Суета вокруг барана
Шрифт:
Маркин тяжело вздохнул и придал своему лицу выражение мученика, как он себе это представлял.
– - Ладно, я помолчу, - неохотно согласился он. А еще Петя хотел предупредить, чтобы в могилу они не спускались, сверху и так все хорошо видно, а руками ничего трогать нельзя. Хотел сказать, но не успел, потому что как раз в это время увидел здоровенного черного волкодава, который бесшумно подошел к чабану.
Нечего было делать псу на кургане. Не могло здесь быть никакого пса, да еще такого большого и такого черного... "Перегрелся на солнце, вот и мерещится всякая чертовщина", - вынес сам себе неутешительный диагноз
Волкодав внимательно осмотрел кости в могиле сармата и тут же, потеряв к ним всякий интерес, уставился на Петю. Глаза у него были громадные, и смотрел он пристально, с профессиональной подозрительностью. Вполне вероятно, что он посчитал Петю потенциальным похитителем баранов.
У Пети и мысли такой никогда не было - воровать баранов. Он, если говорить откровенно, и баранину не очень-то любил. Но под немигающим собачьим взглядом Петя почувствовал себя весьма неуютно. Тем более, что взаимоотношения с собаками у него всегда были довольно сложными. Петя никогда ничего плохого собакам не делал и не желал им зла. Но собаки, очевидно, думали по - другому. Увидев Петю они азартно облаивали его, и нахально грозили укусить. Петя не любил, когда его кусают и, на всякий случай старался обходить даже самых маленьких представителей этой вселенской своры. А тут такое страшилище. Поэтому Петя посчитал необходимым объясниться и внести ясность в их взаимоотношения.
– - Хороший песик, умный, добрый...
Петя улыбнулся волкодаву, давая тому понять, что человек он честный, к большим черным собакам относится дружески, и чужие бараны его совершенно не интересуют. Но улыбка получилась заискивающей, и неуверенной. В глазах волкодава она явно не могла прибавить Пете авторитета.
Волкодав лаять на Петю не стал, но в ответ на жалкую улыбку демонстративно зевнул, широко разинув громадную пасть, и убедительно продемонстрировал полный набор клыков и всех других зубов, которые в ней имелись. Клыки были очень большие, белые и острые. Вид их нисколько не успокоил Петю. Даже наоборот.
Как у саблезубого тигра, - определил Петя.
– Такой пополам перекусить может. Зверюга!
– - Не нужны мне твои бараны, - попытался он все-таки втолковать зверюге.
– Совершенно не нужны. И мешать им, - Петя кивнул в сторону шефа и его товарища с палкой, - я не стану. Нужно людям поговорить, пусть себе разговаривают.
Профессор с удивлением посмотрел на Петю, но ничего не сказал. А волкодава объяснение вполне удовлетворило. Он закрыл свою страшную пасть, улегся у ног чабана и стал слушать его разговор с профессором.
– - Конечно, - продолжал рассуждать профессор, - многие люди тогда не верили в Аллаха. Да и сейчас многие не верят. Есть другие религии. Есть такие люди, которые вообще без религии обходятся. Это, знаете ли, личное дело каждого.
– - Не понимают, - посочувствовал атеистам чабан.
– - А ты веришь в Аллаха?
– - Я верю. Прадед верил, дед верит, отец верит, дяди верят. Я тоже верю. У нас все верят, все мусульмане. По другому нельзя.
– - У каждого народа своя вера, - дипломатично согласился профессор.
– - А мусульман раскапываете?
– продолжал добиваться истины чабан. Не внушал ему доверия этот небрежно одетый пожилой человек с лопатой. Сам седой, а бороды нет, даже усов нет.
– - Не раскапываем. Только древних людей раскапываем, узнаем, как они жили.
– - Шутишь, да? Как узнаешь, если человек мертвый. Мертвый ничего рассказать не может.
– - Горшки видишь, - стал объяснять профессор.
– В них молоко было. Это значит, что они коров держали. Баранью ножку положили. Вот и получается, что баранов они тоже держали. Понимаешь, как ты сейчас пасешь, так и они пасли. На этом самом месте... У каждого оружие есть. Раз так много оружия, значит, часто воевали.
– - Понял, как они рассказывают, - с достоинством кивнул чабан.
– Надо на вещи смотреть и думать. Есть оружие - значит, у них кузнецы были. Горшки стоят - получается, что у них женщины глину копали, потом горшки лепили. Правильно говорю?
– - В принципе правильно говоришь. Но почему ты считаешь, что горшки лепили женщины?
– заинтересовался профессор.
– - А кто же их тогда лепил?
– искренне удивился чабан.
– - Мужчины.
– - Мужчины горшки не лепят, - чабан с недоумением посмотрел на человека, который не понимает таких простых истин.
– Горшки лепить не мужское дело. Мужчина серьезными делами должен заниматься.
Профессор не был уверен, что чабан прав, но поскольку историческая наука четкого ответа на вопрос о том, кто лепил горшки две тысячи лет тому назад, не давала, спорить не стал.
– - Вот это мужчину похоронили, - продолжал охотно втягиваться в научное исследование чабан.
– - Нет, это как раз женщина.
– - Неправильно понимаешь, - поправил чабан профессора.
– Это мужчина похоронен.
– - Почему так думаешь?
– - Так ведь сразу видно. Посмотри, оружие у него. Есть оружия - значит воин, джигит. Воевал. У женщин оружия нет. Они хозяйством занимаются, на огороде работают, за детьми смотрят. Оружие мужчина носит. Всегда так было.
– - Было да не у всех. Видишь, возле головы зеленый круг лежит? Это бронзовое зеркало. Когда-то блестело, как солнце. От времени бронза окислилась, стала зеленой. Если хорошо почистить, опять блестеть будет.
– - Правда, зеркало? Не шутишь?
– - Зачем я шутить буду. Мы серьезно разговариваем. В погребениях у женщин часто зеркала встречаются, у мужчин - никогда. У нее на шее еще и бусы есть, они маленькие, отсюда не видно, но есть.
– - Мужчине зеркало не нужно, - согласился чабан.
– И бусы мужчины тоже не носят. Только зачем женщине оружие? Неправильно это. Что у них за мужчины такие были, если женщинам оружие носить разрешали?
Петя хотел сказать товарищу в кудрявой папахе и с палкой, что это свидетельствует о сильных пережитках матриархата у сарматских племен, но невольно посмотрел на черного волкодава.
Волкодав тут же открыл глаза и тоже посмотрел на Петю, пристально и подозрительно. От этого нехорошего взгляда у парня пропала всякая охота вмешиваться в разговор, и он промолчал.
Профессор тоже решил не вдаваться в дебри археологических теорий и гипотез, которых в этой науке имелось не меньше чем у всякой другой и авторы которых, так же как и в других науках, усердно обвиняли друг друга в невежестве и бездарности.