Сундук с проклятием. Чаша из склепа (сборник)
Шрифт:
– Вот, погрейся, пока не привык! – Незнакомец извлек откуда-то (Антону показалось, что из своего гроба) еще один черный плащ, на вид такой же, как у него, и небрежно бросил его мальчику. Все-таки он заметил, что у его гостя зуб на зуб не попадает.
– Спасибо! – Антон принял плащ с благодарностью. Ему казалось, что еще немного, и он просто обледенеет, застынет, как мясо в морозилке. Изо рта у него при каждом выдохе валил густой пар. Легкая летняя одежда совсем не годилась для такой холодины. Но вот слова о том, что к этому морозу придется привыкать, его не очень-то вдохновили. Он-то надеялся, что, отдав требуемые предметы, можно будет отправиться восвояси.
Человек в черном тем временем, казалось, совсем забыл о мальчике.
– Ты все сделал правильно, твои шансы возрастают, – пробормотал он как бы про себя, но так, чтобы мальчик его слышал.
– Какие шансы? – не выдержал наконец Антон. – И когда мне можно будет отсюда уйти?
– Потерпи! Скоро сам все узнаешь! – Человек в черном резко обернулся к нему, сверкнув глазами. Похоже, ему доставляло удовольствие провоцировать собеседника на вопросы, а потом отвечать на них еще большими загадками, только сильнее интригуя его. – И разве тебе не интересно, зачем мне все это понадобилось и что будет дальше?
Антону, конечно, это было интересно. Но одно дело интересоваться, находясь в безопасном отдалении, а совсем другое, будучи запертым ночью в склепе вместе с непредсказуемым типом, который вполне мог оказаться опасным сумасшедшим. Теперь, когда теплый плащ более-менее согрел его, он дрожал только от волнения и плохо скрываемого нарастающего страха.
В глубине склепа располагалось нечто среднее между алтарем и камином. Человек в черном подошел к нему, протянул руку, и там немедленно вспыхнул огонь какого-то странного зеленоватого цвета. По-видимому, все дело было в потайном рычажке или еще в чем-нибудь подобном, но на Антона это почему-то произвело огромное впечатление, как на малыша, раскрыв рот наблюдающего за фокусником. Человек в черном уже казался ему кем-то вроде мага. К тому же Антон не почувствовал ни малейшего дуновения тепла от огня. Пламя как будто оставалось таким же холодным, как и все вокруг.
Хозяин склепа, не теряя времени, взял одну из ваз и плеснул из нее рубиновой жидкости в чашу, принесенную Антоном. Несколько капель при этом попали в огонь, от чего тот радостно заискрился, словно бенгальская свеча. Человек в черном поставил чашу с жидкостью прямо на пламя. Мальчику это показалось каким-то варварством: он подумал, что хрупкое произведение искусства начнет плавиться или, по крайней мере, чернеть. Но не тут-то было! Зеленый огонь как будто даже пошел прекрасному предмету на пользу. Чаша и сама засветилась призрачным светом, а рубины на ней сияли словно глаза какого-то неведомого зверя.
Человек в черном схватил с полки один из огромных томов и раскрыл его, но взглянул на страницы только мельком. Видимо, то, что надо, он знал наизусть, а с книгой сверялся лишь для уверенности, во избежание какой-нибудь нелепой ошибки. Затем его длинные пальцы стали выхватывать некоторые из растений и бросать в чашу. При этом человек в черном шептал какие-то слова. Но мальчик, как ни прислушивался, понять ни одного не мог; более того, они не походили на звуки ни одного из слышанных им когда-либо языков и состояли в основном из согласных. Едва очередное растение оказывалось в чаше, как один или несколько иероглифов на сосуде вспыхивали рубиновым светом, а поднимающийся кверху дымок переливался различными цветами, в основном холодными, и приобретал сложные очертания всевозможных геометрических фигур и других причудливых символов. Склеп при этом наполнялся едва уловимыми ароматами, иногда приятными, иногда резкими, но всегда незнакомыми. Учуяв их, наверняка поломал бы голову даже опытный парфюмер.
Когда в чашу упало последнее растение, на ней засветились все символы и сосуд стал как будто целиком состоящим из рубинов. Зрелище оказалось
Тем временем дым над чашей стал принимать новую форму, в которой вскоре можно было без труда угадать очертания человеческой головы. Изображение становилось все более четким, пока не превратилось в некий призрачный бюст человека с худым, длинным лицом, высоким лбом и довольно-таки хищным профилем. В выражении аскетического лица ощущались одновременно ум и безжалостность. Оно вполне могло бы принадлежать диктатору, жестокому жрецу какого-нибудь кровавого божества или, к примеру, одному из тех ученых-преступников, которые не останавливались перед тем, чтобы ставить свои опыты на людях. Эта голова медленно вращалась против часовой стрелки, как будто бесстрастно обозревала все вокруг. Затем изображение, дав полюбоваться на себя несколько минут и сделав какое-то число оборотов (мальчик не считал, но ему показалось, что опять тринадцать), стало медленно расплываться, постепенно теряя свою форму. Антон даже испытал при этом чувство сожаления, будто на его глазах уничтожалось произведение искусства.
Дым на какое-то мгновение стал обычным овалом, словно кто-то скомкал вылепленную из пластилина фигурку, после чего из него стало проступать новое лицо. По мере того как черты его становились все отчетливее, у мальчика усиливалось ощущение, что на этот раз получается нечто очень знакомое, но он никак не мог понять, кто это. И только когда новая призрачная голова была практически завершена, Антон понял, что это его собственное лицо. Ощущение было не из приятных: одно дело смотреть на свой скульптурный портрет, если бы кому-то из ваятелей вдруг пришло в голову его вылепить, и совсем другое – на свою парящую, призрачную голову. Хотя, конечно, по сравнению с фото на кладбищенском памятнике это было совсем безобидно. К тому же посмотреть на себя со стороны: в профиль, сзади – оказалось весьма интересным. Выражение лица на этой своеобразной «скульптуре» было столь непривычно строгим и серьезным, что Антону даже не верилось до конца, что это он сам. Его бюст тоже вращался, только в противоположную сторону.
Это изображение просуществовало не дольше предыдущего. Сделав положенное число оборотов, оно также рассеялось. В завершение этого загадочного представления из зеленого дыма, который стал понемногу чернеть, образовалась объемная копия памятника, через который Антон и попал сюда. Ворота дважды открылись и закрылись, после чего дым моментально исчез. Не рассеялся, как сделал бы на его месте обычный дым, а именно пропал. Погасло и пламя, тоже мгновенно, без постепенного затухания, хотя на этот раз человек в черном даже не приближался к алтарю. И только иероглифы на чаше продолжали сверкать и переливаться рубиновым светом.
– Пока все получается. И очень неплохо! – Сквозь обычное бесстрастие в голосе хозяина склепа послышались нотки радости. Он снял свою неизменную шляпу и лихо, что никак не вязалось со всем его сдержанным обликом, отбросил куда-то в угол.
Теперь Антон впервые мог рассмотреть его лицо. Несколько секунд мальчик просто не решался поднять глаза. Он боялся, что увидит там нечто ужасное. Например, какую-нибудь мумию, которой как раз самое место в склепе. Но незнание было еще хуже, поэтому он все-таки взглянул на хозяина склепа. Сначала украдкой, будто подсматривая, а потом уже гораздо смелее и с удивлением. Потому что лицо было то же самое, что на первом «призрачном бюсте». От лиц прочих людей, каких можно встретить на улице или увидеть по телевизору, его отличала разве что смертельная, мраморная бледность кожи, которая еще больше подчеркивалась черным одеянием. При неподвижности его самого вполне можно было бы принять за статую.