Сумерки людей
Шрифт:
Жирная ряха Краснова почти ничего не выражала. Вот уж точно — кирпича просит. Короткий приплюснутый нос. Рот и подбородок сливаются в одно с толстыми щеками. Зато свинячьи глазки будто взяты напрокат с другого лица — то мутнеют, то вдруг так и сверлят пристальным взглядом из-под лохматых черных бровей. В разговоре Краснов почти не скалился, но в один из таких редких моментов Овинг заприметил, что вместо зубов у бывшего слесаря лишь кое-где торчат гнилые бурые огрызки. Мощные лапы густо поросли черной шерстью — хоть стриги и вяжи свитера. Вокруг срезанных до самого мяса ногтей — черные ободки, как
Краснов сдвинул кепчонку на затылок — и сразу постарел лет на десять. Оказалось, потные жидкие пряди облепляют опаленный солнцем почти лысый череп. Сидя на стуле у окна, бывший слесарь в упор изучал Овингов и Платта, что сбились в кучу на тесной тахте. Обрез Краснов пристроил на колене — прицелиться и выстрелить боров мог в любую секунду.
— Баба моя уже пару лет как подохла, — неторопливо произнес Краснов. — Нету у меня никого. На всем белом свете. Вот я и прикинул — не пойти ли тебе, Герб, да и взять от жизни свое.
Овинг сглотнул склизкий комок и зло возразил:
— Ничего себе философия! А тем, на дороге — почему бы им не пойти, да и не взять себе свое.
— Ну вы и наглец! — присоединилась к мужу Фэй. — Вы что, Богом себя возомнили? Нельзя же так обходиться с людьми!
Краснов покачал тяжелой головой.
— Иначе другие со мной так обойдутся. Я просто пользуюсь моментом: Взять хоть вас, придурков. Чего бы, кажется, вам меня не свалить да и не прибрать все к рукам? А? Я же тут один-одинешенек.
Заложив ногу на ногу, Платт нервно подался вперед и обхватил руками костлявые колени. Верзила напоминал теперь сложенный перочинный ножик. С подрагивающей в тонких пальцах сигареты то и дело сыпался пепел.
— Скажите, Краснов, а вы вообще спите? — спросил он. Боров изобразил смешок.
— Ага, — отозвалось животное. — Тут ты, длинный, в самую точку попал. Мы скоро двое суток как в дороге. А я только носом поклевал. Перси, этот черномазый, похоже, задумал меня взглядом испепелить. Так глазищами и сверкает. Ну, ночки две-три я еще как-то перекантуюсь. А потом как пить дать засну. Старость — не радость. Эх, лет десяток назад я б о такой ерунде и не думал.
— Да вы, по-моему, просто сумасшедший, — сказал Овинг.
— Ничего у вас не выйдет. Не сможете же вы вечно помыкать этими людьми. Рано или поздно придется загнуть.
— Да, теперь нужны рабы, — заключил Краснов. Буднично так заключил. — Все остальное — чушь. Иначе как заставить пахать? Как работу-то делать заставишь?
— Какую работу? — в сердцах воскликнул Овинг. — Зачем? Вы что, ничего не поняли? Сейчас ведь все доступно! Энергия, материалы, оборудование — все! Все, что Гамно сумеет размножить! А потом мы сделаем новое Гамно, побольше. Для автомобилей, скажем, сборных домиков… Или вы пирамиду собрались построить? А может, новую статую Свободы? Что вам нужно? Почему вы не возьмете себе Гамно и не отпустите этих людей?
— Ха! Что, каждому по Гамну — и порядок? Ни черта. Тут только две дороги: или у тебя рабы, или ты сам раб. Проще простого.
— Власть не терпит вакуума, — выдавил Платт. Нескладный верзила усердно разглядывал кончик своей сигареты. — Вопрос, впрочем, в том, как вы удержите их на ранчо. Ведь они при первом же удобном случае перегрызут вам глотку, махнут через стену и разбегутся. Тогда-то что?
Краснов упер в Платта пристальный взгляд. Долго смотрел. Казалось, борова впервые что-то заинтересовало.
— Во-во, — наконец произнес он. — Верно. Вот тут и надо пораскинуть мозгами. Пока что я сцепил машины и положил в каждую по фугаске с дистанционным управлением. Там у каждой твари под задницей хорошая бомбочка. Кто другой, может, чего получше бы придумал, а мне и так сойдет. Но дальше придется соображать. Вот ты, длинный, ты вроде мозга. Валяй, скажи чего-нибудь умное.
— Надо подумать, — через силу пропыхтел Платт и опять встретился взглядом с Красновым.
— Ладно. Валяй, думай. А пока что надо бы подыскать как раз такое местечко, о котором ты тут болтал. Чтоб там стена была. — Боров шумно вздохнул. — Я про ту хибару уже слыхал. Вот и решил глянуть, чего там. По дороге к северу куча барыг себе дома заимела. Половины из этой публики там и близко не бывает. Сидит какой-нибудь древний мудозвон и сторожит. Или парочка засранцев только-только туда закатилась. С такими у меня разговор короткий.
Краснов медленно поднялся.
— Скажи-ка мне, Овинг, — произнес он. — Любишь ты свою бабу и детишек?
В страхе и ярости Овинг заиграл желваками.
— Какое вам дело? Боров неторопливо кивнул:
— Вижу. Любишь. Тогда, парень, слушай сюда. Если не хочешь, чтобы я прямо тут из них кровищу выпустил, сделаешь, как скажу. Усек? — В горле у Овинга вдруг страшно пересохло. Ответа он выдавить так и не смог. — Поедешь со мной, — вскоре продолжил Краснов. — Ты мне по вкусу. И семейство твое. И баба. Ученые придурки мне тоже сгодятся. Так что привыкай и не виляй задом. А теперь — на выход. Все. Ты, длинный, тоже. Хочу вам кой-чего показать.
Он выгнал их из дому, будто стадо баранов. А во дворе, щурясь на ярком солнце, Краснов и Платт как-то странно переглянулись. На выжженной земле лежала короткая тень от обреза.
— Ты, длинный, мне не сгодишься. И доверять я тебе не доверяю, — проговорил боров. — Так что беги, зайчик.
Овинг глазам своим не верил. Вот Платт, будто прикованный взглядом к Краснову, весь вздрогнул и оцепенел. Потом худой верзила повернулся, будто на шарнирах, и, неловко выбрасывая вперед длинные ноги и размахивая руками, бросился петлять по склону под прикрытие ближайшего перечного дерева.
Обрез грохнул, словно возвещая о конце света. Оглохший, ничего не понимающий Овинг широко распахнутыми глазами смотрел, как его старый друг ничком рухнул в сорняки и забился в агонии. Страшный визг девочек. Резкий запах пороха. Сквозь сухую траву Овинг видел то, что осталось от головы Платта, — кровавое месиво, этюд в серых и алых тонах. Длинные ноги все дергались, дергались, дергались…
Посеревшая от ужаса Фэй молча взглянула на мужа. Потом глаза ее закатились, колени подогнулись — Овинг едва успел ее подхватить.