Сулейман Великолепный и его «Великолепный век»
Шрифт:
Хюррем, которая получала от Сулеймана огромные средства, тратила их не только на украшение женской половины сераля, но и на сооружение мечетей и больниц.
Роксолану Сулейман по-настоящему полюбил. Австрийский посол в Стамбуле Да Зара отмечал в своих донесениях, что «единственным изъяном в характере Сулеймана является его чрезмерная преданность жене». Султан, дескать, находится под сильным влиянием Роксоланы, которая «вертит им, как ей вздумается». Да Зара утверждал: «Он так ее любит и так ей верен, что все только диву даются и твердят, что она его заворожила, за что и зовут ее не иначе, как жади, или ведьма. По этой причине военные и судьи ненавидят ее саму и ее детей, но, видя любовь к ней султана, роптать не смеют. Я сам много раз слышал, как кругом клянут ее и ее детей, а
Мустафа был очень умным и способным молодым человеком, которого в народе и в армии очень любили. Любил его и сам Сулейман. Иностранные наблюдатели утверждали, что Роксолана настроила отца против сына, чтобы освободить дорогу к престолу своим детям. Якобы она сфабриковала письмо, которое будто бы было написано Мустафой, к иранскому шаху с просьбой о поддержке в его намерениях свергнуть отца. Письмо восстановило отца против сына и привело их к сражению на равнине Эрегли. Говорят, что отец и сын несколько раз поворачивали обратно по пути к полю, но судьба влекла их вперед. Желая помириться, Мустафа один и без оружия бросился к шатру отца и миновал четыре его комнаты, но когда вступил в пятую, то был убит.
Честно говоря, версия, что Роксолана своими интригами вынудила Сулеймана убить сначала Ибрагима-пашу, а потом Мустафу, не кажется мне убедительной. Сулейман Великолепный не выглядит человеком, на которого кто-либо мог повлиять в таких судьбоносных вопросах, как казнь лучшего друга или любимого сына. И тот, кто пытался бы настроить султана против его сыновей, рисковал в первую очередь сам лишиться головы. Ведь позднее, уже после смерти своей любимой Хюррем, он столь же безжалостно казнил их сына Баязида, а на эту казнь она уж точно никак не могла повлиять. В случае с Мустафой и Баязидом были налицо открытые мятежи. Да и письмо Мустафы иранскому шаху наверняка было подлинным, ибо Роксолана не обладала возможностями его подделать. В случае же с Ибрагимом-пашой налицо был не вооруженный мятеж, но явное и незаконное присвоение султанского титула. Кроме того, Сулейман наверняка располагал собственной тайной полицией, которая могла доставить ему какие-то дополнительные доказательства нелояльности лучшего друга. Разумеется, ни о каком гласном и состязательном судопроизводстве в Османской империи XVI века нельзя было даже мечтать. Единственным судьей над великим визирем и своими сыновьями мог быть только сам Сулейман. И мы в точности никогда не узнаем, как именно он сформулировал обвинения против них. Эту тайну он унес с собой в могилу.
Как писал германский историк Георг Вебер, Сулейман «завоевал расположение народа добрыми делами, отпускал насильно выведенных ремесленников, строил школы, но был безжалостный тиран: ни родство, ни заслуги не спасали от его подозрительности и жестокости».
Но точно такими же тиранами были и другие османские султаны, располагавшие ничем не ограниченной властью. Сулейман был, безусловно, далеко не самым жестоким из них, зато он был одним из наиболее толковых правителей Османской империи. Хорошо разбираясь в людях, Сулейман собрал трех талантливых великих визирей – Ибрагима, Рустема и Соколлу, с помощью которых было завершено строительство империи.
Существует предание, что, прежде чем казнить своего сына Мустафу, Сулейман попытался получить беспристрастный приговор от муфтия, шейха-уль-ислам. По свидетельству Бусбека, султан рассказал шейху-уль-ислам историю о том, что «в Константинополе жил торговец, чье имя произносилось с уважением. Когда ему потребовалось на некоторое время покинуть дом, он поручил присматривать за своей собственностью и хозяйством рабу, пользовавшемуся его наибольшим расположением, и доверил его верности своих жену и детей. Не успел хозяин уехать, как этот раб начал растаскивать собственность своего хозяина и замышлять нехорошее против жизни его жены и детей: мало того, замыслил гибель своего господина. Вопрос, на который султан попросил дать ответ, был следующим: «Какой приговор мог бы быть на законных основаниях вынесен этому рабу?» Муфтий, не знавший, что речь идет о наследнике престола, ответил, что, по его мнению, он заслуживал быть замученным до смерти».
После этого судьба наследника престола решилась самым печальным образом. Султан вызвал Мустафу в свой лагерь в Ерегли. Окружение Мустафы в Амасье в один голос советовали не ехать, предрекая, что он будет убит. Но Мустафа ответил, что, если ему суждено потерять жизнь, он не смог бы поступить лучше, чем вернуться обратно к тому, кто ему когда-то ее дал. По словам Бусбека, сын султана «стоял перед трудным выбором: если он предстанет перед разгневанным на него и настроенным против него отцом, то подвергнется большому риску погибнуть. Но если он откажется, то ясно продемонстрирует, что замышлял измену. Сын избрал более смелый и опасный путь». Мустафа отправился в лагерь отца.
Его прибытие вызвало сильное волнение. Мустафа поставил свои шатры прямо позади шатров отца. Члены дивана выразили Мустафе свое почтение, а затем он поехал на богато украшенном боевом коне, сопровождаемый визирями и под возгласы толпившихся вокруг янычар, к шатру султана. Он хотел побеседовать с отцом с глазу на глаз и убедить его в своей невиновности.
Внутри, по утверждению Бусбека, «все казалось мирным: не было солдат, телохранителей или сопровождающих лиц. Присутствовали, однако, несколько немых (категория слуг, особенно ценимая турками), сильных, здоровых мужчин – предназначенных для него убийц. Как только Мустафа вошел во внутренний шатер, немые решительно набросились на него, пытаясь набросить петлю на шею. Будучи человеком крепкого телосложения, Мустафа отчаянно защищался. Ведь он боролся не только за свою жизнь, но и за трон; ибо не было сомнения, что, сумей он вырваться и соединиться с янычарами, они были бы настолько возмущены поведением султана и прониклись бы чувством жалости по отношению к своему любимцу, что могли бы не только защитить Мустафу, но и провозгласить его султаном.
Опасаясь этого, Сулейман, который был отгорожен от происходившего всего лишь льняными занавесями шатра… просунул голову за занавес, за которым находился его сын, и бросил на немых свирепый и грозный взгляд, угрожающими жестами пресекая их колебания. После этого слуги, подгоняемые страхом, умножили усилия, опрокинули несчастного Мустафу на землю и, набросив шнурок на шею, наконец, удушили его».
Тело Мустафы положили перед шатром на ковер и продемонстрировали всей армии. Янычары были потрясены и напуганы, опасаясь, что на них тоже может пасть подозрение и обрушиться репрессии. Их возможный вождь был мертв и лежал бездыханным, а не имея во главе мятежа законного наследника престола, они были бессильны и не могли бунтовать.
Чтобы немного успокоить янычар, Сулейман отнял командование у Рустема-паши и отправил его в Стамбул, назначив новым великим визирем Ахмеда-пашу. Но того он казнил уже через два года, и Рустем-паша вернулся на прежний пост.
Действительно, Рустем-паша Мекри был ставленником Роксоланы. Он был великим визирем в 1544—1553 и 1555—1561 годах, до самой своей смерти. Рустем-паша был одним из наиболее выдающихся великих визирей правления Сулеймана Великолепного. Он был мужем его дочери Михримах. Ходили слухи, что именно Рустем-паша помог Роксолане избавиться от наследника престола Мустафы. Его обвинили в заговоре против отца в союзе с сербами. Споры о том, был ли это действительный или мнимый заговор, продолжаются по сей день. Тем не менее для Мустафы все это кончилось очень плохо. В 1553 году Сулейман велел задушить Мустафу шелковым шнуром у себя на глазах, а также казнить его сыновей, чтобы не зарились на трон.
И на это были основания. Когда Рустем-паша предложил Мустафе, бейлербею Амасьи, вступить в армию своего отца для войны против шаха Ирана, Мустафа, собрав свое войско, отказался это сделать. Неподчинение великому визирю, действовавшему от имени султана, в условиях войны было открытым мятежом и не могло караться иначе как смертью, потому что такой мятеж неминуемо вел к попытке свергнуть отца с трона и самому занять его место. Как писал османский историк Ибрагим Печеви, «причиной казни Мустафы было то, что он планировал узурпировать трон, но, как и в случае с казнью султанского фаворита, Ибрагима-паши, вина была возложена на Хюррем Султан, которая была иноземкой, находившейся подле султана».