Сумасшедшая шахта
Шрифт:
– А ты откуда все это знаешь?
– А я со свечкой рядом, в штреке стоял... – улыбнулся Шура. – То есть с фонарем...
– Так ты и посоветовал Юдолину эти баксы достать?
– Ага! Только он за туза пошел, стал права качать, командовать нахально. Вы, вот, пришли в чужой монастырь, вежливые такие, всем понравились, а он все пистолетом перед мордой моей крутил, психами всех называл... Вот мы его и перезомбировали без настроения, я тебе рассказывал, как все это печально завершилось...
– А второй, вернее, первый аквалангист в восстающем откуда появился?
– А он с Юдолиным приехал... Я, чтобы они подольше помудохались, в штрек у восстающего Юльку выпустил, и аквалангисту пришлось до денег по десятому горизонту добираться, через провал, значит... Вот он, бедняга, и окочурился, воздуху ему на длинный путь не хватило... До и кессонка, сам понимаешь...
– И еще один вопрос, Шура, – начал я смущенно. – Очень уж он меня мучит...
– Давай свой вопрос...
– Помнишь, я тебя в Костика превратил и руки заставил двадцать раз на дню мыть... А сам на твое место заступил?
– Помню, как же... И не двадцать, а двадцать пять раз...
– Так ты это дурака валял? Да?
– Да... А кого мне еще валять было? Вы ведь иначе, как на кретина на меня и не смотрели... Вот я и повеселился немного для души... Пока ты Ольгу не привез...
– Так ты нас из-за Ольги в клоповник сунул?
– У Игоря, отца ее, много разных друзей было... – пробурчал Шура, отведя глаза в сторону. – И врагов... Кто знает, от кого она приехала... Баба – она и есть баба... Кого угодно с панталыку собьет... Ваня, после того, как вас на дороге бросил, ну, когда вы с ней с запасного ствола возвращались, приехал ко мне и стал говорить, что Ольга – следователь по особо важным вопросам... А клещики эти штучка вовсе непростая... Они человека по уму изобретают. Без болтовни и натуральных инцидентов.
Но я уже не слушал Шуру – красный от стыда я вспоминал те времена, когда, возомнив себя Кашпировским, узурпировал Шуру...
– Двести десять миллиардов... Двести десять миллиардов, – оторвал меня от раздумий о неисчерпаемости Шуриного коварства донесшийся от стеллажа восторженный Колин голос...
– Двадцать лет, двадцать лет... – криво улыбаясь, передразнила его Ольга.
– Какие двадцать лет? – спросил Коля, насторожившись.
– По УК РФ двадцать лет... Ну, может быть не двадцать... Скоро точно узнаешь...
– Да ну тебя... Иди лучше сюда, погрейся рядом с ними... Я столько баксов только по телевизору видел!
Мы с Ольгой подошли к стеллажу и начали перебирать пачки новеньких дензнаков развитого империализма (тысячедолларовые купюры, видимо, лежали на верхних полках и нам не попались).
– А зачем тебе столько денег? – спросил я Шуру, когда до меня, наконец, дошло, что двести миллиардов (ну не двести, а сто девяносто пять без тысячедолларовых купюр) для простого человека – это очень и очень много.
– Есть у меня с Валерой несколько гума... гуманичи... гуманичистических задумок... – ответил он, пристально глядя мне в глаза. – Хочу, вот, с вами посоветоваться... Пошлите на-гора... Денег не берите... По пятнадцать миллионов настоящими я вам приготовил еще вчера... Больше вы не унесете. А надо будет еще – прилетите на своих личных самолетах...
2. Море, "Восторг", девочки и шампанское. – Шура недоволен. – Опять акклиматизация.
В кают-компании к прощальному банкету все было уже готово. Но после общения с двумястами десятью миллиардами денег, все вокруг казалось убогим и тоскливым. Уловив, видимо, наше настроение Валера что-то начал говорить на ухо Шуре. Выслушав его, Шура закивал головой, затем одобрительно похлопал инвалида по плечу и, немного походив с довольной улыбкой по комнате, обратился к нам:
– Тут у нас есть мнение сменить обстановку и переместить нашу конференцию в другое место...
– В свежевыкопанную бульдозерную яму? – сверкнув глазами, поинтересовался Баламут.
– Нет... В Находку. Пока мы тут законсервируемся, Валера сгоняет в Кавалерово за вертолетом. К вечеру будем на его яхте "Восторг".
– "Восторг"? – переспросила Ольга. – Как мило! Звучит хорошо, по-женски... Свою я тоже так назову... А большая яхта?
– Двадцать метров, на всех места хватит, – проскрипел Валера, вперившись в ладненькую Ольгину фигурку сальными глазами.
– Поехали! – сказал я, живо представив свою богиню загорающей в бикини на фоне невозможно красивых скалистых приморских пейзажей.
Через пятнадцать минут Валера с Ириной Ивановной уехали в Кавалерово, уехали, захватив с собой... Худосокова и двух подручных Хачика. Увидев последних живыми, вернее – полуживыми, совсем такими, каким был Тридцать Пятый, я вперился вопрошающими глазами в Шуру.
– Ирина Ивановна их в милицию на исправление сдаст, – смущенно ответил он на мой немой вопрос. – Не захотела она, чтобы я их кончил... Святая женщина...
– А что они такие квелые? – поинтересовалась Ольга.
– Она их загипнотизировала, чтобы по дороге не оглядываться.
Махнув на все это рукой, я занялся осмотром своих ран и нашел их вполне зажившими. После перевязки мы с Бельмондо и Шурой спустились на восьмой горизонт с ведром цемента и мастерком.
– Будем фабрику замуровывать, – сказал он, когда перед спуском Борис спросил, зачем нужен цемент.
– А буйные? – поинтересовался Николай.
– Их потом в шахте выпустим, пусть охраняют... Инесса с Кешей их обиходить будут...
В музее Шура покормил буйных Инкиными котлетами. Затем он попросил нас натаскать к двери музея камней для закладки, а сам повел сумасшедших в камеру взрывников. Когда он вернулся, мы уже наполовину заложили дверь камнями. Через час дело было кончено.