Сумасшедшее танго
Шрифт:
Шатаясь он медленно вытаскивает телефон и ключи от квартиры из кармана джинс и отдаёт мне. Я кладу их на плетёную корзину, включаю душ с холодной водой. Она поможет ему немного протрезветь. От неожиданности Алекс открывает рот и округлив глаза, поднимает брови.
— Твою мать! — выкрикивает он.
— Взбодрись немного, — улыбаюсь я.
Алекс стоит под струями холодной воды и смотрит на меня беспомощным взглядом. Когда я вижу, что он сжимает плечи, потому что начинает замерзать, я переключаю на очень тёплую воду и задвигаю стеклянную дверцу душевой.
— Снимай одежду её нужно высушить, —
Через несколько мгновений дверца открывается, и я слышу, как мокрая одежда шмякается на пол. Я кидаю её в машинку, добавляю капсулу с гелем и включаю режим короткой стирки и сушки. Поворачиваюсь и через запотевшие стеклянные дверцы душевой вижу обнажённый силуэт Алекса. Чуть смутившись, я отворачиваюсь в сторону
— Согрелся?
— Угу, — мычит он.
Беру большое тёмно-серое полотенце, не поворачиваясь приоткрываю дверцу и протягиваю ему. Выключив воду, Алекс берёт из моих рук полотенце.
— Только, пожалуйста, не поскользнись на мокром полу, — говорю я с опаской и кидаю полотенце для ног на лужу у душевой.
Алекс выходит из кабинки, с обмотанным вокруг бёдер полотенцем, улыбается и облокачивается рукой о столешницу умывальника. Смотрю на него и не могу оторвать взгляд. Он такой милый с мокрыми волосами и каплями воды на плечах. Его спортивный торс не может не радовать взгляд, и я в смущении опускаю глаза. Накидываю ему на голову полотенце для волос и взъерошиваю их, вытирая.
Иду в гостевую комнату и достаю из ящика комода светло-серую футболку и спортивные штаны Джеймса, которые он, иногда, надевает, оставаясь у меня на ночь. Алекс и Джеймс примерно одной комплекции, поэтому одежда должна подойти. Возвращаюсь и протягиваю одежду Алексу. Он шатаясь сердито на меня смотрит.
— Джеймса?
— Какая разница, — отвечаю я. — Ты же не собираешься ходить по моей квартире нагишом?
Алекс улыбается, игриво приподнимая бровь, видимо, представляя эту картину, но потом берёт одежду. Я выхожу из ванной и иду на кухню. Ставлю чайник и завариваю крепкий чай, пока он одевается. Поворачиваюсь к двери, Алекс стоит в дверях шатаясь и рассматривает замутнённым взглядом обстановку.
— У тебя уютно, — заплетающимся языком говорит он. — По-женски так всё. Я так и представлял.
Я улыбаюсь.
— Чай будешь?
— Угу, — мычит, шатаясь подходит к столу и падает на стул.
— С сахаром?
Отрицательно мотает головой, а отворачиваюсь и улыбаюсь: «Какой же он забавный». Вообще пьяные мужчины у меня всегда вызывали отвращение. Многие становятся сразу грубыми и неотёсанными мужланами, ругаются как докеры, орут, на подвиги дурацкие их тянет сразу. Алекс же выглядит таким забавным, милым и немного несчастным, что даже хочется его прижать к груди и пожалеть. Ставлю перед ним чашку крепкого чая с лимоном. Он делает глоток и смотрит на меня мечтающим взглядом.
— Выпей всё, Алекс. Поможет, — улыбаюсь и сажусь напротив.
Он вытер волосы полотенцем, но не поправил их, поэтому они взъерошено торчат в разные стороны. Я не сдерживаюсь и, протянув руку, поправляю их. Алекс ещё сильнее расплывается в улыбке, ловит мою руку, прислоняет к губам, а потом прижимает ладонь к щетинистой щеке. Я аккуратно вытаскиваю руку, а он, продолжая
— Пойдём, — он непонимающе смотрит на меня, но встаёт.
Я веду его в гостевую спальню. Подвожу к кровати и толкаю, чтобы он сел. Алекс садится и неожиданно обнимает меня руками и прижимается щекой к моему животу. «Как маленький ребёнок, обнимающий маму», — усмехаюсь я. Это так трогательно, что я осторожно запускаю пальцы в его волосы и глажу его голову. Вижу, что Алекс закрывает глаза и вздыхает. Ладонями обхватываю его плечи и опрокидываю на кровать так, чтобы его голова легла на подушки. Потом наклоняюсь и поднимаю его ноги на кровать. Подталкиваю его от края кровати, и он поворачивается на бок, сладко подкладывая ладони под голову. Кидаю ему на ноги лёгкий плед, вдруг замёрзнет, хотя в доме тепло, уже лето. Смотрю, а Алекс уже закрыл глаза. Какой же он красивый и безобидный, когда спит. Я наклоняюсь и провожу рукой по его мокрой чёлке, убирая упавшие на лоб локоны. Он мило, что-то бормочет. Не могу разобрать, что именно, а потом улыбается и шепчет: "Селе…на.".
— Проспитесь, Александр Хардфорд, — говорю я и выхожу из комнаты.
Глава 8. «МЫ ПАРА?»
СЕЛЕНА
Воскресенье 8:00
Я заглядываю в комнату и вижу, что Алекс ещё спит. Он лежит на животе, лицом уткнувшись в подушку, согнув одну ногу и подмяв под себя плед. Я улыбаюсь увиденной картине и выхожу в аптеку за целебными таблетками для «пьяницы». Возвращаюсь и, переодевшись в домашние шорты и майку, иду на кухню делать сконы.
АЛЕКС
Открываю глаза и не понимаю, где я. В окна с серо-голубыми шторами светит яркое солнце, а я щурюсь от него и оглядываюсь по сторонам, протирая слипшиеся глаза. «Уютненько», — думаю я и сажусь на большой мягкой кровати, накрытой серо-голубым велюровым покрывалом. Опускаю ноги на мягкий ковёр молочного цвета и припоминаю вчерашнюю ночь. Улыбаюсь, вспоминая, что это квартира Селены. «Селена», — становится так приятно и тепло внутри. Голова только немного болит. Тяжёлая. Не мудрено, столько выдержанного крепкого виски вылакать. Во рту и в горле сухо, что аж горло чешется. Я встаю и босиком выхожу из комнаты. В холле слышу музыку, доносящуюся с кухни, и чувствую аппетитный, ванильный запах свежих булочек. Нахожу кухню и замираю в проходе. Селена в коротких шортиках и облегающей майке стоит у стола и, пританцовывая под ритмичную музыку, вытаскивает из формы булочки. Она поднимает голову, посмотрев на меня, улыбается и моё сердце отплясывает джигу.
— Доброе утро! Иди выпей, — показывает она на стакан с водой. — Будем завтракать.
Я только и смог, что кивнуть головой, потому что во рту и в горле всё слиплось. Кажется, что голос пропал. Я сажусь за стол и залпом выпиваю стакан воды, только потом поняв, что у неё странный кисловатый вкус.
— Это от похмелья, — улыбается она. — Сейчас станет лучше, и голова перестанет болеть. Ты сконы любишь со сливочным маслом или со сливочным сыром? — спрашивает она.
— Сыром, — говорю я охрипшим голосом и сам пугаюсь.