Суккуба в обучении

Женщина брезгливо передала малышку в руки няньки.

– Вот, это вам, -сказала она, едва не кидая ребёнка в руки.

Нянька, она же одна из совладелец приюта для суккубов, приняла малышку, а потом протянула руку за плату. Плата за ребенка составляла сто двадцать золотых. За эту сумму мамы-суккубки могли рассчитывать, что их ребенка вырастят до инициации, а дальше уже у каждой малышки свой путь.

Женщина-суккубка была прекрасна, что давала повод для няньки считать, что та уже как минимум госпожа, или даже повелительница, но спрашивать такое напрямик было не принято. Интересно было другое, что у опытной суккубки,

а иначе ее внешность объяснить было нельзя, появился ребенок, ведь это значило, что она поддалась чувствам и захотела забеременеть, а это более привычно для неопытных, верящих в сказки суккубочек, нежели матерых дам.

Но видя, как кривится прекрасное лицо при взгляде на малышку, становилось ясно, что чувства не прошли проверку, или родить ее заставила лишь нужда, чтобы перейти на наивысший уровень-благодетельницы, который не получить без рождения малыша и опыта в тысячу грез. Но такие суккубки предпочитают растить наследницу самостоятельно, ведь та уже не позор рода, а гордость. Бедный ребенок, еще такой маленький, а уже брошенный. Хорошо, что в свое время решено было создать приюты для суккуб и инкубов, где их родительницы оставляли детей, а не выкидывали на улицу, как это было раньше.

Судьба таких малышей шла по одному и тому же сценарию: по достижению шестнадцати лет их исключали из приютов и отправляли на вольные хлеба, или в школы мастерства, которых по стране было около десятка. Такие дети не имели имен, лишь номера, которые заносились в их личное дело, и сменить их могли лишь при инициации. На вольные хлеба чаще всего уходили суккубочки, верящие в любовь. Такие ждали принцев, некоторые даже выходили замуж, а потом все равно инициировались, ведь идеалов не бывает, и со временем то муж бить начнет, то гулять, то сама разлюбит, и вуаля, разочарование, боль, гнев и попадание обратно в школы мастерства, но уже с постыдными насмешками окружающих. Поэтому год от года таких отчаянных и смелых суккубочек становилось все меньше, а большинство смирялось сразу же со своей судьбой. С инкубами дело обстояло иначе, те не верили в любовь, и поэтому сразу же шли в школы, не размениваясь по мелочам. Наверно, больше всего их привлекал процесс инициации, где на приемной комиссии, ими овладевали суккубки-выпускницы, дарящие, как свою дипломную работу, так и опыт первой сексуальной близости, а суккубочек инициировали инкубы-выпускники, так же выполняя практическую часть дипломной работы и все это на глазах у приемной комиссии из шести человек. И горе тому, кто не смог инициировать, его возвращали на первый круг обучения, а инициацию проводил кто-то из комиссии, показывая ошибки выпускника. Дальше начинались суровые учебные будни, и как завершение учебы, уже инициация другого по теме диплома.

– Сто семь шестьсот семьдесят семь, -сказала нянька, присуждая малышке номер-имя.

Женщина-суккубка кивнула и ушла. Теперь при желании она всегда сможет найти свое дитя, правда вот желание такое мамаш посещало очень уж редко, практически некогда.

Нянька проводила взглядом садящуюся в карету женщину и покачала головой, завидуя ей. Сама нянька так и не смогла подняться выше третьего круга, оставаясь рабой плоти, и была вынуждена искать другое призвание, которое нашлось в брошенных детях.

Малышка захныкала, еще не понимая, что в ее жизни слез не должно быть. Нянька взглянула в лицо ребенка, изучая еще темно-серые глазки и курносый носик, с припухшим ротиком. Такой ангелочек, если не знать, что это будущая суккубка, одна из побочных ветвей демонов.

Нянька сунула скрюченный палец в рот ребенку, ощущая, как та посасывает его. Малышка хотела есть.

– Что за мамашки пошли, даже не покормят ребёнка на последок, -воскликнула нянька, качая головой.

Она профессионально уложила малышку на одну руку и шагнула в свою обитель, где брошенные дети обретали кров, еду и некое подобие ласки.

– Сейчас поешь, сто семь шестьсот семьдесят семь, -сказала нянька, отправляясь на кухню за молоком.

Быстро подогрев магией еду и перелив в мягкую бутыль, она сунула прорезиненный кончик в рот младенца, и та, прикрыв глазки, засосала, еще такая невинная и нетронутая похотью и грязью этого мира.

Нянька с улыбкой смотрела на дитя, пока та ела, а потом дав малышке срыгнуть, уложила ее на стол, перепеленав, и лишь тогда заметив на правой груди малышки знак чувственности: стрелку с небольшой точкой вместо оперения. Такие малыши обычно достигают больших высот за счет обостренного восприятия чувств окружающих.

– Будем надеяться, что ты будешь госпожой, малышка, -сказала с довольной улыбкой нянька, зная, что госпожи и повелительницы, часто помогают домам, где они выросли. – Будет и нам благодать!

Нянька стала сюсюкаться с ребенком, окружая его вниманием и заботой. Отныне малышка была окружена заботой и любовью окружающих, понимающих, что злить будущую влиятельную особу не стоит. И пусть сам ребенок еще не понимал, почему его особенно выделяют среди других, но скрытый дар позволял чувствовать корыстность этого отношения и вызывал лишь недоумение и досаду. Так шли год за годом, пока не настал момент шестнадцатилетия и инициации.

Это так странно, чувствовать себя взрослой. Вроде вчера еще пятнадцать и ты ребенок, а сегодня все-ты взрослая. В тебе вроде ничего не изменилось. Один день ничего казалось бы не решил, но в тоже время изменилось все. Теперь ей можно поступать в школу мастерства, благо в их городе она есть.

Осталось дождаться весны, когда происходит набор и собственно сама инициация. В этот знаменательный день я шагну не только в школьную жизнь, но и обрету имя. Имя, которое мне самой можно выбрать. Я уже решила, как меня будут звать- Лайла. Красиво и звучно.

Я провела рукой по зеркалу, извлекая из-под пальцев мерзкий скрип. Но он был мерзок для других, а мне приятен. Я прислушалась. И провела уже ногтем по стеклянной поверхности. Не звука, не царапины…а говорят, что у господ крепкие ногти, словно кинжалы и они ими могут царапать стекло и рвать поверхности. Все-таки мы же дальняя ветвь демонов, их потомки и имеем что-то от их силы. Увы, мы еще имеем возможность попасть к ним в рабство, если после инициации не успеем добраться или не будем после нее находится в школе, пока не достигнем третий ступени. Лишь после нее мы можем быть свободны и жить самостоятельно. Говорят, что в рабстве страшно. И никто и не когда не спасет тебя. Нет помощи, нет защиты и нет будущего. Вообще в нашем приюте много чего говорят. Например, что инициация-это очень больно, и кроваво, но чем и почему не говорят. И вообще не говорят, как она проходит- это запрещено. Почему не понятно. Странно все это.

Я вновь посмотрела на свою руку. Такие длинные и тонкие пальцы, как будто веточки ивы. И вообще я сама странная: русоволосая, с огромными голубыми глазами, пухлыми губами, небольшим носом и бледной кожей с легким румянцем на щеках, больше похожая на ангела, чем демона. Мне даже кличку такую дали в приюте, хотя это и было запрещено, только идентификационные номера, но нам, детям, так хотелось иметь имя, что мы в тайне от нянек, звали себя по кличкам.

Говорят, что я уже красивая и это запрещено. Почему, опять же непонятно. Вроде что-то связанное с истинными желаниями. Что это вообще такое? Столько вопрос и никаких ответов. Скорее бы в школу, там бы объяснили, что к чему.