Султан и его враги. Tom 1
Шрифт:
— Стоит ли идти против девушки! — сказал Сади с презрительной улыбкой. — Мне было бы приятнее, если бы во главе моих врагов в той далекой стране стоял паша, полководец!
— За ней стоит сила, которую ты так же мало должен презирать, как и ее, Сади! Не из одного только племени эмира, ее отца, состоит ее войско, мне докладывают, что и родственные племена, ободренные успехами Кровавой Невесты, соединились с ним и что общие силы их составляют много тысяч воинов! Это значительная сила, Сади, много ли солдат намерен ты им противопоставить?
— Это решено будет только на месте, но не думай, принцесса, что я боюсь с
— Это твои слова! Я знаю твое мужество и потому говорю, если только возможно кому-нибудь победить и усмирить далекое племя, то это сделаешь ты! Я буду сопровождать тебя в твоем походе, Сади! Мои мысли и желания будут следовать за тобой всюду: при переезде через море, в походе через пустыню и на поле битвы! Да защитит тебя Аллах! Если ты вернешься победителем, в триумфе недостатка не будет! Изгнанником уезжаешь ты, славным победителем вернешься назад! Я сама тогда подам тебе венец героя и прикажу возложить на твою голову бунчук паши, и пусть толпа, исполненная восторга и удивления, созерцает вернувшегося победителя.
— Какие божественно прекрасные образы рисуешь ты перед моими глазами, принцесса!
— Да, ты должен возвыситься до паши! Я еще раньше говорила тебе, что славное будущее ждет тебя!
— Чудесны, возвышенны и прекрасны твои слова, принцесса! Да, я должен достигнуть этой божественной цели или умереть!
— Ты будешь жив, ты победишь, Сади, пусть мои слова и желания сопровождают тебя и везде стоят перед твоими глазами. Ты прав, божественна самим добытая слава, — говорила принцесса, между тем как исполненный смелых надежд и восторга Сади, как бы в блаженном сновидении, преклонил колена и простер к ней руки, — и тебя манит высшая цель, самим добытые лавры!
— Ничто так не велико и не возвышенно, как результат собственной силы!
— Так тому и быть, уезжай и вернись победителем!
— Благодарю тебя за твои слова, принцесса, ты возвысила мою душу! — воскликнул Сади, упоенный восторгом. — Ты не увидишь меня иначе, как окруженного славой, я решил победить или умереть! Ты вручила мне рекомендательные письма к правителям, ты дала мне доказательства своей благосклонности и милости, но самое прекрасное, что ты даешь мне в дорогу в дальнюю страну мятежников, — это божественная картина, которой ты очаровала мои взоры! Благословляю тебя за это! Благодарю тебя и беру с собой твои слова, как могущественный талисман.
Сади порывисто прижал к своим пламенным устам протянутую ему руку принцессы, склонившейся к нему. Казалось, он хотел сжать ее в своих объятиях, и в страстном порыве простер руки к той, которая указала ему заманчивые чудеса сияющего славой и почестями будущего.
В эту минуту упоенному восторгом Сади показалось, будто позади него прозвучал тихий крик, он узнал голос, и голос этот заставил его вздрогнуть.
— Сади! — раздалось у его уха, и этот скорбный возглас глубоко потряс его душу.
Это был голос Реции, или чувства обманывали его?
— Сади! — слышалось ему, и это звучало как безнадежный крик разбитого сердца.
Он вскочил, взгляды его блуждали по салону и соседней с ним оранжерее, но Реции нигде не было.
Волнуемый разными чувствами, поспешил он из дворца принцессы.
Реция упала в обморок при виде зрелища, которое указал ей грек, заставив
Это была ужасная ночь для несчастной. Невольно вырвался из ее трепетных уст крик, который услышал Сади.
Затем она лишилась чувств.
Часть 2
I. Кровавая Невеста
В одной котловине, окруженной грядой низких возвышенностей, а местами — крутыми горами, между городами Мединой и Бедром в Аравии стояло множество больших и маленьких палаток. Вокруг лагеря, который, по-видимому, принадлежал дикому племени, бродили лошади и верблюды и обгладывали последние скудные стебли травы на каменистой, бесплодной почве.
Это не был лагерь мирного кочевого племени, что доказывало не только военное убранство верхушек палаток, увенчанных различными трофеями, отнятыми у побежденных турецких солдат, но и расставленная по окрестным вершинам стража; всадники, похожие на конные статуи, резко выделялись на ясном небе. Лошадь и человек, казалось, так срослись между собой, что оба, сознавая важность их положения и назначения, совершенно не двигались. Стоя на вершине и беззаботно опустив поводья лошади, всадник пристально устремлял взгляд в пространство, которое он должен был охранять. Дальше внизу, между выступами гор и в трещинах, вглядевшись пристальнее, можно было заметить такие же неподвижные фигуры. Белый плащ, закрывавший все тело с головы до ног, подобно белой простыне, выдавал в них арабов. Даже голова их была закрыта частью плаща, нижний конец которого развевался по ветру. Вблизи каждого была лошадь, которую он не находил нужным привязывать; она стояла или бродила вокруг, следуя малейшему знаку своего хозяина.
Солнце уже спускалось за горизонт, покрывая все заревом вечерней зари, тени принимали исполинские формы, и вдали небо и холмы сливались морем фиолетового цвета. На палатках, на склонах гор и на уродливых пальмах лежало то чудесное, то лучезарное освещение, которое придает всему востоку и Индии их своеобразный характер.
Палатки были покрыты сшитыми кусками войлока из козьей шерсти, защищающего от дождя и солнца. Со всех сторон эти палатки были плотно закрыты и почти все имели около двадцати футов длины и десяти футов ширины; только одна из них была значительно больше; по лучшей материи и всему устройству было видно, что она принадлежала шейху или эмиру племени.
Перед этой палаткой сидел на верблюжьей шкуре эмир с длинной белой бородой. Поверх грубой бумажной рубашки на нем был кафтан и вытканный золотом плащ, на ногах — красные башмаки. Голова его была обвита дорогой дамасской шалью. Серьезно, почти мрачно и задумчиво смотрел он вдаль. Вдруг сидевший увидел бедуина, приближавшегося к палаткам. Пригнувшись к шее лошади, мчался он через ущелья гор, как вихрь, к лагерю. В одной руке держал он повод лошади, в другой — ружье. Казалось, будто длинный, укутанный в белый плащ предмет был привязан к лошади, так закрывал плащ фигуру всадника.