Сулейман Великолепный. Величайший султан Османской империи. 1520-1566
Шрифт:
Пробормотав из вежливости согласие, Мосениго продолжал удивляться. Странно, что эти турки воздвигают колоссальные сооружения лишь для мертвых и молитв. Нет ли у них культа мертвых, которым они поклоняются таким образом? Больше всего Мосениго беспокоило то, что мистические турки ввели десятипроцентную пошлину на импорт из Венеции, потому что сам он, как Гритти, был тесно связан с венецианской торговлей и политикой. Тревожила его также и негативная реакция Гритти на последнюю инициативу Парижа – Франциск призвал Великолепную республику присоединиться к союзу против Габсбургов и обеспечить поддержку союза со стороны турок. Беспокоила его и судьба города Кремоны, которым когда-то владело семейство
– А нет ли у нас, венецианцев, культа мертвых? – неожиданно спросил Гритти. – Наши дворцы и картины не являются ли напоминанием о том, чего уже нет и что нужно восстанавливать? Но можем ли мы вернуть былое величие? Мы, ведущие морскую торговлю. – С необычной для него эмоциональностью Гритти воскликнул:
– Мы должны оставаться купцами и венецианцами, вот и все!
Посланник решил про себя, что ренегат добивается нейтралитета Венеции в предстоящей войне.
– Вот и все? – откликнулся он лениво. – Странно слышать это от драгомана Порты.
Гритти побелел от гнева, когда увидел, как в выражении лица собеседника промелькнуло нечто похожее на усмешку. Однако сдержался.
– В таком случае, ваше высочество, не выслушаете ли вы еще и это? Наш город, – произнес он медленно, – не должен ни при каких обстоятельствах втягиваться в войну с турками.
Мосениго кивнул. Он хорошо понимал, что конфликт между республикой и султаном лишил бы Луиджи доходного и влиятельного положения, которое он приобрел в Османской империи.
– Я воспользуюсь привилегией передать ваше мнение сиятельному отцу. Разве мы настолько глупы, чтобы противиться воле султана? – Посланник не без любопытства взглянул на причудливый шатер, где молчаливый стройный человек терпеливо ожидал, когда юный чтец выйдет из обморока и продолжит обличение гяуров. – Я расскажу вашему отцу о его величестве Сулеймане.
Гритти намеревался отправиться вместе с Мосениго в Венецию. Ведь теперь он располагал драгоценностями на сумму в четверть миллиона дукатов. Однако насмешливое отношение собеседника изменило его планы…
Между тем снова зазвучал голос юного чтеца Корана: «… и скажи не таясь, что законно, а что запрещено, ибо ложью ты клевещешь на Аллаха. Те же, кто клевещут на Аллаха, не будут благоденствовать…»
Голос чтеца привлек внимание Сулеймана. Султан воспринимал близко к сердцу содержание Корана и медитации муфтия, сидевшего рядом. Он был столь же близок к ним, как далек от европейцев, которые говорили одно, а делали другое. Как много времени он потратил на то, чтобы внедрить лучшим умам падишахства идею присоединения к европейскому братству. Но где это самое братство?
Сулейман постепенно терял, хотя и не признавался себе в этом, веру в европейцев, которые ждали от него только помощи в войне или торговых льгот. Он с готовностью слушал советы доброжелателей держаться от европейцев подальше. Но были ли это его истинные друзья? Могли он полностью довериться даже Ибрагиму?
С этого момента Султан стал больше полагаться на советы женщины, которая тоже родилась на чужой земле.
Поводом для праздника, устроенного Сулейманом, стало обрезание двух сыновей, родившихся от Роксоланы, – Селима и Баязида. В эти несколько дней застенчивые ребята находились рядом с отцом, радуя сердца участников праздника.
После
– Селим ловит птиц при помощи птичьего клея, он скрытен, не говорит мне правду, он слаб, хотя с виду и полный, молчалив и своенравен. Поведением Селим напоминает свою мать Хассеки Хуррам. Баязид же мягкосердечен и умен. Лицом и душой он похож на тебя.
Как обычно, Сулейман слушал ее без комментариев.
– Навестить маму – все равно что побывать в раю, – произнес он.
Однако старую женщину было трудно сбить с темы.
– Ты никак не реагируешь на резкие слова матери. Хорошо, в таком случае я позволю себе предостеречь тебя. И не забудь моих предостережений. Верь Баязиду. Будь добрее к Селиму. Постарайся, чтобы он не боялся тебя, сейчас он, кажется, тебя опасается. Но никогда не доверяй ему.
Очевидно, Хафиза верила, что сыновья Сулеймана беспрепятственно достигнут зрелости. В этом разговоре она не упомянула его старшего сына Мустафу, своего любимца, который оставил гарем для прохождения военной службы.
Валида, так же как Сулейман, знала, что сын от Гульбехар с детства внушал всем симпатию. Мустафа мало интересовался книгами, но он любил беседовать со старшими и был очень общителен. Мальчик, как и отец, с раннего детства научился владеть мечом, ездить верхом и перенял от него любовь к морю. Довольно часто Мустафа возвращался в лагерь с ссадинами на голове от деревянных дротиков, которые метали с седла лошади во время учебных занятий. Высокий и очень работоспособный, он не боялся травм. Учителя, обучавшие Мустафу логике, отмечали, что он обнаруживает подлинные османские качества: выдержку и боевитость.
Хафизу радовало, что Мустафе передали в управление провинцию Магнезия, правителем которой до вступления на трон был сам Сулейман. Казалось, это гарантировало, что Мустафа наследует султанскую власть отца согласно сложившийся традиции. И до сих пор ничто не могло побудить Сулеймана изменить этот обычай.
Младший, третий сын Роксоланы Джехангир как тень метался между дворцом Мустафы в Магнезии и султанским дворцом в Константинополе. Болезненный и сгорбленный, он был патологически привязан к здоровому и сильному Мустафе. Сулейман любил его больше всех остальных сыновей.
Затем Хафиза умерла. Сулейман оплакивал ее три дня. Надел черное облачение, закрывавшее его с головы до ног, постился, приказал, чтобы свернули на полу все роскошные ковры дворца, а настенные ковры повернули рисунками к стене. На улицах города смолкла музыка.
Сулейман достиг тридцатидевятилетнего возраста, полного расцвета сил. Возможно, чересчур увлеченный Роксоланой, он не замечал, как изменилось его положение. Ведь его покойная мать входила в тройку людей, олицетворявших привычный образ жизни, в которой помимо нее были мягкосердечный Пири-паша и беспечная Гульбехар. Теперь Гульбехар должна была занять место матери наследника султана. Но она предпочла остаться с Мустафой в Магнезии. Сулейману ничего не оставалось, как делить досуг с его двумя постоянными спутниками – динамичным Ибрагимом и изобретательной Роксоланой.