперед и застыл посереди комнаты. Он был глубоко тронут, на глаза навернулись слезы.
– Я достоин, папочка?
– Для белого человека, – уточнил Чиун, дабы его ученик не упал в обморок от такой похвалы и не слишком возгордился, – существует непроницаемый барьер на пути к постижению мудрости.
– Я… я… – Римо не мог выговорить ни слова.
– К тому же, – продолжал Чиун, тоже испытывавший чувства, в которых не хотел признаваться, – ты не можешь служить другому императору. Ни один Мастер Синанджу не служил и не будет служить наследнику императора. На то есть веские причины. Во-первых, люди могут подумать, что Мастер повинен в смерти первого императора. Во-вторых, – и, скорее всего, ты этого не поймешь, так как тебе еще нет и сорока лет, – дело в том, что новый император хоронит меч своего предшественника.
– Не понимаю.
– Новому императору нужны новые люди. Прежних правителей хоронили вместе с самыми преданными и высокопоставленными министрами. Не то, чтобы кто-то верил,
– Мы не на Востоке и не в тысяча двухсотом году до нашей эры, а в Америке двадцатого века.
– Кто населяет твою страну – люди или нет?
– Разумеется, люди.
– Тогда никакой разницы нет. Ты еще недостаточно мудр, чтобы понять меня, ты все еще маленький ребенок, которому нет и сорока лет.
– И все же, – сказал Римо, – я еду в Фолкрофт.
– Я отправлюсь с тобой, ведь я посвятил тебе более десяти лет своей жизни, и, к тому же, как говорят в Синанджу, дети не должны бродить по улицам одни.
– Интересно, как у твоих предков оставалось время на тренировки? – сердито спросил Римо. – Судя по твоим рассказам, они только и делали, что болтали. Тебе, Чиун, следовало бы работать на телевидении, как тот чудак, напяливший смешную ковбойскую шляпу. Помнишь?
– Да, я знаю, о ком ты говоришь. Это белый, над глазами которого хорошо поработали, и они стали выглядеть нормально – как у азиата.
О чем Римо никогда не задумывался и о чем многие американцы не имели представления, так это о том, что в Америке существует лояльность, любовь к Родине. Она появляется не благодаря игре случая, не передается по наследству. Любовь к Родине выражается действиями; изобретениями, открытиями, творчеством и работой американцев.
Один из подлинных патриотов Америки сплюнул кровь, постарался сфокусировать взгляд своих совиных глаз, наполненных слезами боли, и принял сидячее положение в подвале дома на холме близ города Болипас в Калифорнии.
Он понятия не имел, где находится, не знал даже, в какой части света, не помнил, сколько дней провел он здесь. Смит чувствовал, что все тело покрыто болезненными ранами, что на правой ноге, видимо, поврежден нерв. Он с трудом дышал. Выпив немного воды, он почувствовал, что по горлу словно провели бритвой, но понял одну очень важную вещь: его противник совершил невероятный промах – доктор Харолд Смит был все еще жив.
Теоретически он не должен был выжить: возраст и пытки должны были взять свое. Но он вырос в сельской местности штата Вермонт, где суровые зимы выработали физическую выносливость в юноше, страстно мечтавшем стать адвокатом, в крайнем случае – судьей. Его одноклассники подсказывали друг другу на уроках, но Харолд Смит не давал никому списывать, даже когда сидел за одной партой с самым отъявленным драчуном. Он пытался объяснить этому переростку, что окажет ему медвежью услугу, если поможет без труда закончить школу. «Битва за знания – составная часть взросления», – говаривал юный Харолд.