Sunny-13
Шрифт:
Потеснитесь в своей лодке,
Разве нет места для меня.
Я никого не предал,
И вырос над теми, кто как я.
Не знал о войнах,
И не был баловнем судьбы.
Очень страшно,
Но я такой же, как и вы!
– Это для тебя, друг мой, реквием…,-сказал тёмноволосый маэстро, вспоминая своего товарища по несчастью.
–Любимая его песня,– тихо сквозь слёзы пропела Вайолет. – Кто иллюзиями жил, навсегда свой дом покинул.
Она была больше не в силах сдерживать чувства, он снял гитару, девушка сразу взяла в руки Джулию, прижала к
–Спасибо,– рыдая, говорила девушка,– спасибо…
–За что?– машинально задал вопрос Виардо.
–За Ричарда,– всхлипывала девушка,– он мог только мечтать, чтобы ему спели песню,– эмоции мешали говорить,– которую он так любил,– мысли и слова давались с трудом ей, наконец, Вайолет закончила речь,– которую всегда пел мне…
Поначалу сложилось впечатление, что ей был безразличен муж, но, оказалось, осознание смерти резало душу изнутри, сердце кровоточило. Убедившись, что оставаться больше не зачем, командующий полицейской группы ретировался, а вместе с ним работники скорой помощи и два сержанта, прикреплённые к данному дому. В состав группы всегда входили один младший, другой старший сержант, два медицинских работника, доктор-эксперт и инспектор, но сегодня их дополнил ещё и один из четырёх комиссаров города.
Всему виной смерти, которые заинтересовали комиссариат, министерство поручило одному из самых опытных своих сотрудников это не простое дело, и чем быстрее выяснится причина, тем быстрее угаснут волнения, народу нужны виноватые, и он их получит.
Виардо Фарсе руководил действиями как самый опытный человек после шефа полиции, отпахавший на мостике рулевого более девятнадцать лет. Полномочия комиссара простирались на пятьдесят домов. Так же в городе существовал и военный комиссариат полиции, которым он мог руководить, имея этот высокий ранг, в случае противоправного деяния первой степени, то есть при объявлении военного положения, митинга или другой чрезвычайной ситуации. Фарсе мог командовать сотней сержантов полиции и сотней младших сержантов (аналогичное звание сержанту в военной полиции). Армию упразднили десять лет назад, она теперь элитное ядро «пауков», это часть граждан, которая прошла специальный отбор и несла службу пятнадцать лет, за свою верность строю получала зарплату, которая в пять раз превышала доход любого другого работяги города.
Вся группа «пауков» с трепетом ждала команды, чтобы унести труп на обследование, столько смертей за одну ночь, что-то из ряда вон выходящее, пусть даже и для города с населением свыше 16 миллионов человек! Смущает, что все они были примерно одного возраста, пола, женаты и умерли по одной и той же причине. Только, что могло вызвать такой страх? Случайны или нет эти смерти? Если да, то каков мотив и способ убийства? Или все они маскируют одно единственное, чтобы больше запутать и пустить ищеек по ложному следу? Лично сам следователь склонялся, что это простое совпадение, огорчила лишь смерть пары знакомых ему людей. Убийство в наше время редкость, его невозможно осуществить незаметно, всё фиксируется камерами, общество давно лишено личной жизни.
Расследовать – дело ради галочки, чтобы потом оно занимало память в хранилище электронной базы полиции? Эта мысль не внушала радости, но интуиция говорила о том, что не всё так просто, как кажется. Шестое чувство колебалось не на шутку. Что-то тут не чисто, от взгляда ускользнула какая-то важная деталь, но он не понимал какая. Он знал нескольких из них, в том числе и Ричарда. Может, была ещё связь между ними?
–Что-то тут не так! – сказал он вслух, вторя своему «я»,-что-то не так?,– подхватилось эхом в возбуждённому мозгу.
–Что не так? – повторил инспектор со звонким именем Рамсес, он тоже прокручивал версии у себя в голове, – я и не знал, что ты умеешь играть.
–Да, в голове не укладываются эти смерти, что-то мы не замечаем. Человек просто так не с того не с сего не умирает, а эти песни знаю с детства, к отцу приходило множество народа и всякого люда. В том числе и Александр Ушаков, это его песня.
–Ты разве не детдомовец? Ушаков? – переведя дыхание.– Тот самый?
–Мама умерла при родах, отец был из сопротивления, многих тогда казнили в газовой камере. Меня отдали в детдом, по крайне мере мне так сказали, забрали после казни,– далёкие воспоминания всплыли вновь, они казались давно забытыми,– да он самый, но никто не знает, что Ушаков их автор. Иначе группы «Lonely Separatist» в то смутное время могло и не быть.
–Мой друг мне говорил о «L.S.» , сам никогда не слушал.
–А хочешь?– лукаво произнёс меломан.
–Да!
– не задумываясь, ответил другой.
Виардо достал «Absolut», включил его, затем пробежался по меню пальцами, создавая щелчки, после чего нажал «Play», и в этот самый момент в лифте заиграла музыка давно забытого и заклеймённого нынешними властями жанра.
После небольшого вступления стражи стали, молча, слушать голос:
Обыкновеннейший магазин?
Стенды, реклама и море витрин.
Лениво подростки смотрят товар,
Утварь столовую и самовар.
Люди снующие, трезвые, пьющие.
Всё повторяется и чередуется,
Связано, слито в единое целое.
Пёстрое, блёклое и черно– белое,
Время прибытия – самое главное.
Был бы лишь пункт пропускной…
Да! и вы знаете, я повествую вам:
Здесь я – как рыба в воде!
И к сожалению, был бы я здесь иль там.
Глухо в унылой толпе…
Рамки повсюду, врать вам не буду.
Чувствую их своим лбом…
И равнодушие, лезет на уши нам.
Гастрономическим сном!
Сила привычки так очевидна,
Не замечать рой толпы.
Не докричаться, все же обидно.
Люди здесь словно столбы…
Слышу теперь лишь немое молчание,
Не уловить сути фраз.
Или несвязанное бормотание,
как иностранца рассказ.
Словно система и я как звено в ней,
Непонимающий смысл.
Быть чьим-то кормом, наверно ужасней.
Мысленно падая вниз…
Пусть будет скучно, пресно и грустно,
Вычеркнуть надо лишь смерть.
В пике реальности пусть будет пусто,
Но я не стану смотреть.
Парень за трапезой, думал о рамках,
Вновь не услышит себя.
Речи утонут в бессмысленных знаках,
Лишними будут друзья.
Нет подозрений, лишних сомнений,
Перемещению быть.
Проще исчезнуть ему в этой тени,
И червяков накормить.
Циклы системности Рыбе не ведомы,
И не понять сути ей.
Жажда наживы все ей так преданы,
Вечно терзаемых дней.