Супербоги. Как герои в масках, удивительные мутанты и бог Солнца из Смолвиля учат нас быть людьми
Шрифт:
К примеру, в том, что Бэтмен жил вместе со своим подопечным Диком Грейсоном (Робином) и дворецким Альфредом, добрый доктор с уверенностью различал «сбывшуюся мечту о совместной жизни двух гомосексуалистов». Может, конечно, два каких-то гомосексуала и впрямь о чем-то подобном мечтали. Надо бы спросить у них.
Да, с позиций всезнающего взрослого легко разглядеть в Брюсе Уэйне признаки андрогинности. Можно, особо не напрягаясь, подкрутить знакомые элементы истории Бэтмена, пока во всей своей чернорезиновой красе не проступят имплицитные фетишистские и гомосексуальные подтексты условного сценария «три поколения мужчин живут вместе в роскоши и беззаконии». Режиссер Джоэл Шумахер одолел часть этого пути в своем всеми ненавидимом фильме 1997 года «Бэтмен и Робин», где главные роли сыграли Джордж Клуни, Крис О’Доннелл и Майкл Гоф. Можно аргументировать сатанинское и даже сексуальное трансгрессивное обаяние Бэтмена в глазах взрослой аудитории: богатый,
Само собой, «Чудо-Женщину» доктор Уэртем со своих гривуазных позиций выставлял возмутительной лесбиянкой, жительницей острова распутных воинственных дайков, склонных к ритуальному бондажу и доминированию. Поразительно, однако, что он как будто не замечал более откровенных причуд в образе жизни своего соперника, такого же поп-психолога Марстона, а вместо этого вцеплялся в явно лесбийский смысл излюбленной присказки Чудо-Женщины «СТРАДАЛИЦА САПФО!», несомненно вызывавшей в стробоскопическом воображении доброго доктора предсказуемые образы.
Но основной удар ненависти Уэртема принял на себя Супермен – благодушный Супермен. Описывая Человека из Стали как фашистское искажение истины, задуманное для того, чтобы дети чувствовали себя недоразвитыми и тяготели к правонарушениям, Уэртем высказывался окольно:
Как уважать работящих мать, отца или учителя – они ведь такие неинтересные, они внушают тебе общепринятые правила поведения, хотят, чтобы ты обеими ногами стоял на земле, и не могут улететь в небо, даже фигурально выражаясь? Психологически в детских умах Супермен подрывает авторитет и достоинство обычных мужчин и женщин.
То есть, диагностировал Уэртем, дети настолько недоразвиты, что не умеют отделять нелепые фантазии из комиксов от повседневной реальности, а посему уязвимы пред лицом слабо завуалированного гомосексуального и антиобщественного содержания.
Я скорее верю, что истинно обратное: отделять факты от вымысла труднее как раз таки взрослым. Ребенок знает, что настоящие крабы на пляже не поют и не болтают, как мультяшные крабы в «Русалочке». Ребенок читает историю, принимая на веру всевозможнейших причудливых существ и абсурдные события, потому что ребенок понимает: в истории другие правила и эти правила допускают примерно что угодно.
А вот взрослые отчаянно барахтаются в вымысле, постоянно требуя, чтобы вымысел соответствовал законам повседневности. Взрослые задают дебильные вопросы – как Супермен может летать, как Бэтмен умудряется днем управлять многомиллиардной бизнес-империей, а ночью бороться с преступностью, хотя ответ очевиден даже маленькому ребенку: потому что это понарошку.
В результате нападок Уэртема комиксы стали жертвой общенациональной травли. Добрые американцы, выросшие на безобидных приключениях Супермена и Бэтмена, собирались горластыми толпами, кипами жгли супергеройские комиксы, и разноцветные оптимисты из грез обращались в пламя и пепел, дым и золу. (Не пройдет и десяти лет, такие же стаи болванов с таким же безмозглым задором станут швырять в такие же костры пластинки Beatles.)
В 1954 году слушания в конгрессе нанесли EC Comics увечья, от которых издательство так и не оправилось. Противозаконные публикации вычистили с рынка, а оставшиеся издатели во имя выживания сбились в кучу и состряпали драконовский Кодекс Комиксов, требовавший, чтобы содержание подходило для детей. Своей подлой механизированной полнотой, четким проговариванием того, что можно и нельзя, самим тоном своим Кодекс был, как тогда выражались, советским. Во многом он – порождение схожих обстоятельств – дублировал Кодекс Хейса 1930 года [74] , которому надлежало преобразить пикантные, головокружительные голливудские картины в безвредные и бесполые сказочки. По Стране Свободных гордо шествовала полиция мыслей:
74
Кодекс Американской ассоциации кинокомпаний, он же Кодекс Хейса (по имени главы ассоциации в 1922–1945 гг. республиканца Уильяма Харрисона Хейса), с 1934 г. диктовал цензурные правила для фильмов, распространявшихся на широкую аудиторию, – поощрял пропаганду «традиционных ценностей» и вводил ряд запретов, в том числе на изображение «сексуальных извращений», комические портреты представителей власти и Церкви, одобрение преступлений и насилия и т. д. Кодекс был отменен в 1967 г.
• Недопустимо изображение полицейских, судей, государственных чиновников и почтенных организаций, вызывающее неуважение к власти.
• Изображение живых мертвецов, пыток, вампиров и вампиризма, кладбищенских воров, каннибализма и оборотней, а также предметов, с ними связанных, запрещено.
• Надлежит воспитывать уважение к родителям, пропагандировать моральный кодекс и достойное поведение.
И так далее. Комиксы, исполнявшие установленные требования, выходили со штампом «Одобрено Комнадзором» в правом верхнем углу. Комиксы без штампа Коллегии по Надзору за Исполнением Кодекса Комиксов вряд ли возьмут на распространение, вряд ли выставят на журнальных стойках – им, таким образом, грозило вымирание, так что в интересах издателей было подчиниться. Теперь кажется, что под угрозой оказался сам формат, породивший супергероев, двумерная вселенная, где они обитали.
Золотой век закончился. Но мир, где герои умирали, нуждался в героях как никогда. Америка пятидесятых была нервной страной, тонула в паранойе и балансировала на грани термоядерного уничтожения. По ночам, в одиночестве, посреди беспрецедентной роскоши, после успешно выигранной мировой войны американцы дрожали в небывалом страхе; пугали их Бомба, Коммунист, Гомосек, Негр, Подросток, Оно [75] , Летающие Тарелки, Экзистенциальная Пустота. Разворачивалась космическая гонка, люди устремлялись в непознанную бесконечность, а революционные исследования сексуальных привычек американцев, проведенные Кинси [76] , открывали влажные сокровищницы застегнутой на все пуговицы внутренней жизни страны, обнажали сновидческий мир полихроматических полиморфных перверсий, что разыгрывались под масками патриархов с трубками и степфордских жен. Разновидностей страха было не меньше, чем брендов жевательной резинки.
75
Имеется в виду элемент структурной модели психики по Фрейду: Оно (Ид) – область влечений и бессознательного, Я (Эго) – область сознательного, и Сверх-Я (Суперэго) – как бы внешний оценивающий наблюдатель.
76
Альфред Чарльз Кинси (1894–1956) – американский родоначальник сексологии, предтеча сексуальной революции; автор новаторских «Отчетов Кинси» – монографий «Сексуальное поведение самца человека» (Sexual Behavior in the Human Male, 1948) и «Сексуальное поведение самки человека» (Sexual Behavior in the Human Female, 1953), написанных совместно с Уорделом Б. Помероем и др.
И, обратив взор внутрь в поисках спасения от этих залитых солнцем ужасов, Америка узрела Тень, и, моргая, на свет из подпола явилась многоголовая тварь: в дискурс были допущены выживальщики, расщепление личностей, контактеры с НЛО, вроде Джорджа Адамски [77] , и люди жадно слушали. Бродяги Дхармы и битники, обитавшие на отшибе, кристаллизовались в движение. Нелепые, преступные, безумные и вдохновенные выходили, точно морлоки, из подвальных ночных клубов, плюясь стихами. Подъему этих маргиналов способствовало распространение психоделиков и марихуаны – джазовый андерграунд заразил ими художественные школы и зарождающуюся рок-н-ролльную культуру. Позыв взять под контроль и приручить американское подсознание порождал новые объекты, которые тоже следовало контролировать, все новые и все более странные идеи, которые надлежало понять, разъяснить и убрать подальше.
77
Джордж Адамски (1891–1965) – американец польского происхождения, в 1950-х гг. утверждавший, будто летал в космос на НЛО с инопланетянами; автор нескольких книг о своих контактах с пришельцами.
К середине двадцатого века история развивалась слишком стремительно, кричала все пронзительнее, и казалось, что прилив будущности уже не остановить. В конечном итоге выяснилось, что все нестабильно. И война, и мир, и «я». В этом разогнавшемся, опосредованном мире разобрались бы, может, разве что супергерои, но все они исчезли – до последнего мужчины, до последней женщины: напуганные враги изгнали их за дальние пределы тьмы.
Впрочем, вскоре они вернутся, воспарят выше, быстрее и дальше прежнего. Собственно говоря, так высоко, далеко и быстро, что вместить их сможет лишь целая новая эпоха.