Суета сует. Бегство из Вампирского Узла
Шрифт:
Вулкан содрогнулся. Огромные глыбы сорвались с внутренней стороны кратера и полетели в жерло. Выплеснулась лава. Она обожгла его руки, бедра; он прикрыл собой Хит, защищая ее от летящих осколков.
Я люблю тебя, думал он. И целовал ее мертвые губы. И нежно гладил застывшую твердую грудь. Он ласкал языком ее каменные соски. Боже, она действительно была мертва, мертва, мертва. Он бил ее по щекам, чтобы кровь прилила к лицу. Он приникал губами к следу укуса вампира, словно он мог высосать из нее этот яд. Боже мой, она мертва, мертва, мертва, думал он. Но я люблю эту мертвую плоть...
И теперь эта ярость клокотала уже в нем самом, сотрясая его тело дробью. Сердце бешено колотилось в груди. Ты умерла, ненавидя меня, думал он. Может быть, мне нужно возненавидеть тебя. Ты считала меня дикарем, дрессированной обезьяной для твоей богатой семьи? И вместе с ненавистью родилось возбуждение... пробуждение...
Пламя
— Ты готов прыгнуть? — спросил его Эйнджел.
Тимми задумался в нерешительности.
— Не знаю. Наверное.
— Две тысячи лет — очень большой срок. Ты хочешь забвения.
— Да, но почему его хочешь ты? Ведь ты даже еще не попробовал всего того, что значит быть вампиром. У тебя впереди еще тысячи лет, пока сострадание не сделается для тебя слишком тяжелым грузом.
Раскаленное море лавы ревело.
— Сбрось с себя этот налет бессмертия, — рассмеялся Эйнджел. — Я знаю, ты можешь.
— Вот так? — спросил Тимми. Его голос дрожал. В конце концов, он всего лишь маленький мальчик, подумал Эйнджел, ребенок. На краю небытия он наконец-то стал тем, кем всегда хотел стать. — Сорвать с себя бессмертие, словно старую кожу, и бросить в бездну? А что, если кто-то ее поймает?
— Непременно поймает. Вулкан может извергнуться в любую минуту. И ты сможешь оказаться в любом мгновении прошлого или будущего. Ты можешь стряхнуть с себя это проклятие на кого-то другого, заново переписав книгу времени так, что в ней уже не будет места ни мне, ни тебе.
— А ты много знаешь. Откуда?
— Я — это ты, или ты уже забыл?
— Тогда пойдем.
Пламя
Ярость придала ему сил. Он где-то читал, что апачи насиловали женщин до тех пор, пока те не умирали, а может быть, он это видел в каком-то фильме. Ненавижу тебя, думал он, ненавижу тебя, мать твою, как же я ненавижу тебя. Я тебя сейчас выебу. Прямо в зад. Она уже не была для него женщиной, которую он так любил... она вообще не была для него женщиной... она стала воплощением всего, что он так ненавидел в жизни... в себе самом... пламя вошло в него, растеклось по венам, его мозг полыхал, его руки были объяты огнем, его пенис был пылающим факелом, и он вонзил в нее этот факел...
Пламя
Стоп, думал Тимми, остановись, Боже, что это, твою мать, с меня сходит кожа, слой за слоем, так быстро, не подхватить, не удержать, она протекает сквозь пальцы, как жидкое пламя, и...
Пламя
— Я видел Раду тридцать лет назад... Мехмет посадил его на кол, — сказал Раду.
— Но ты здесь...
— Нет. Я только тень. Отражение, которое не отражается само.
И Дракула закричал в предсмертном экстазе:
— Значит, я истязал этих людей ни за что! И убил их ни за что!
Пламя
Часть Тимми-Эйнджела, то, что было их общим бессмертием, вырвалась из-под их власти.
Эйнджел обнял Тимми своими темными крыльями.
Знал ли я свою маму? — подумал Тимми. В те мрачные времена, еще до того, как я попал в пещеру Сивиллы, кем я был?
— Слишком поздно, — сказал Эйнджел.
Камни, воздух, бурлящее море огня, хор проклятых душ, все они закричали в голос: попробуй меня. Полюби меня. Прыгни вместе со мной. Умри вместе со мной. Люби меня.
Прямо в пылающую пустоту...
Vanitas!
Было приятно думать о пустоте. Так приятно: броситься в смерть, все еще неся в себе радость жизни.
Пламя
— О, Раду, — рыдал умирающий князь, — неужели у тебя нет для меня ни единого дара, чтобы унять мою боль? Как же я ненавидел Раду, я считал его низким, никчемным, продажным мерзавцем! Как мне хотелось убить его, убивать его снова и снова, с каждым движением кола, который как будто вбивали в меня! Каждый раз — в меня! А теперь ты говоришь, что все, во что я верил, было ложью. Меня обманули...
— Нет, — ответил Раду. — Никто тебя не обманывал. Ты сам хотел обмануться, ты видел лишь то, что хотел видеть. Мир — всего лишь проявление твоих иллюзий; действительность — это всего лишь сон.
— Но почему этот сон должен закончиться именно сейчас, когда мне открываются проблески истины? Ты пришел ко мне в самом конце моей жизни, полной ненависти и злобы, лишь для того, чтобы сказать мне, что все, чего я достиг, — это vanitas? О, Раду, сделай меня духом, таким же, как ты...
Внезапно Раду почувствовал присутствие множества других Раду, которые были как тени в темнеющем воздухе. Откуда они появились? Словно части его самого, что явились из разных мест и времен. Они приближались, эти другие Раду. Их скрывал кроваво-красный туман, клубящийся над океаном мертвых тел. Они умоляли его: Отдай свою силу сейчас, и когда-нибудь в будущем, пусть еще очень нескоро, но ты все же обрящешь покой.
— У меня есть один дар для тебя, — сказал он едва слышно, — и я передам тебе этот дар. Скажи лекарю, пусть снимет повязки с твоих ран, чтобы я мог испить твоей крови...
И он склонился над телом умирающего князя, чтобы подарить ему поцелуй смерти.
— Прости меня, Раду, — прошептал князь, который правил людьми, а вскоре будет править одной лишь тьмой.
— Я люблю тебя, маленький дракон, — сказал Раду.
Пламя
А в это время... совсем в другом времени и пространстве... но в то же мгновение...
Просто мальчик и мальчик-вампир падали в бездну. И растворялись в падении.
Пи-Джей задыхался от ярости.
И тогда...