Суета сует. Бегство из Вампирского Узла
Шрифт:
Ангел стоял у кровати, прямо у девушки за спиной. Стоял, широко раскинув руки. Рядом с кроватью был шкаф с зеркалом, в котором не отражался ангел. Девушка посмотрела вверх и что-то заметила... может быть, тень на стене. Или нет. Промельк движения.
— Холодно, — сказала она. Он приложил руки к ее маленькой острой груди, пытаясь согреть. Ее руки дразняще скользнули вниз, расстегнули ширинку, ремень, стянули с него джинсы... но он уже кончил... его семя текло по ее рукам... о да... столько мозолей... деревенская девушка.
— Извини, — сказал он.
— Но ты еще не купить презерватив.
— Может, попробуем еще раз?
Ее
А потом ангел спустился вниз, и рванул ее голову, и голова оторвалась... Кровь хлынула бурлящим потоком, голова с глухим стуком упала, подпрыгнув на старых, ржавых, растянутых пружинах кровати. Ее руки вскинулись и упали... медленно и грациозно... как у танцовщиц храма Эраван... медленно... медленно... медленно... по рукам текла кровь... Лоран отпрянул. Кровь забрызгала его всего... горячие капли легли на лицо, руки, грудь, губы... а ангел пил, пил и пил, насыщаясь. Трепет кожистых крыльев... медленно, в рваном, сбивчивом ритме... медленно, капля за каплей — на язык, орошая его бархатистую поверхность, алое на алом, взвесь крови в воздухе, мелкие алые капельки, плотный красный туман... влажный язык... медленно... медленно... выбивается изо рта и заползает обратно... маленький ненасытный рот, тонкие губы... блеск серебристых клыков... медленно. Медленно. Медленно. Туда и обратно, туда и обратно, в эту скользко-кровавую массу. Миллионы багряных частиц, окрасивших темноту, — глаза Лорана ловили все эти оттенки, запоминали, впивали в себя... черные черточки на постельном белье, брызги крови на стене, алые крапинки на теле девушки, бледнеющем с каждой выпитой каплей крови. И ангел, его улыбка среди кровавого пиршества. Да, он улыбался. Но не губами, нет. Только глазами. Только глазами... что светились таинственным светом.
Насытившись, ангел колыхнулся, расплылся туманом и вылетел через окно на улицу.
Лоран тяжело осел на пол. Кровь на руках девушки растеклась, и под ней проступил липкий узор из спермы. С кровати на него смотрела оторванная голова. Снизу, где раньше была шея, одиноко торчал позвонок. Бледное лицо без единой кровинки, волосы, сбившиеся, как мочалка, мертвый застывший взгляд.
Этого не было, подумал Лоран. Слишком много наркотиков, слишком много намеков на то, что он действительно сходит с ума; и вот оно все-таки накопилось, и ему окончательно сорвало крышу. Надо взять себя в руки. Надо взять себя в руки.
Наплыв
...ангелы...
Уже день. Дом колышется всякий раз, когда мимо проходит лодка с туристами. «А слева мы видим плавучий дом эксцентричного художника из Америки Лорана МакКендлза». Как будто им это не по хрену.
Дом качнулся чуть сильнее. Кто-то взошел на борт. Лоран протянул руку за бутылкой меконга, но ее не оказалось на месте. Он сел и зажмурился, как будто пытаясь выдавить из себя яркий солнечный свет. Шаги были легкие, тихие, человек был без обуви; значит, это был таец.
— Пит, — прошептал Лоран.
— Я заходил к тебе в студию, — сказал инспектор Сингхасри, — ты вчера начал новую картину?
— Не знаю, Пит, я вчера так надрался...
— Ладно, Лоран, вставай. Я просто обязан показать тебе фотографии. Реальная вещь. Полный мрак. В общем, все, как ты любишь.
— Ага, ага.
— Я уже включил кофеварку, ты как?
— Ага...
Пит помог ему встать, ухватив за запястья. Еще не было и десяти утра, а солнце уже палило вовсю. Его яркий свет резал глаза, так что приходилось щуриться, даже когда они ушли с палубы в студию.
На мольберте и вправду был новый холст.
Оторванная голова на окровавленных простынях. Пока еще мало деталей: позвонок, торчащий из шеи, и глаза — глубокие, темные и сверкающие, как дымчатый топаз. Кровь лишь обозначена несколькими легкими мазками. Большое неровное белое пятно на красном — как пятно мужского семени.
— Потрясающе, да? — проговорил инспектор. — Как живая. Даже слишком живая... ну, то есть мертвая. В общем, ты меня понял.
Лоран не помнил, чтобы он вчера начинал новую картину. Что-то слишком уж много провалов в памяти в последнее время. С одной стороны, это можно расценивать как еще один признак его гениальности, но с другой стороны...
— Неужели я столько выпил? — пробормотал он.
— Ладно, дружище, ты уже видел всякие фотографии, а теперь сделай глубокий вдох и посмотри вот на это. — Инспектор достал из картонной папки пачку фотографий 8x10.
...с кровати смотрела оторванная голова. Снизу, где раньше была шея, одиноко торчал позвонок. Бледное лицо, без единой кровинки, волосы, сбившиеся, как мочалка, мертвый застывший взгляд.
Лоран отвел глаза.
— Прямо какая-то мистика, — сказал инспектор.
— Ты считаешь, что я...
— Ничего сейчас не говори. У тебя есть хороший адвокат? Ты не против, если мы возьмем на анализ образец твоей спермы и сравним его с тем, что мы обнаружили на месте преступления? А вдруг они совпадут? Мы все по-быстрому сделаем. Раз, два, и готово.
— Господи, блядь...
— Вот и я о том же. Ты, как я понимаю, еще не завтракал? Может, заедем куда-нибудь, поедим?
— Ты тут как мой друг или пришел меня арестовать?
— Лоран, это Бангкок, а не ваша сраная Америка. Мы тут люди цивилизованные. Даже если я тебя арестую, мы все равно останемся друзьями.
Они переправились через реку, к отелю «The Orient». Прошли по мраморным коридорам, где работали кондиционеры и было прохладно; уселись в кофейне с видом на реку; заказали омара по-тайски, изысканного мозельского, воздушное шоколадное суфле и кофе латэ со льдом. Счет за их завтрак превысил недельное жалованье Пита, но тот невозмутимо достал бумажник и расплатился новенькими хрустящими банкнотами в тысячу бат каждая. Лоран удивился, но посчитал неуместным интересоваться у инспектора тайным источником его доходов. Он знал, что в Таиланде не принято обсуждать подобные вещи. Может быть, Пит происходит из очень богатой семьи. А может, он просто работает на два фронта.
Лоран почти ничего не ел. Когда ты — самый известный эмигрант в Бангкоке, в этом есть много при-ятностей. В частности, тебе крайне редко приходится самому платить за еду, и Лоран уже привык к необычной щедрости всех этих бангкокских кофеен и ресторанчиков. Но когда он смотрел на свою тарелку, то видел не омара в собственном соку, а комок внутренностей выпотрошенной женщины; суфле походило на человеческий мозг; а белое вино текло, как гной из лимфатического узла мертвой девушки.
И только после латэ это странное ощущение начало проходить. За завтраком они с Питом почти не разговаривали, но когда они заказали по рюмке коньяку, инспектор вернулся к теме разговора, который так беспокоил Лорана.