Судный день
Шрифт:
Позднее в номере мотеля он признался Чиуну:
– По-моему, этот новый парень чего-то не договаривает.
– Ага, вот видишь! Вот и оправдываются слова Чиуна. Тебе не нравится твой новый император.
– Я не говорил, что он мне не нравится. Но, представь себе, он мне дал нагрудный пропуск с моим именем и порядковым номером.
– Так часто поступают с детьми, чтобы они не терялись в автобусах, – сказал Чиун.
– Хватит шутить. Мы едем в Кливленд.
– В Кливленд? Но почему именно в Кливленд? Что там в Кливленде?
– Там видели Смита.
– И разумеется,
– Может, и нет, но есть вероятность, что там мы нападем на его след.
Чиун грустно покачал головой.
– Кажется мне, что ты и твой мистер Хлам принимаете сумасшедшего императора Смита за кролика. Он не оставит никаких следов.
– Приказ есть приказ, – сказал Римо. – Это то, чего хочет Клам.
– Прекрасно, и теперь мы сломя голову должны мчаться в Кливленд. Мистер Хлам издал приказ. Его приказы нельзя подвергать сомнению. Мы не должны иметь собственного мнения и должны мчаться к черту на куличики в Кливленд искать человека, который, как мы знаем, уехал из Кливленда. Очень умен твой новый император.
– Перестань болтать. Мы должны разыскать Смита.
Смит ждал в номере мотеля, который находился недалеко от города Цинциннати. Он полагал, что Римо вскоре его разыщет. Он поступил рискованно, позвонив Кламу, но нужно было разузнать, что тому известно и в какой степени он контролирует КЮРЕ. Перспектива того, что за ним будет послан Римо, стояла тогда на втором плане, но теперь у него было время подумать об этом.
Вопрос заключался даже не в жизни Смита. С его аристократическим взглядом на вещи это была проблема наименьшей важности. Важно было будущее страны. Перед Кламом, контролировавшим КЮРЕ, страна была беззащитной, как грудной ребенок. Он мог сделать все, что ему заблагорассудится.
В конце концов, президент поймет, что с КЮРЕ что-то произошло. Он, по всей вероятности, прекратит ее финансирование, но к тому времени, если оно когда-нибудь настанет и если президенту даже удастся ликвидировать Клама, стране будет нанесен непоправимый ущерб.
Смит обдумывал все это на выезде из Кливленда, не превышая разрешенной скорости, с трудом удерживая пульсирующую от боли ногу на педали акселератора.
Он три раза останавливался у заправочных станций, где телефонные будки находились вдалеке от офисов. Он три раза звонил в Белый дом, стараясь связаться с президентом. Как это было непохоже на то время, когда он звонил из своего кабинета в Фолкрофте – тогда Смит просто поднимал трубку телефона, который стоял в правом ящике его письменного стола. Его соединяли с президентской спальней. Никто, кроме президента, не имел права отвечать по этому телефону.
Но звонить в Белый дом из телефонной будки было чрезвычайно трудно, если не сказать невозможно.
На первый раз он не смог дозвониться.
Во второй раз ему ответил какой-то помощник из административной службы, явно раздраженный тем, что простой американец звонит в штаб-квартиру правительства Соединенных Штатов.
– Ваше имя, сэр? – Его голос звучал с фальшивой вежливостью.
– Меня зовут доктор Смит. А ваше?
– Фред Финлейсон. Я сотрудник правительственной службы президента.
– Слушайте, мистер Финлейсон, – сказал Смит. – Это очень важно. Дело чрезвычайной срочности. – Произнося это, Смит понимал, что он похож на одного из сотен психов, которые названивают в Белый дом, чтобы предупредить президента о надвигающейся катастрофе, о красной угрозе или о том, что порнография развращает умы даже ничего не подозревающих взрослых. – Я знаю, что это может показаться безумием, но необходимо сообщить президенту, что я звонил. И никто другой не должен об этом знать. Мистер Финлейсон, вы обеспечите себе успешную карьеру, если сделаете это. Сейчас у вас час сорок пять. Я вам позвоню в три часа. Если вы сообщите обо мне президенту, то он пожелает говорить со мной. Когда я снова позвоню, я попрошу, чтобы позвали к телефону вас.
– Хорошо, сэр. Можете на меня положиться.
– Вы записали мое имя?
– Повторите, пожалуйста, сэр.
– Доктор Харолд Смит. Президент сразу узнает это имя, несмотря на то, что вам оно ничего не говорит.
– Несомненно, доктор Смит. Я сейчас же этим займусь.
Вешая трубку, Смит уже догадывался, что Финлейсон ничего не сделает. Он, вероятно, за все время пребывания в Белом доме ни разу не разговаривал с президентом, и трудно представить, что он станет пробиваться в Овальный кабинет, чтобы сообщить президенту о странном звонке.
Тем не менее через семьдесят пять минут Смит снова позвонил из другой телефонной будки. Он стоял десять минут в ожидании, когда его часы покажут ровно четыре часа.
Через коммутатор Белого дома он попросил к телефону Фреда Финлейсона и после длинной серии гудков услышал голос молодой женщины:
– Офис мистера Финлейсона.
– Это доктор Смит. Попросите, пожалуйста, мистера Финлейсона.
Он расслышал приглушенные голоса на другом конце провода. Затем послышался смех и чей-то голос произнес: «У него, должно быть, не все дома». Едва сдерживая смех, женщина сказала:
– Мне очень жаль, доктор Смит, но мистер Финлейсон уже ушел.
– Он ничего не просил мне передать?
– Нет, сэр, мне очень жаль.
– Когда вы снова увидите мистера Финлейсона, для чего вам, по всей вероятности, достаточно обернуться, передайте, что я решительно советую ему начать читать в местных газетах объявления о приеме на работу.
Чтобы снова не услышать смех, Смит быстро повесил трубку. Он несколько минут стоял в телефонной будке, грустно качая головой. Если бы Альберт Эйнштейн попытался по телефону предупредить президента Рузвельта о том, что нацисты создают атомную бомбу, то мир сейчас разговаривал бы по-немецки. К счастью, Эйнштейн написал президенту письмо.
Но в положении Смита об этом нельзя было и мечтать. Ему не оставалось ничего иного, как попытаться дозвониться до президента.
Это была глупая попытка, и она создала новые трудности. Несомненно, теперь его фамилия попадет в секретные отчеты, которые исходят из Белого дома каждые четыре часа и оседают в компьютерах КЮРЕ, так что Клам, без сомнения, увидит его имя и, отследив телефонные звонки, получит полную картину его маршрута, как если бы Смит сам послал Кламу карту своих передвижений.