Сумчатые баллады
Шрифт:
Судья:
— А обвинение?
Обвинение лихорадочно роется в бумагах и в конце концов заявляет, что предмета дела у себя не находит, но он точно должен где—то быть.
Судья:
— (Тихо) Ну, как обычно. ВОН ОТСЮДА! ВСЕ!
Поправляет прическу и переходит к следующему делу.
Баллада о правосудии для всех
В 1783 Сюзанна Холмс предстала перед судом по обвинению в краже со взломом. Согласно протоколу, она проникла в дом Джэбез Тэйлор и украла пару льняных простынь
Генри Кэйблу было 17. Вместе с отцом и другом отца он участвовал в краже со взломом. В списке на помилование отец с напарником не значились. Самому Генри приговор заменили высылкой в колонии на семь лет.
Оба до отправки были переведены в Норвичскую тюрьму.
Одна беда — за десять лет до того, в декабре 1773, одна веселая компания устроила в городе Бостоне вечеринку с чаем, а в сентябре 83 Британия признала Соединенные Штаты. Куда, спрашивается, высылать?
А пока решается куда, оба сидят. А нравы в Норвиче относительно свободные. В общем, в 86 Сюзанна Холмс обнаружила, что ждет ребенка. И они с отцом — тем самым Генри Кэйблом — обратились по начальству с прошением о желании вступить в брак. В прошении было отказано.
А тем временем, в Плимуте собирают транспорты в новую колонию. В Австралию. И Сюзанну Холмс — с ребенком на руках — распределяют туда. И капитан обнаруживает, что параграф списка взял и прибыл в двойном экземпляре. И отказывается взять ребенка, потому что ребенок в списке не значится. И происходит это в такой форме, что присутствующий при сцене надзиратель Джон Симпсон прибирает ребенка и заявляет, что он этого так не оставит и хоть до госсекретаря, хоть до короля, хоть до Бога дойдет, а безобразию предел положит.
700 миль до Лондона. С грудным ребенком. Ни к какому госсекретарю Симпсона не пускают. Он занимает позицию на лестнице и отказывается уходить. В конце концов, ловит госсекретаря, лорда Сиднея, и объясняет ему ситуацию. Госсекретарь, к его чести, решает, что обстоятельства дела вполне оправдывают ту манеру, в которой его обеспокоили — и десять дней спустя ребенок грузится на борт вместе с отцом.
История эта попадает в газеты — вся, от серебряных ложек до госсекретаря — и несколько дам из общества организуют подписку, чтобы собрать молодой семье денег на первое время. Собирают 20 фунтов. Но ссыльные не имеют имущества, да и держать его им негде. Поэтому на собранные деньги благотворители покупают много полезных вещей и передают их на хранение пастору колонии с тем, чтобы он их отдал по приезде.
В январе 1788 флот прибывает в Ботани Бей. В феврале Генри и Сюзанна вступают в брак. А первого июля 1788 Генри и Сюзанна Кэйбл подают в суд на некоего Дункана Синклера, капитана «Александра», по обвинению в разграблении их имущества. Потому что все собранное, ну почти все, за исключением книг, испарилось. Причем, испарилось в совершенно известном направлении. Синклер не скрывал того, что сделал. Он считал, что он неуязвим. По английским законам того времени приговоренные к смерти, даже если приговор заменяли, считались «мертвыми для закона». Они не имели права выступать в качестве свидетелей, владеть имуществом, заключать контракты. Поэтому, грабить их можно было совершенно безнаказанно. В теории.
А на практике зря Синклер хвастался. Губернатор Артур Филипп, во—первых, держался совершенно определенного и совершенно нецензурного мнения о рабстве, и известие о том, что один из его офицеров решил ввести рабство в его колонии, его никак не обрадовало. А во—вторых, таких «мертвецов» у Филиппа было полколонии. И если их всех из сферы действия закона исключить, на предприятии можно ставить крест тут же.
Губернатор не стал вмешиваться прямо в первое судебное дело колонии. Он просто дал Кэйблу совет.
И когда Синклер на суде заявил о том, что у Кэйблов, как у каторжников, нет прав на имущество — Кэйбл потребовал от Синклера оснований. И судья Дэвид Коллинз его поддержал. Синклеру было приказано представить суду юридически приемлемые доказательства того, что Кэйблы — каторжники. Ну да, они находятся в Австралии. Ну да, они приплыли с флотом. Но усы, лапы и хвост к делу не подошьешь. В личных документах в графе «занятие» стоит, естественное дело, прочерк. А до прочерка стояло «новые переселенцы». И все. Уголовные дела? Решение суда? Все в Англии, а до Англии восемь месяцев пути. Свидетельства очевидцев? Каких? Самого ответчика — не считается. А больше свидетелей нет.
Так что пришлось Синклеру по решению суда заплатить Кэйблам 15 фунтов стерлингов за присвоенное имущество (минус книги). Два каторжника выиграли дело у капитана королевского флота. Прецедент был создан.
А Генри Кэйбл на эти деньги вкупился в строительство первого местного океанского судна. И преуспел. Но еще больше он преуспел в другом занятии. В 1794 году он стал начальником городской полиции Сиднея.
В земле была нора или эхо войны
Сказать, что Кубер—Пиди — это дыра, значит смертельно оскорбить Белую королеву. Потому что это та самая дыра, в сравнении с которой все прочие выемки — Пик Коммунизма.
Располагается этот городок посреди нигде — между Аделаидой и Элис Спрингс. До ближайшего государства хоть три года скачи, хоть пять, хоть семь, все равно лошадь помрет в первую неделю, а ты сам, вероятно, раньше. Потому что вокруг — пустыня. Ближайший источник воды — в полусотне километров. Ближайший нормальный — в сотне.
Температура воздуха летом располагается за отметкой 40 — в тени. Зимой уходит в минус. Местная пыль многочисленна, разумна и злонамеренна. Она взлетает от любого движения вся и затем висит в воздухе. Если на дороге встречаются две машины, останавливаться и пережидать приходится обеим — видимость нулевая. Дышать этим не стоит и пробовать. Посреди города стоит холмик, собранный когда—то из местной пыли. На него теперь можно взбираться, пыль слежалась.
В гольф — а в Австралии нет мест, где не играют в гольф — в Кубер—Пиди играют ночью, светящимися мячиками. И таскают с собой приспособление, призванное изображать дерево. Потому что единственное дерево в городе сварено из разнообразного металла (и, надо сказать, несмотря на это, уже немножко выветрилось).