Сумасшедшая парадигма делает СССР газовой супердержавой
Шрифт:
9. Отец.
Моего отца – Махмудходжаева Нуретдина Председателя Госплана Узбекской ССР расстреляли по приговору Военной коллегии от 4 октября 1938года.
Вся страна была залита кровью. Страна опьянела от крови и в пьяном угаре расстреляла миллионы своих сыновей и моего отца. А через десятилетия начинает амнистировать свои жертвы и искупать свои преступления.
Когда началась волна арестов в Ташкенте, связанная с делом тогдашнего Председателя Совмина – Файзуллы Ходжаева, мы все – отец, мать и я находились в Москве. Отец был слушателем Плановой Академии, мать была в ординатуре одной из Московских нервных клиник, а меня опекала няня. Друзья предупредили моего отца, чтобы он не возвращался. Но он не послушался. Он рвался к своим друзьям, чтобы в трудную минуту быть с ними. И он – вернулся. И его тотчас арестовали. Мать, избегая возможного ареста, тотчас же выехала в Башкирию к родственникам и там оставила меня в глухой Башкирской деревне, а сама через некоторое время вернулась обратно в Ташкент. Но она уже ничем не могла помочь отцу и в отчаянии бродила вокруг стен Таш. Тюрьмы, где находился отец вместе со своими друзьями и товарищами. Так прошёл год. Но вот однажды молодой охранник, который уже давно обратил внимание на молодую женщину, которая регулярно стояла у проходной с передачами, глядя в сторону, сказал моей матери – “Ханум, ему уже больше ничего не надо”. После расстрела отца мать оказалась в безвыходном положении. Дом – конфискован. Жить – негде. Средств и работы – нет. За тысячи километров – ребёнок. И все шарахаются от неё, как от чумы.
10.Отчим.
И она, превозмогая себя, в отчаянии выходит замуж за Шарафутдинова Салиха – майора ГБ, героя Гражданской войны с орденом Боевого Красного Знамени на груди – орденом высшей воинской доблести, который в одну секунду снимает все её проблемы и в ту же секунду ради молодой красавицы жены ставит крест на своей блестящей гебешной карьере – он взял в жёны жену репрессированного. Мать обманывает органы ЗАГСА, и я становлюсь Марленом Шарафутдиновым
11. Рандеву…
Май месяц 1945 года. С брусчатки Красной площади Москвы ещё не убраны знамёна и штандарты разгромленных немецких дивизий, оставшиеся там у мавзолея после парада Победы. Ещё по всей стране не смолкли рыдания жён и матерей, не дождавшихся возвращения своих мужей и сыновей. Но страна спешит забыть ужасы 4-х военных лет. Страна спешит начать мирную жизнь, и вот она уже начинает готовится к празднику силы, молодости и красоты – к Всесоюзному параду физкультурников в Москве.
Я и несколько других моих однокашников вместе с преподавателем физкультуры школы N50 им. Сталина Ташкента Владимиром Ивановичем Дронским идём из школы в тогдашний спортзал “Динамо” на кастинг детской группы спортивной делегации Уз. ССР на парад физкультурников в Москве. В спортзале всех нас соискателей сначала построили, тщательно осмотрели и ощупали с ног до головы, а затем заставили каждого выполнить нехитрые гимнастические упражнения, промаршировать, поворачиваться направо – налево и кругом. Через несколько дней моей матери сообщили, что меня зачислили на сборы по подготовке участников к параду и когда, и куда, и с чем надо меня привести. Кроме меня, в детскую команду участников попал и мой однокашник из 4” А” – Тельман Халдаров – сын культовой Мукаррам Тургунбаевой. Мать отвела меня в тогдашнее Пехотное училище на Пушкинской площади, сегодня это Высшее командное училище, где уже целый месяц готовились взрослые участники парада. Потекли напряженные и однообразные дни подготовки к параду. Подъём, зарядка, завтрак. А потом целый день в зале мы занимались на гимнастических снарядах и до одурения разучивали упражнения, которые наша детская группа готовилась выполнять в Москве. В нашей детской группе было поровну 12 мальчиков и 12 девочек. Девочки все были хорошенькие как куколки и в одну из них – Венеру Ризаеву я сразу влюбился с первого взгляда первой мальчишеской любовью. Спустя некоторое время, мы начинаем уже участвовать в построениях и гимнастических упражнениях, которые выполняла взрослая команда нашей спортивной делегации. Эта команда состояла, примерно, из 200 с лишним участников и там были уже взрослые юноши и девушки. Мы все готовились на футбольном поле училища, которое было превращено в плац для подготовки нашего выступления в Москве. Мы вместе с взрослыми целыми днями под палящим летнем солнцем маршируем и упражняемся на плацу, а в свободное время я занимался на гимнастических снарядах и грезил о далёкой и очень желанной Москве, которая с каждым днём становилась всё ближе и ближе ко мне. Но вот однажды днём, когда я болтался на брусьях, меня находит наш воспитатель и говорит, чтобы я собрал свои вещи, потом берёт меня за руку и отводит домой. Дома он говорит моей матери, что меня отчислили со сборов, “потому…потому … что я много ем.” Приходит отчим. И мать передаёт ему слова воспитателя. И тут отчим делает то, что сделал бы только, разве, мой родной отец. Утром он до блеска начищает свои гебешные сапоги, надевает свой парадный китель подполковника ГБ с орденами Ленина, Красного Знамени и несколькими медалями. Потом берёт за руку своего неоднозначного пасынка, и я с отчимом в одной руке, и со своим чемоданчиком в другой снова иду в Ташкентское пехотное училище, откуда меня привели только накануне. Там отчим заходит к начальнику сборов, а я остаюсь у дверей. Через пару минут они выходят вдвоём и уходят, а я продолжаю стоять. Через некоторое время ко мне подходит мой воспитатель, и отводит меня в команду на моё прежнее место, и я продолжаю готовиться к Празднику Силы, Молодости и Красоты – Всесоюзному Параду физкультурников в Москве. Заканчивается июль. Позади два месяца неистовой до одурения и потери сознания подготовки к параду под палящим летним солнцем на плацу Ташкентского Пехотного училища и наша детская команда в полном составе вместе со всей делегацией едет на поезде в Москву. Я тоскливо смотрю в окно со второй полки плацкартного вагона скорого поезда Ташкент-Москва на проплывающий мимо унылый безрадостный пейзаж. Бесконечные песчаные барханы. Редкие заросли саксаула. Чахлые кустики “верблюжьей колючки.” Штабеля снегозащитных заграждений. Одиночные погребальные сооружения. Застывшие как статуи верблюды. Полустанки с полуразвалившимися постройками и унылыми безрадостными лицами жителей. Наступило утро четвёртого дня, я по привычке выглянул окно и тут же зажмурился от неожиданности. Передо мной ожили картинки и образы моего далекого детства. Вот, та самая – “в лесу родилась ёлочка, в лесу она росла”, которая росла вместе со мной и вот теперь превратилась в красавицу ель, от которой невозможно оторвать глаз, стоит вместе со своей подружкой белоствольной берёзой на виду у всех на опушке леса. А вот лесная чаща, из которой вот-вот выскочит бурый волк с молодой царевной на своей спине. А там, в чащобе, скрывается избушка на курьих ножках с Бабой Ягой. В Москве нашу делегацию разместили в Лефортовских Казармах. Там же на плацу мы продолжили свою подготовку к параду. Кроме того, у нас были две или три репетиции непосредственно на самом стадионе “Динамо”, где мы должны были выступать в день открытия Парада. 12 августа 1945 года. Вот тот момент, к которому мы готовились всё лето. Мы с взрослой командой выбегаем на зелёное поле стадиона “Динамо” и занимаем исходные позиции. Взрослая команда встаёт на свои позиции по всему полю и начинает выполнять построения и пирамиды, а мы начинаем свои упражнения в центре, как раз против центральной трибуны с ложей почетных гостей. У нас у каждого в руках искусственный кустик хлопка, с которым мы выполняем свои упражнения и перемещаемся вокруг гимнастической пирамиды, имитирующей распускающуюся коробочку хлопчатника, из которой должна появиться прекрасная Царица хлопка. Вот пирамида коробочки хлопчатника начинает распускаться, а я стою и выполняю свои упражнения как раз напротив гостевой ложи Я автоматически выполняю упражнения и бросаю взгляд на гостевую ложу и вижу… Я вижу до боли знакомое лицо…, которое смотрит на меня… и улыбается…мне – мальчику из далёкого Узбекистана, который приехал сюда в Москву, чтобы передать ему тепло и любовь своего народа.
12.Пол раскладушки с горячим телом.
Я возвращаюсь в Ханты сначала в камералку, а потом Биншток М Е, уже главный геолог Ханты-Мансийской комплексной геофизической экспедиции, сажает меня писать проект зимних площадных работ для двух отрядной с/п., и я начал писать проект. Но вот однажды, выходя из своего жилья, я увидел молодых девушек – не местных, в соседнем доме, а моя хозяйка сказала мне, что это студентки-практикантки, кажется, из Перми. Через пару дней одна из девушек, вероятно, самая бойкая, забежала ко мне и пригласила меня на чай, мы познакомились и наши чаепития стали частыми. Они были из Пермского Гос. Университета и заканчивали свою летнюю геофизическую практику в нашей экспедиции. Обычно после чаепития одна из девушек, это была стройная черноволосая Лида Лабудина, доставала гитару и приятным низким контральто начинала нам петь. Она садилась около меня и, глядя мне в глаза, начинала с профессиональным надрывом исполнять “Очи черные”, и вскоре я понял, что эта девочка не равнодушна ко мне и готова ринуться за мной хоть в огонь, хоть в воду. А так ли это! И я ринулся. “Что – в огонь! Еще что! Я, может, и с приветом – ну не так же!” Я ринулся в холодную темень осеннего стремительного Иртыша – а она за мной. Нас чуть не затащило под огромную тёмную баржу, стоявшую на рейде Самарово. Но мы вовремя спохватились и успели выскочить из-под неё. Мы выскочили на берег. Скинули с себя холодные, мокрые купальники и начали отжиматься. Она стояла передо мной – обнажённая и смотрела мне прямо в глаза, а я стоял, опустив голову, и чуть с ума не сошёл от желания бросить взгляд на эту несусветную красоту обнажённого девичьего тела. И я понял, что скажи я этой девочке:– “Останься!”, и она бросит все, и забудет всех – родных, друзей, чтобы только быть со мной и получить половинку моей раскладушки с моим молодым горячим телом в моем закутке с занавесками вместо дверей. Удивительные создания – эти женщины с их великим инстинктом материнства, и которые сродни тем птичкам, которые готовы вить свои гнёздышки хоть на проезжей части скоростных автобанов.
13.Любимая женщина Ширака.
Вот, и проект, над которым я пыхтел почти месяц – готов. Отдаю Биншток. Волнуюсь, конечно. Через пару дней он подходит к моему столу и во всеуслышание, чтобы слышали и другие соискатели проектов, сидевшие в комнате, заявляет -”. Вот как надо писать проекты. Чётко, ясно и лаконично.” Я сразу поднял свою себестоимость. Увы, вот такую – простую, без обиняков, без оговорок и не сквозь зубы похвалу, похоже, в жизни я больше не слышал. Дальше были просто выговора, строгачи, снятия и увольнения… Да это, и понятно. Пока ты представляешь собой мягкую податливую грушу – нет особого резона упражняться на тебе. Другое дело, когда ты начинаешь проявлять свой характер, когда ты начинаешь обрастать мускулами и когда ты начинаешь в чащобе жизни рубить свою просеку. А в Хантах опять оживление. Всех волнует одно:” Встал Иртыш или нет и готова ли переправа через него?” И в это время – нет здесь для местных жителей более актуальнее и животрепещущей темы. На той стороне находится лесокомбинат и ряд других предприятий. На той стороне находится взлетно-посадочная полоса, не которую зимой приземляются Аннушки или даже Ли-2. В общем, есть о чем беспокоиться. К Ледоставу готовятся загодя и на полном серьёзе, ведь на кону стоят человеческие жизни. Организация самой переправы из года в год проходит по одной и той же проверенной схеме: составляется технический проект с параметрами переправы и в соответствии с нормами Гос. Технадзора определяют допустимую толщину льда для местных условий с учётом грузоподъёмности транспортных средств, интенсивности движения и пр. При достижении требуемой толщины льда начинается строительство переправы – задаётся её створ, от него в обе стороны на 10м. от снега расчищается и ограждается вешками поверхность льда, а вдоль всей переправы с обеих сторон через 5-10м бурятся контрольные лунки для замера толщины льда. Наконец, в присутствии местных органов составляется Акт о её сдаче, и переправа торжественно открывается. Среди всей этой местной суматохи без внимания остался показанный на экране Дома культуры и ещё не вышедший на большие экраны фильм “Летят журавли”. Не так здесь бурлила культурная жизнь в этом полу городе, полу таёжном посёлке, в котором даже мои московские кеды смотрелись как заморское чудо. Да, собственно, что обсуждать то, одна баба махнула своего парня на другого, а тот оказался пройдохой и, в свою очередь, кинул её, и вот она уже мечется как угорелая то туда, то сюда. К тому же ещё, и жизнь здесь была такая, что у каждого реальных забот было выше крыши, чтобы ещё серьезно погружаться в кинематографическую виртуальность. А ведь выпусти сегодня этот фильм в прокат по новой, так он, вряд ли, окупил бы даже половину тех мизерных средств, которые были затрачены первоначально на его создание – нет ни одной голой задницы на протяжении почти двух часов да и герои и не геи, и не лесбиянки, и вообще чёрт те кто. Но я был взбудоражен. После обратного семикилометрового марш-броска к себе в закуток я плюхнулся сразу на свою любимую раскладушку – но сна уже не было ни в одном глазу. Я всё ещё был под впечатлением недавно прочитанной Флоберовской Манон и мне нужно было срочно разобраться – где же правда любви: у Манон, которая спала со всеми подряд, но любила одного единственного или у Вероники, которая оступилась единожды и теперь готова была порешить себя за это. Я встал и среди ночи сел писать свое первое в жизни эссе. Я знал, что впереди меня ждет моя Манон или Вероника и мне надо было срочно во всем разобраться. Наконец, я все разложил по полочкам и понял, что только время и окружающий социум определяют правду этого чувства. И если в прошлом веке Вероника страдает от того, что раз оступилась, то в третьем тысячелетии наиболее продвинутые семейные пары коротают свободные вечера в свинг клубах, где занимаются любовью с разными партнерами на глазах у друг друга. А может, это и есть первозданная правда, а всё остальное – наносная шелуха. Перед тем как окончательно лечь я вышел во двор помочиться. В сумраке наступающего дня видны были белые барашки свинцово серых вод стремительного Иртыша, который спешил изо всех своих сил на свидание с красавицей Обью, чтобы слиться с ней, войти в её плоть, раствориться в ней и так в одном полноводном и стремительном потоке мчаться через бескрайние просторы Сибири вместе до самого последнего момента – до самого последнего мига своего существования – до слияния с Обской губой а затем и с Северным Ледовитым Океаном. А как сама Татьяна Самойлова определила для себя правду любви в своей личной жизни. Позади четыре бывших мужа. Единственный сын, уехал в далекую Америку и почти забыл её, и одинокая жизнь в московской квартире. И великая Татьяна Самойлова – которая впервые в одночасье явившая Западу и всему миру Советский Союз с человеческим лицом, и к которой сам Жак Ширак, будучи президентом Франции, отложив все свои государственные дела, спешил как на свидание к ней в Ле-Бурже, чтобы только… только чтобы встретить свою любимую артистку и поцеловать её ручку, сначала делает неуверенные попытки уйти из нашего солнечного мира по доброй воле, а потом наступает и её тихая одинокая кончина 4-го мая 2014г, в день её рождения – в день её восьмидесятилетия, оставив миру отпечаток своей руки на звёздной набережной Круазет в Париже.. Нет, не встретился на её пути тот единственный, который бы нес ее как бесценную икону, и молился бы на нее – всю свою жизнь. Нет, не выбрала она того… Как же Ты
Татьяна Самойлова и Пабло Пикассо
14. Вселенское чудо.
Но вот уже, опять побежденный и укрощенный Иртыш покорно несёт свои воды под ледовым панцирем – но только до весеннего майского тепла, а там, взломав всю эту ледовую мишуру, он снова выскочит на простор и снова покажет всем всю свою мощь и удаль. А пока, я с Василием Терентьевичем идем по намороженной переправе на левый берег Иртыша на лесокомбинат смотреть балки, приготовленные для той самой зимней партии, для которой я писал проект. В.Т. назначен начальником этой двух отрядной партии, а я – оператором первого отряда. “Свершилось! Я добился своего! Я – оператор зимней партии, тех самых партий, про которые мне рассказывали всякие небылицы всего лишь год назад в Тюмени. “Ну что ж… Будем смотреть. Так ли это?”. Поднимаемся на левый берег Иртыша и направляемся в сторону лесокомбината. Видим группу людей и слышим натужный звук тракторных двигателей. Подходим ближе. Обычная зимняя картина – маленький “детешка” – трактор ДТ-54 застрял в снежной яме, а мощный С-80 пытается вызволить его оттуда. Мы останавливаемся, и я подхожу поближе. Перед моими первыми зимними работами мне ужасно интересно узнать, как вытаскивают трактора. Уже темнеет, и свет тракторных фар, и натужный рев тракторных двигателей будоражат мое воображение. Все попытки вытянуть засевший трактор тросом в натяг кончаются безрезультатно – С80 буксует на месте. Решают вытащить рывком. С-80 сдаёт немного назад, трос провисает, затем он включает вторую или третью скорость и прибавляет газ. Трос на мгновение натягивается как струна, затем серьга на конце троса соскакивает со штыря форкопа детешки, и со сверх световой скорости по кривой вместе с тросом пролетает над нашими головами, и в то же мгновение с моей головы, как бы невзначай, слетает сидевшая небрежно на ней ушанка – заяц под котик. Я машинально наклоняюсь, поднимаю свалившуюся ушанку, делаю несколько шагов и тут до меня доходит, что мой заяц под котиком. свалился не по своей воле, а был сбит с фантастически ювелирной точностью серьгой, соскочившей с форкопа детешки. “Хорошенькое начало! А что же будет дальше?” – подумал я и догнал В.Т. Я был заклятым атеистом, блистал на философских семинарах по диамату и не верил в никакую чушь дурных предзнаменований. А ведь зря! Споры о газо-нефтеносности Западной Сибири велись давно, но только газовый фонтан в 1953г. из опорной скважины в таёжном северном поселке Березово поставил точку в этом вопросе. В том самом Берёзове, где после смерти Екатерины первой доживал и ссыльные дни, и жизнь Русский Государственный и военный деятель, ближайший сподвижник Петра1 князь Александр Данилович Меньшиков. Александр Меньшиков в детстве в Петербурге, по проверенным и не по проверенным слухам, торговал на улице пирожками. Однако, благодаря своей чрезвычайной любознательности, сообразительности и исполнительности он попадает на глаза приближённым Петра 1 и его зачисляют в Преображенский полк, тогдашний “потешный” полк. В 1687г. он становится денщиком Петра 1, а дальше начинается умопомрачительный взлёт. 1702г. – Граф, 1703 – Генерал-губернатор С-Петербурга, 1705 – Князь, 1707 – Светлейший, 1709г.
– Фельдмаршал, 1719 – Президент Военной коллегии, 1727 – Генералиссимус морских и сухопутных сил. И каждая веха этого взлета была напрямую связана с государственным строительством Русской Империи и её военными и политическими успехами в это время, которые были достигнуты с его участием. Почести, титулы и награды из рук Петра 1 на него сыпались как из рога изобилия. А 1714г. Исаак Ньютон лично сообщает ему об избрании его членом Лондонского Королевского общества
Генералиссимус А. Д. Меньшиков
Но вот, умирает Пётр 1(1825), потом и его жена – императрица Екатерина 1(1827), и Меньшиков остаётся один на один со своими заклятыми недругами – боярами, которых он нажил за годы своего служения Петру 1 и во главе которых стоял князь Долгоруков. Воспользовавшись ситуацией, когда Меньшиков был тяжело болен, они показывают Петру 2, ставшему преемником своего деда Петра 1 императором всея Руси, протокол допроса его отца Алексея Петровича, заточённого за государственную измену в Петропавловскую крепость и его смертный приговор, где первыми стояли подписи Меньшикова. В апреле 1728г. Верховный Тайный Совет, где большинство были Долгоруковы, выносит решение о лишении Меньшикова всех наград, регалий и имущества, и ссылке его с семьёй в далёкий северный посёлок – в Берёзово. Это был смертный приговор всей семье Меньшикова, под которым стояла подпись двенадцатилетнего Петра 2. По дороге умирает его жена Дарья, любимица Петра 1. Через полтора года умирает Меньшиков и его старшая дочь Мария. После смерти Петра 2 в
Суриков – Меньшиков в Берёзове.
После снятия вопроса о газо-нефтеносности Зап.-Сибири встаёт задача найти промышленные месторождения УВ и начинаются поисковые работы в центральной части Западной Сибири на территории Ханты-Мансийского национального округа. Так возникает ХМКЭ –Ханты-Мансийская комплексная экспедиция, а в ней наша – первая зимняя двух отрядная Ханты-Мансийская cп/58-59. Перед партией была поставлена предельно простая задача – провести поисковые площадные работы и обнаружить локальную структуру, перспективную на УВ. В преддверии Нового 1959 года я со своим отрядом переправляемся на другую сторону Оби и вот уже наш отряд – с людьми, с балками и техникой в полном сборе на проектной площади наших работ недалеко от Самарово. Я даю команду –“Огонь!”. Звучат первые взрывы. Регистрируются первые сейсмограммы, и мы начинаем писать историю Запсибирских углеводородов. Мы начинаем первые площадные сейсмические работы в центре Западной Сибири, будущем нефтяном Клондайке Советского Союза и будущей России. Зимний полевой сейсмический отряд в тайге, в те далекие времена, состоял из 10- 12 балков на железных санях. Это балки сейсмостанции, сейсмобригады, взрывников, буровиков, трактористов, столовая, склад ВВ и цистерна ГСМ. Далее, 2 буровых станка и 5-6 тракторов. Такой отряд двигается по заранее разбитым и прорубленным в тайге 4-х метровым просекам, эти просеки образуют сетку, величина которой зависит от поставленных сейсморазведочных задач, но обычно это сетка 2х3 км. В отряде бывает до 25 человек. Это оператор с помощником, рабочие сейсмо-бригады, как правило – девушки, буровики, взрывники, трактористы. Такой отряд работает в поле в
Просека для сейсмических работ.
Я любил зимние работы в тайге. Ты живешь среди 40-50 метровых корабельных сосен, елей, кедров и лиственниц,
поражающих тебя своей первозданной красотой. Ты вдыхаешь их неповторимый аромат и растворяешься в нём. Ты свой среди них, они приняли тебя за своего и своими телами заслоняют тебя от суетливого мира, и тебе от него уже ничего не надо – ты познал всё – ты – свободен.
Бурение взрывных скважин.