Сумерки на планете Бюр
Шрифт:
Прошин не терпит нарушений ИПДП. Да и я ведь всегда придерживаюсь инструкции, за исключением чрезвычайно редких случаев, когда вынужден ее нарушать.
Прошин подтвердил прием информации и посоветовал нам быть осмотрительными. На этом сеанс связи закончился.
Я откинул спинку сиденья и лег. Вскоре улегся и Алеша, включив защитное поле вокруг вездехода. Несколько раз я просыпался и взглядывал на Смутьяна. Он сидел неподвижно в своем углу и, по-моему, не спал совершенно, глаза у него были открыты, когда он смотрел на меня, ноздри его начинали раздуваться.
Первая
Но зато следующий день...
Подземелье Рассветало невыносимо долго. Собственно, рассвет так и не наступил, просто сумеречное небо немного посветлело.
День на планете Бюр был не ярче, чем, скажем, белая ночь в Ленинграде. Далекое светило - Альфа Верблюда - взошло над горизонтом льдистым зеленоватым кружком, на него можно было смотреть незащищенными глазами, не жмурясь.
– Не знаю, что делать с нашим гостем, - сказал Резницкий.
– Не хочет ни есть, ни пить. Отверг все, что у нас в запасе.
– Выпустите его, - рассеянно отозвался Новиков, просматривая записи приборов.
– А то еще помрет с голоду.
– Вы забыли, как за ним вчера гнались, - возразил Резницкий.
– Оно... он попросил у нас убежища.
– Напрасно мы все-таки ввязались, Сергей Сергеич. Как это говорили в старину... В чужой церкви своя программа неуместна - что-то в этом роде.
– В чужой монастырь со своим уставом не ходят, - уточнил Резницкий. Алеша, поймите, наконец, они разумные существа. И следовательно, мы непременно должны добиться контакта.
– Нас послали, чтобы выяснить причину тау-потока, Сергей Сергеич. И вы уж разрешите мне продолжить это исследование.
– Странный вы взяли тон. У нас комплексная задача. Но при любых обстоятельствах первостепенное значение для разведчика имеет установление контакта.
– Здесь контакта не получится, Сергей Сергеич.
– С предвзятыми суждениями, - сухо сказал Резницкий, - ходить в разведку не имеет смысла.
– Да почему предвзятые? Совершенно очевидно, что мы имеем дело с примитивнейшими существами. Первобытное стадо и кучка привилегированных вождей, что ли... Я бы охотно побеседовал с теми, кто развесил здесь эти "фонари". A искать контакта с полуобезьянами...
– Новиков махнул рукой.
– Алеша, Алеша... Вот не думал, что вы скажете такое... Мы исследователи, а не высокомерные туристы, заранее убежденные в собственном превосходстве.
– Согласен. Но и не миссионеры.
– Миссионеры? Ах да!.. Гм... Пожалуй, какие-то черты в характере миссионеров нам бы не помешали. Суть в том, что считать миссией.
– От аборигенов мы ничего не добьемся, - упрямо повторил Новиков.
Он остановил вездеход под ближайшим висячим сегментом, надел скафандр и вылез наружу. Снова принялся он осматривать "фонарь" и возиться с приборами: датчик одного из них он укрепил на раздвижном стержне. Потом, закончив измерения, уселся на подножку, глубокомысленно пощипал себя за подбородок.
Мимо пролетели двое гладких. Прошла в отдалении группка длинношерстных аборигенов. Снова появились гладкие. Один стал перед Новиковым, венчик его вздыбился, как шерсть у разъяренного кота.
Новиков печально развел руками и вытянул шею.
– Ничем не могу помочь, приятель. Нике ферштеен!
Эту искаженную немецкую фразу он когда-то вычитал в историческом романе о войне. Тут она пришлась кстати - так по крайней мере ему казалось.
Он залез в кабину, сбросил верхнюю половину скафандра.
– Позавтракаем, Сергей Сергеич?
– Новиков потрогал свои щеки.
– Или побреюсь вначале.
Он достал вибратор и принялся бриться.
Тем временем Резницкий фотографировал Смутьяна в разных ракурсах и исследовал пряжку на его животе.
– Она вживлена, - пробормотал Сергей Сергеевич.
– Вживлена...
Побрившись, Новиков поднес к лицу баллончик своего любимого одеколона и нажал кнопку распылителя.
Смутьян вдруг неуклюже заметался по кабине. Что-то с ним творилось неладное. Он зажимал ноздри рукой, мохнатое тело вздрагивало и извивалось в конвульсиях. Резницкий подскочил, отпер дверцу, Смутьян вывалился в шлюз, скатился с подножки на лед, поднялся, побежал. Бегать, впрочем, аборигены, как видно, не умели, Смутьян просто быстро шел враскачку, но все равно это напоминало бегство.
– Ваш одеколон!
– сердито сказал Резницкий.
– Приспичило вам бриться!
– Я не подумал, Сергей Сергеич.
– Новиков смущенно сунул баллончик в наколенный карман скафандра.
– Скажите, какое нежное обоняние...
– Поехали за ним.
– Сергей Сергеич, у меня столько измерений...
– Еще одно слово, Алеша, и я буду вынужден напомнить о старшинстве.
Новиков проворчал что-то о подавлении воли, однако сел в кресло и включил двигатель. Вездеход медленно двинулся за Смутьяном - одинокой нелепой фигуркой в бескрайней ледовой пустыне.
По льду скользнули тени: двое гладких летели к Смутьяну. Тот затравленно покрутил головой, потом, присев, оттолкнулся и полетел. Было видно, что ему нелегко дается это, он то и дело тяжело отталкивался от льда, собственно, он не летел даже, а двигался большими скачками. Гладкие, конечно, настигли бы его без труда, они-то летели быстрее, но в тот момент, когда они обогнали беглеца и стали у него на дороге, Новиков на большой скорости подъехал и вклинил вездеход между ними и Смутьяном. Только брызнуло ледяное крошево из-под гусениц на резком повороте.
Разведчики выскочили из кабины и обнаружили, что Смутьян исчез. Будто сквозь землю провалился.
– Ага! Идите сюда, Сергей Сергеич, - позвал Новиков.
– Здесь нора.
Они постояли над нешироким лазом во льду. Те двое гладких покружили над ними и улетели.
– Что будем делать, Сергей Сергеич? Полезем вниз?
– Да, - твердо сказал Резницкий.
– Ох, не нравится мне это!
– сказал Новиков.
– Ну ладно. Вас ведь все равно не остановишь. Только я полезу первым.