Судья неподкупный
Шрифт:
Прибыль – но не работа. Если один из пайщиков раб, а второй – гражданин Империи, то независимо от размеров доли гражданина, основную работу будет делать, понятно, раб.
– Следовательно, если ваш личный взнос составит шестьдесят сиклей, а начальный капитал, предположим, будет равняться ста шестидесяти… Вы улавливаете мою мысль, господин Хаммаку?
Хаммаку заверил собеседника в том, что да, улавливает.
– Ваш доход будет равен… – Приказчик возвел глазки к потолку, пошевелил пухлыми губами. – Да, 37,5 процента
Хаммаку еле заметно дернул уголком рта. Господин Рихети уловил гримасу и спокойно повторил – видно было, что он говорит о вещах, чрезвычайно хорошо ему знакомых.
– Вы будете получать свои проценты, не делая ровным счетом ничего.
Ну, это вряд ли, подумал Хаммаку. Не следует переоценивать умственные способности Аткаля. И недооценивать его мелкую бытовую хитрожопость.
– Хорошо. Я продам вам одного из своих рабов, – медленно проговорил Хаммаку, как бы взвешивая в последний раз все «за» и «против» (на самом деле он все уже решил).
Приказчик вынул из плоского портфельчика бумаги, набросал черновик купчей.
– Завтра перепишу у нотариуса на глиняные таблицы, – сказал он, завершив работу. – Вы не подскажете, где в Сиппаре нотариальная контора?
– Да там же, где гончарная мастерская, – ответил Хаммаку. – На первом этаже горшки лепят и тут же продают из оконца. На втором сидят писцы, а на третьем – нотариус. И компьютерная служба городской информации там же, только в соседней комнате. Очень удобно.
Приказчик еще выше задрал свои густые брови. Больше ничем удивления не выразил.
– А страховка на раба оформлена?
– Разумеется, – уверенно произнес Хаммаку. На самом деле он понятия не имел об этом. Всеми делами покойная мать занималась.
– Вы позволите на нее взглянуть?
– Конечно.
Хаммаку поднялся, прошел в кабинет матери. Долго громыхал в ларе глиняными таблицами. Наконец, откопал несколько документов. Притащил в гостиную, держа в подоле рубахи. Приказчик терпеливо дожидался, сложив пухлые руки на коленях. В большой полутемной комнате казался толстячок потерянным и грустным.
Хаммаку выгрузил таблички ему на колени. Рихети выбрал одну, поднес к глазам, вчитался.
– Да, это страховка, – пробормотал он себе под нос. – Так, что у нас тут… В случае болезни… Увечье от несчастного случая… Смерть, проистекшая от болезни, несчастного случая либо суицида… Условия договора при наличии побега… оговорены отдельно. – Маленький человечек поднял лицо. – Замечательно. Вы чрезвычайно предусмотрительный хозяин, господин Хаммаку.
Хаммаку, сам того не желая, расцвел. А приказчик продолжал:
– Простите, что беспокою, но не имею права обойти еще одну формальность: медицинские справки на раба.
Хаммаку предъявил медицинские справки – без них страховку не оформляли. От стоматолога, от невропатолога, флюорография. Везде «без патологий», разумеется. Сам подивился их обилию: мать-покойница, оказывается, ежегодно гоняла Аткаля по всем врачам.
– Из кожно-венерологического диспансера нет, – сказал приказчик.
– Да не болен он ничем, – проговорил Хаммаку. Очень уж ему не хотелось возвращаться в комнату матери, искать среди табличек справку из КВД. – Он вообще с девками не трахается. Импотент он.
Господин Рихети промолчал. Но с таким видом промолчал, что Хаммаку понял: без справки этой не будет ни ста сиклей, ни шестидесяти сиклей, ни комменды – вообще ничего.
Поплелся. Долго копался. Нашел. Табличка оказалась разбитой.
Господин Рихети поглядел, покачал головой.
– Извините меня, господин Хаммаку, – мягко, но вместе с тем непреклонно произнес он, – но принять от вас документ в таком состоянии я никак не могу.
– А если так?..
Хаммаку полизал края слома, попытался слепить половинки.
Приказчик поднялся, аккуратно сложил таблички в портфельчик, обернув их предварительно чистыми тряпицами.
– С вашего разрешения, завтра я сниму копии и заверю все эти документы. Вечером жду вас в холле отеля «Золотой бык». Кстати, там приличные номера?
Хаммаку, дальше бара этого отеля не ходивший, кивнул.
– Перед второй стражей – вам подойдет? – продолжал приказчик.
Хаммаку снова кивнул.
– Вот и отлично, – сказал господин Рихети. – Вы приносите мне справку из КВД, мы подписываем итоговый договор купли-продажи, и я передаю вам наличные деньги. Если вы не имеете возражений, я хотел бы зарегистрировать сделку не в Сиппаре, а в информационной службе Вавилона.
Хаммаку возражений не имел и был сама любезность.
Едва только закрылась за приказчиком дверь, как Хаммаку заревел на весь дом:
– Атка-а-а-аль!..
Какой еще КВД? Зачем?
Аткаль ничего не понимал.
Хаммаку побагровел, выкатил глаза и рявкнул:
– Кто тебе сказал, что ты должен что-то понимать? Тебе не надо ничего понимать! С чего ты взял, что тебе надо понимать? Тебе надо подчиняться. Слушаться. И больше ничего.
Аткаль свесил голову.
– Да был я там недавно, в этом КВД…
– Недавно? Что ты называешь «недавно»? Еще мать была жива, гоняла тебя, пидора!..
– Да не болен я ничем… – уныло тянул свое Аткаль.
Но Хаммаку раздухарился, ничего не желал слушать.
– В городе бытовой сифилис! А ты шляешься по бардакам, со всякой сволочью тискаешься, ни одной потаскухи в городе не пропустил!..
– Так вместе же и шляемся, – попробовал было огрызнуться Аткаль. – Тогда и проверяться вместе.
– Я-то здоров, – высокомерно сказал Хаммаку.