Сумеречное сердце
Шрифт:
Эсмина их отпустила. Планы в последнее время менялись, как погода весной. То она хотела всех убить, то мечтала о том, чтобы ее оставили в покое и дали спокойно умереть в болоте… Даник с друзьями действительно не были похожи на воинов-вампиров, а разведчики кланов просто обязаны были быть убийцами. А эти улепетывали так, будто боялись, что она передумает и покрошит их своими лезвиями. Подобных когтей у них не было, на животной крови такого не отрастишь.
Вампирша оглянулась на холм и втянула воздух. Ник, Уилли и кот были на месте, спали. Что ж, утром у них с колдуном состоится весьма интересный разговор. Она отошлет девчонку с бесхвостым к реке, а Пятому устроит допрос. Уж что-что,
Сон ее покинул от слова «совсем», а ждать рассвета рядом с Ником и не трогать его было бы невыносимо. Можно, конечно, умыкнуть его из их импровизированного лагеря и устроить допрос внизу, у речки, но в таком случае силы колдуна точно истощатся, а утром ей все-таки хотелось бы позавтракать.
В этой паутине имелся еще один паук, к которому она, пожалуй, наведается прямо сейчас. Фарэл Огнепал, или как там его на самом деле, может, и спит, но его разбудить у нее рука не дрогнет. И да простит ее Роза.
До города Эсмина добралась быстро: буквально летела, а не шла. Краусон мирно спал, ворота были заперты, на стенах виднелись часовые. Эсмина уже собиралась было перепрыгнуть, даже нашла подходящее место, но в последний момент передумала и осмотрелась. Снаружи – никого. В придорожных кустах квакали весенние жабы, звенели комары, ухали совы. Ночных посетителей в Краусоне явно не ждали. Вампирша прищурилась и внимательнее поглядела на стены. Такой, как Даник, мог бы ничего и не заметить, сигануть вверх и попасться в невидимые сети, но столетняя Эсмина почувствовала ловушку издалека. Едва заметная дрожь над краем кирпичной кладки, прямо у ног часового, – вот что ее насторожило. Даже если Ник и не устанавливал никаких защитных заклинаний, кто-то это сделал. Теперь вампирам в город был вход воспрещен. Возможно, они не смогут пройти в него и днем. Теперь Эсмина вспомнила, как Ник взял ее за руку и притянул к себе, когда они проходили сквозь открытые створки. Что же такое получается? Снова игра? Возможно, колдуну сегодня спать все-таки не придется.
Обратно она шла медленно. Все думала, искала причину странного поведения колдуна, посматривала из-за плеча на Краусон. А когда обернулась в очередной раз, то увидела, как в одной из башенок, что стояла ближе всех к стене, горит свет в окне и мелькают тени. Зрение вампира острее, чем у человека, и Эсмина, особо не напрягаясь, поняла, что узнает фигуры, стоящие у окна. Фарэл и Роза задернули шторы, но вампирша все равно их узнала. Ткань не могла быть преградой для нечеловеческих глаз.
Кем бы ни был Фарэл – охотником или аптекарем, – но целовался он мастерски. Эсмина даже прислонилась к дереву, наблюдая, как мужчина ласкает возлюбленную. Роза обнимала его за шею, запрокинув голову и прикрыв глаза. Поняв, что они оба обнажены, Эсмина отвернулась, чувствуя на сердце незнакомую тяжесть. Плотская любовь давно стала для нее чем-то обыденным; вампиры занимались ею каждую ночь, наслаждаясь моментом в перерывах между жаждой крови. А любовь Фарэла и Розы казалась какой-то осознанной, вечной… Наконец Эсмина определила, что с ней творилось: она завидовала лютой завистью. Что делать с новым чувством, она не знала.
А потом поняла, что уже не одна.
За спиной стоял Ник и тоже смотрел на свет в башне. Он не мог видеть сливающиеся в страсти фигуры, но, кажется, о чем-то догадывался. Колдун наверняка знал, где живет его друг.
– Ты уже встретила Даника, верно? – спросил он. – И тот, конечно, все разболтал.
По лицу Эсмины ползли мрачные тени, и так как вампирша молчала, то выпуская, то втягивая когти, Ник торопливо продолжил:
– Я пытался снять с тебя проклятие жертвенной крови. В одной из книг говорилось, что если вампир совершит добрый поступок, то может освободиться. Мне вампиры редко когда нравятся, но ты стала исключением. Что-то есть в тебе такое… особенное.
Его рука легонько коснулась ее ладони, и Эсмина не отодвинулась. Слушала внимательно – не только ушами, всем сердцем.
– Свой интерес у меня тоже был, – признался колдун. – Еще никому не удавалось снять подобное проклятие. Но попытаться стоило. Если бы рассказал, механизм бы не сработал. Да он все равно не подействовал. Видимо, что-то не так сделали…
– И какие же добрые дела я совершила? – прищурилась Эсмина.
– А ты разве не заметила?
Ник сделал шаг вперед, оказавшись в такой же близости от нее, как Фарэл от Розы. Еще движение, и их губы могли соприкоснуться.
– Ты спасла меня от казни, – прошептал он, обдавая ее дыханием, которое пахло хвоей, – и тогда я вспомнил об этом старом рецепте с добрыми поступками. Меня должны были казнить местные, а не Фарэл, они просто ждали ночи, чтобы получилось зрелищнее. Фарэла я встретил, когда бегал за сумкой с книгами. Он заехал в Ялмар по делам и наверняка тоже попытался бы мне помочь, но без такой гарантии, как это вышло у тебя. А когда ты заснула у реки, на наш лагерь случайно набрели Даник с Мием и Клаем. Это оказалось удачным совпадением, мы не виделись лет пять. Они заплутали и случайно сделали крюк к Ялмару. Безобиднее нечисти я не встречал. Надеюсь, ты ничего им не сделала. Не сделала, верно?
Эсмина боялась, что он отстранится, поэтому торопливо кивнула. Ей хотелось, чтобы колдун никогда не прекращал свой рассказ. Говорил и говорил, а она бы слушала и вдыхала запах его крови, который будоражил и успокаивал одновременно.
– Я сбегал в Ялмар, отыскал Фарэла и уговорил его подыграть. Вампиры тоже отказывались, но все они были мне кое-что должны, поэтому им пришлось согласиться. Фарэл со знакомыми жгли листву, а ты уговорила меня спасти лес от пожара. Твое второе доброе дело после моего спасения. Потом ты спасла человека от страшных пыток, а потом лес от вторжения нечисти. А еще ты заботишься о маленькой девочке. Но, увы, видимо, механизм заклинания чувствует подставу. Ты все это делала не от сердца.
– Но ведь я могу попытаться сделать доброе дело по-настоящему, без всяких там розыгрышей? – с надеждой спросила Эсмина и тут же потухла, увидев, что Ник грустно качает головой.
– Не сделаешь, – сказал он. – Ты знаешь почему. Чего ты хочешь сейчас больше всего? Чего желаешь всегда?
Она замолчала, чувствуя, что, кажется, знает ответ.
– Ты очень красивая, Эсмина, – прошептал Ник и поднял руки, будто собираясь обнять ее за плечи, но его ладони так и застыли в воздухе. Он ее не коснулся. – Любой мужчина в здравии и рассудке захотел бы такую женщину. Я хочу тебя с тех пор, как увидел на той площади. И мне стоило адовых мук отказать тебе, когда мы оказались вдвоем на холме сегодня вечером. Подумай и признайся честно себе и мне. Чего ты больше всего желала?
«Конечно, крови», – ответил вечный зов в голове Эсмины, и она почувствовала себя птицей, ломающей крылья о прутья клетки, в которой дверей предусмотрено не было. Клетку построили вокруг нее так давно, что она и не представляла мир без решетки.
– Не прогоняй меня, – попросила Эсмина, осторожно положив голову ему на плечо. И удивилась, когда он резко потянул ворот рубахи, не расстегнув, но оторвав пуговицу. Та с треском отлетела в темноту, но звука ее падения в траву никто не расслышал: оба слишком жарко и громко дышали.