Сумерки Америки
Шрифт:
Начать с купания.
Сегодня оно разрешено только в тех местах, где присутствует дежурный спасатель. Он сидит на деревянной вышке и всматривается в гущу купальщиков, барахтающихся внутри тесного садка, размером с волейбольную площадку, огороженного канатами на пробковых поплавках. Глубина – не больше полутора метров. Заплыть за канаты – нарушение, сразу раздадутся свистки. Не послушаешься, откажешься вернуться – могут удалить из парка или даже оштрафовать.
Кругом – чудесный водный простор, но ты обязан довольствоваться бултыханием в густой толпе, где люди задевают друг друга локтями, плечами, пятками. Половина купальщиков – дети, которые вряд ли выполняют правило «не писать в воду». Ничего не поделаешь – безопасность отдыхающих превыше всего.
Если
«Озеро Ларк Лэйк в Западной Вирджинии было открыто для рыбалки и пикников с 1993 года. Но компания, владеющая озером, заметила, что подростки, приезжающие туда на пикник, не отказывают себе и в купании. "Рано или поздно кто-нибудь утонет, и на нас подадут в суд," – решили менеджеры и закрыли доступ к озеру вообще. Люди покупавшие дома в окрестностях, были разочарованы, для многих близость к воде была решающим фактором в выборе места. Но что они могли поделать?» [65]
65
Howard, Philip К. The Collapse of the Common Good. How America's Lawsuit Culture Undermines Our Freedom (New York: Ballantine Books, 2001), pp. 4–5.
В 1997 году я приехал с визитом в Россию. Гуляя по набережной Невы, с изумлением увидел плывущего в воде человека. Он плыл широкими саженками, с явным удовольствием, метрах в пятидесяти от берега. Никакой спасательный катер не мчался ему наперерез, никакие полицейские трели не оглашали воздух. На пляже у стены Петропавловской крепости люди загорали, закусывали, входили в неогороженную воду и, видимо, даже не представляли, что это право кто-то может отнять у них, отравить запретами. Неужели американские отцы-основатели должны были внести в Конституцию пункт о праве каждого гражданина купаться во всех озёрах и реках своей страны, чтобы будущим бюрократам было невозможно лишить его этой радости?
Фотография дочери на качелях может вскоре стать таким же раритетом, каким для нас были фотографии бабушки в карете. По всей Америке детские площадки избавляются от каруселей и качелей. Горки для катания детей тоже нередко объявляются опасными и либо выбрасываются на свалки, либо продаются с аукциона местным жителям – этим «безответственным» родителям, готовым подвергать смертельному риску собственных малышей.
Фотография в надувной лодке изображает вопиющее нарушение правил: ни на отце, ни на дочери нет спасательного жилета. Так и ждёшь, что из-за обреза выскочит рейнджер и выпишет штрафной билет. Эти стражи порядка часто демонстрируют усердие, выходящее за рамки рационального. Их роль – поддерживать порядок, охранять мирных граждан. Но воры, грабители и насильники редко выбирают парк местом своих преступлений. Рейнджерам приходится отыгрываться на людях законопослушных, дружелюбных, благонамеренных. А это требует известной изобретательности.
Во время пикника в Харриман-парке, расположенном к северу от Нью-Йорка, наша приятельница устроилась со своим бутербродом в переносном кресле, поставив его у воды. Рейнджер пошёл к ней и приказал вернуться «в отведённое для еды место», то есть в густое и шумное скопление столов и дымных жаровен.
В другой раз рейнджер в Пенсильванском парке отыскал меня, сидящего с удочкой у ручья, и объявил, что моя машина неправильно припаркована на стоянке. Он заставил меня – семидесятилетнего – вскарабкаться обратно к месту въезда на довольно крутой холм и переставить автомобиль. Пикантность состояла в том, что на обширной стоянке других машин не было.
На фотографии с варкой ухи запечатлено деяние, за которое можно схлопотать обвинение в поджоге леса. Никаких костров! Огонь разводить только в специальных металлических коробках с решёткой наверху, установленных рядом с врытыми в землю столами и скамьями.
Действительно, гигантские лесные пожары случаются в Америке каждый год и приносят огромный урон. Но вот группа учёных лесоводов обратила внимание на интересный феномен: когда спиливают старое дерево, видно, что на срезе примерно каждый двадцатый круг темнее других. Была выдвинута теория, что это следы пожаров, пережитых деревом в соответствующий год. Эти ограниченные пожары, случавшиеся от чьей-то небрежности или от молнии, уничтожали мелкий валежник, кусты, сухостой, а крупные деревья выживали. Но решительная борьба с мелкими возгораниями привела к тому, что горы горючего материала накапливались в лесной чащобе годами.
Они-то потом и порождали огонь такой интенсивности, что воспламенялись и большие здоровые деревья, превращая округу в пылающий вулкан.
Однако даже в кострах и пожарах не содержится такого количества потенциальных «преступлений», как в кастрюльке с пойманной рыбкой. Ибо главным объектом преследований для рейнджеров являются охотники и рыболовы. Эти окружены таким количеством запретов, правил, ограничений, что обнаружить нарушение и покарать за него не составит труда. Гонения на охотников я знаю только понаслышке, но, будучи с детства страстным рыбаком, нахлебался в Америке унижений и угроз от рейнджеров без счёта.
Теоретически их задачей является охрана рыбных богатств страны. Категорически запрещено использовать сети и, уж конечно, глушить рыбу взрывчаткой. Большинство американцев настороженно относится к породам, которые невозможно превратить в филе без костей. Из пресноводных они включают в меню только форель, лосося, налима (catfish). Изредка на прилавках магазинов можно увидеть корюшку (smelt) или дальнего родственника сига (shad). Щук, окуней, судаков, карпов и всякую костлявую мелочь станут есть только иммигранты. Но и эти породы окружены строжайшими правилами, указывающими разрешённый вес, размер, количество, сезон ловли.
Однажды мне удалось вырваться на рыбалку в Харриман-парк в будний день. Уже минут через двадцать неведомо откуда рядом со мной возник рейнджер в форменной зелёной шляпе с полями. Первым делом он направился к моему ведёрку и выплеснул его содержимое на землю. Три пойманные рыбёшки размером с ладонь забились на траве. Он аккуратно замерил их и вежливо объявил, что я совершил три нарушения правил, но он выпишет штраф как за два. Окей?
Похоже, он искренне ждал благодарности от нарушителя. Но старый хрыч не оценил доброты стража порядка. Он заявил, что всё это совсем не «окей». Он практически стал орать на лицо, находящееся при исполнении служебных обязанностей. Он обзывал его мелким тираном, отравляющим жизнь мирных граждан. Он кричал, что, если даже всё население Америки выйдет с удочками на берега рек и озёр, это и на одну тысячную не уменьшит число костлявой мелочи, которую вы объявляете нуждающейся в защите. Что никакой нормальный человек не может запомнить все правила, меняющиеся от года к году и от штата к штату. Что разжиревшие, никем не избранные бюрократы сидят в своих кабинетах и выдумывают всё новые и новые запреты, чтобы оправдать своё существование. А вы, молодые и здоровые люди, рвётесь на тёплую и безопасную работу – штрафовать детей и пенсионеров, вместо того чтобы заняться охотой за преступниками и террористами.
Ошеломлённый рейнджер дописал свой штрафной билетик, положил его на пустое ведёрко и молча удалился. Конечно, рыбалка была безнадёжно испорчена. Дома я жирно написал на квитанции «не виновен» и отправил по указанному адресу, приложив письмо, в котором излил свой клокочущий гнев. «Все эти запреты и ограничения не имеют никакого отношения к охране природы, – писал я. – Большинство рыб, снятых с крючка и отпущенных в воду, всё равно погибнут. Но бюрократы в своих кабинетах будут штамповать всё новые и новые правила, чтобы оправдать свою позицию и зарплаты».