Сухарева башня
Шрифт:
– С-слушаю, – выдохнул он с усилием, привалившись к косяку плечом и виском.
Это был довольно красивый молодой блондин с артистической внешностью и замечательными голубыми глазами – но в данный момент глаза интересовали Опалина куда меньше, чем зрачки. Он поглядел на них, на круги под глазами, на тонкие губы собеседника, судорожно кривящиеся в пародии на улыбку, все понял и сделал шаг назад.
– Ты Ваня Катаринов? – спросил он, чтобы изгнать последние сомнения. Блондин смотрел на него ничего не выражающим взглядом, затем отлепился от косяка и беззвучно засмеялся, закинув голову, так что напрягся
– Ладно, – сказал Опалин. – Потом поговорим.
Он отошел к толстяку, который стоял неподалеку, заложив большие пальцы под подтяжки.
– Давно это с ним? – спросил Опалин, кивая на Катаринова, который, как медуза, сполз с двери обратно в комнату и закрылся там.
– Марафет-то? [5] – хмыкнул толстяк. – Да черт его знает. Сначала вроде как не особо заметно было, а теперь…
– Ваш будущий клиент, – не удержался Опалин.
– Все мои будущие клиенты, – с философским спокойствием парировал толстяк.
5
Марафет – на жаргоне тех лет кокаин или наркотики в общем смысле.
Ивана передернуло. Он не любил фраз, бьющих на дешевый эффект, а встреча с наркоманом произвела на него угнетающее впечатление. Опалину приходилось ставить себя на место преступников, и многое он мог понять, но наркоманы всегда вызывали у него чувство, близкое к гадливости.
«И из-за этого она так страдала? Да ей радоваться надо было, что она от него избавилась».
Выйдя из квартиры, он почувствовал облегчение и неспешно двинулся вниз по ступеням. Но нервы у него были расшатаны, и, вспомнив на улице кое-что, он решительно зашагал по направлению к местной пивной.
Судя по виду, моссельпромовская пивная номер 22 ничем особенным не отличалась от заведений подобного рода. Такие же, как и везде, грязноватые столы и дешевые сиденья, такой же, как и везде, адский дух – смесь табака, пота, алкогольных испарений, такие же рекламные плакаты на стенах – в основном моссельпромовской продукции. За стойкой виднелся распорядитель этого ада – полноватый, спокойный человек с усами щеткой и пухлыми руками. Рост средний, возраст средний, внешность тоже средняя, но взгляд, которым он окинул Опалина, оказался чрезвычайно внимательным.
– Светлое есть? – спросил Иван с достоинством.
Человек почесал щеку, оглянулся на шеренги бутылок за своей спиной и без всякого выражения уронил:
– Шаболовское.
– Давай шаболовское, – распорядился Опалин. – Одну кружку.
Человек вздохнул, откупорил новую бутылку, и пиво, пенясь, полилось в кружку. «Трехгорное пиво тоже ничего… но и шаболовское хорошее. Интересно, не разбавляет ли он его, – смутно подумал Опалин, пригубив пиво и косясь на продавца. – А то попался нам однажды тип, который откупоривал бутылки с вином, разливал его водой, закупоривал их снова, а разницу на сторону продавал. Нет, пиво что надо…»
В этот час пивная была почти пуста, только в углу у окна спорили трое. Навострив уши, Иван понял, что препирательство
– Соседей знаешь? – спросил Иван с набитым ртом.
– Смотря кого, – ответил человек за стойкой, покосившись на него.
– Мне Евлахов нужен, – говоря, Опалин бросил взгляд на папку, лежавшую с ним рядом, будто должен был передать ее человеку, о котором шла речь. – Слышал о таком?
– Кто о нем не слышал, – хмыкнул собеседник.
– Часто тут бывает?
– Никогда. Он не пьет.
– Язва замучила? – усмехнулся Опалин.
– Не, просто не пьет. Ты к нему сегодня не ходи, он дочку потерял.
– Да? Как же это?
– Под трамвай попала.
– Ой, ой, ой. Как же она так?..
Человек за стойкой пожал плечами.
– Я разное слышал. Одни говорят, любовь несчастная. Другие – что ее папаша кому-то дорогу перешел.
Опалин весь обратился в слух. А вот о второй версии Надя Прокудина даже не обмолвилась. Интересно, почему?
– Это кому же? – спросил он, не слишком, впрочем, надеясь на ответ.
– Да посадил он кого-то, – пожал плечами собеседник.
Иван вытаращил глаза.
– Как – посадил?
– Да как сажают. Обыкновенно. За какие-то махинации на строительстве.
Опалин сделал усилие, чтобы проглотить все, что было у него во рту, и чуть не подавился.
– Еще пива? – спросил человек за стойкой.
– Давай, – махнул рукой помощник агента и полез за кошельком.
И тут его душу кольнуло иголочкой нехорошее ощущение, словно снаружи кто-то следит за ним, причем Опалин был готов поклясться, что кожей чувствует, куда именно направлен взгляд филера – между лопаток. Притворившись, что пересчитывает мелочь, он незаметно оглянулся. За окном прошла нэпманша с длинной строгой собачкой на поводке, степенно прошествовал какой-то совслужащий с портфелем, затем пробежал беспризорник, засунув руки в карманы. «Показалось, – с облегчением подумал Опалин и тут же сам себе возразил: – Нет». Взгляд его скользнул по настенному плакату: «Трехгорное пиво выгонит вон ханжу [6] и самогон». Перед «выгонит» кто-то из завсегдатаев старательно накорябал чернилами слово «не».
6
здесь: суррогат алкогольного напитка (прост.)
Вошли посетители, которые оказались приятелями продавца, и завязали с ним разговор о делах, о знакомых и о страховых кассах, в которых с трудом добьешься пособия по болезни. Опалин допил пиво, не ощущая его вкуса, забрал папку и вышел на улицу. Никто не тревожил его, однако ему было неспокойно, и он почувствовал себя увереннее только тогда, когда сел в трамвай, который должен был доставить его в центр.
Глава 9
Дымовицкий