Суперфрау из ГРУ
Шрифт:
Но все оказалось достаточно просто. К февралю 1940 года все документы были собраны, и, хотя брак, (как думала Урсула), был фиктивным, они решили выбрать приятную дату и остановились на 23 февраля, дне рождения Красной Армии. Купили дешевые кольца в магазине стандартных цен, в том самом, перед которым они в первый раз встретились. Швейцар и служащая бюро регистрации браков стали свидетелями. Олло испекла пирог. Так началась их совместная жизнь.
В английском консульстве новоявленную соотечественницу встретили недружелюбно, но свидетельство о браке было налицо, и десять недель спустя, 2 мая 1940 года, она получила английский паспорт. Лен перебрался к ним на Кротовый холм. Достаточно быстро Урсула поняла, что ей на редкость повезло. Они удивительно подходили друг другу. Мало того, что оба были товарищами по работе — но они еще и одинаково думали о людях и книгах, любили одно и то же. Оба наслаждались прекрасной природой. Лен любил и понимал ее детей. В общем, он оказался прекрасным «товарищем по семье» (ведь Урсула пока что думала, что брак фиктивный), однако нельзя сказать, что с ним было просто. Далеко не сразу она нашла правильный подход к Лену, с которым нельзя было обращаться просто по-товарищески. Он оказался человеком эмоциональным и очень ранимым, нервозным. Урсула не знала, что делать с частой сменой его настроений, с приступами подавленности, причину которых она стала понимать лишь позже, когда больше узнала о своем новом спутнике жизни.
Все-таки жизнь семьи стала налаживаться. Точнее, стала бы, если бы не совсем уж неожиданное обстоятельство. На этот раз подвел тот человек, на которого, казалось бы, можно полностью положиться — Олло. И еще как подвела!
Отношения с Леном у старой няньки сложились хорошие. У нее были хорошие отношения со всеми, кроме Миши. Шестидесятилетняя женщина и девятилетний мальчик вели между собой настоящую войну. Атмосфера в доме стала невыносимой, и Урсула всерьез задумалась о том, что надо что-то делать, как-то решать эту проблему.
Правда, международная обстановка несколько отсрочила принятие окончательного решения. Вермахт оккупировал одну за другой маленькие европейские страны, над Швейцарией нависла угроза войны. Пансион, в школе которого учился Миша, закрыли, а другой школы поблизости не было, и Урсуле поневоле пришлось отправить ребенка в интернат. Она выбрала английский интернат в Глионе, городке чуть пониже в горах. Школа была дорогой, но директор, найдя мальчика способным, дал им скидку, тем более что у него были основания думать, что мальчик переедет вместе с родителями в Англию, поэтому к нему можно было отнестись как к будущему английскому гражданину.
Мишу отправили из дома, но Олло не успокоилась. Даже за глаза стоило кому-нибудь сказать что-либо хорошее о мальчике, как Олло тут же возражала и переводила разговор на Нину. Девочку она просто боготворила, и это чувство послужило причиной катастрофы.
Друзья давно удивлялись, что Урсула, имея английский паспорт и возможность уехать в относительно безопасную Англию, до сих пор остается в Швейцарии. Они ведь не знали о ее работе! Неизвестно, услышала ли Олло такую беседу или сама додумалась до того, что они могут уехать в Англию, куда ее, немку, не пустят — а значит, предстоит разлука с обожаемой Ниной. Постепенно эта мысль привела ее на грань психической болезни. Она ничего не ела, не спала, все время плакала и повторяла, что без девочки жить не может. Урсула предложила ей взять отпуск — Олло отказалась, заявив: «Нет уж. Я с вас глаз не спущу». Вскоре она ушла от них — собрала вещи и перебралась к своей подруге, жене крестьянина Франсуа, хозяина дома. Свою угрозу «не спускать глаз» она привела в исполнение буквально — часами сидела на скамейке над их домом и наблюдала за ними в бинокль. Постепенно в ее мозгу зрел чудовищный план. Олло решила, что, если с Урсулой и Леном что-нибудь случится, если их арестуют, то она сможет увезти ребенка в Германию. Даже если арест был бы непродолжительным, все равно, обратно из Германии девочку они уже не получат. Она решилась предать своих хозяев, о работе которых знала пусть и немного, но, все-таки, что-то знала.
Олло отправилась в Монтрё, к представителю английского консульства. Английским языком она владела плохо, и вела себя настолько истерично, что в консульстве подумали, что это очередная ненормальная, которых много было в это неспокойное время. Ее вежливо выслушали и выпроводили. Тогда она решила повторить этот визит, но предварительно посоветоваться, и отправилась за советом к матери Мириам, подруги Урсулы. Сама Мириам к тому времени, вместе со своим мужем Вернером, уже уехала в Латинскую Америку. Нет, это была явно не та союзница, которая требовалась Олло. Мать Мириам безумно скучала по своим детям и внукам, и, не говоря уже о том, что ее дочь была подругой Урсулы, одна мысль о том, чтобы отобрать у матери ребенка, приводила ее в ужас. Она попыталась успокоить Олло, а затем известила обо всем Урсулу и обещала и впредь держать ее в курсе всех действий обезумевшей женщины, о которых ей станет известно. Не нашла Олло понимания и у жены Франсуа. Совершенно ясно было, что Урсула, даже если и занималась разведкой, могла работать только против Гитлера, которого крестьянка ненавидела. Кроме того, соседка ей нравилась. Жена Франсуа возмутилась и не захотела больше давать приют Олло.
Однако жить на Кротовом холме стало невозможно. Олло постоянно рассказывала, что ее хозяйка — шпионка. Она доложила об этом своему парикмахеру — но тот, на ее беду, тоже оказался антифашистом. Хуже было другое: Урсула по-прежнему должна была часто ездить в Женеву к Альберту и боялась, как бы во время ее отсутствия Олло не выкрала девочку и не увезла в Германию. Когда она уезжала, Лен ни на шаг не отпускал Нину от себя. Но долго так продолжаться не могло. Надо было что-то придумывать, искать для детей безопасное место. Урсула нашла в соседнем кантоне немецкий интернат под названием «Ди зонненштрален» («Солнечные лучи»). Интернат ей понравился — современные методы обучения, никакой нацистской пропаганды. Детей они с Леном решили отправить туда, а самим перебраться в Женеву. Так кончилась их жизнь на Кротовом холме.
Перед самым отъездом Урсула объявила все Олло, объяснив ей, что дети в надежном месте, а сама она ничего не боится. С пожилой женщиной случился припадок — она с посиневшими губами рухнула на пол: по-видимому, на самом деле была не совсем здорова. Через несколько дней Олло уехала к брату в Германию. Она горько раскаивалась — но, как оказалось, не в предательстве, а только в том, что потеряла Нину. Дальнейшая судьба ее показывает, что решение Урсулы не доверять ей было абсолютно правильным.
В Германии Олло разыскала старую знакомую семьи Кучински, и та помогла ей устроиться в детский пансион. Заведующая пансионом давала приют детям евреев и политических противников режима, и, когда Олло не понравилось какое-то ее распоряжение, она попыталась пустить в ход опробованный еще в Швейцарии метод — донос. Германия — не Швейцария, и последствия доноса были бы совершенно иными, но заведующая вовремя узнала об опасности и переправила детей в другое место. Дальнейшая судьба Олло неизвестна.
Итак, Урсула с Леном, к радости Альберта, переселились в Женеву, сняв скромную двухкомнатную квартирку. Из дома теперь они не радировали, а пользовались другими точками. Она по-прежнему выходила на связь дважды в неделю, передавая как свои донесения, так и Альберта (по воспоминаниям Урсулы, его сведения были важнее).
Кроме передачи информации, она должна была подготовить для Альберта радиста. Это был швейцарский коммунист Эдмунд Хамель, ровесник Урсулы, выпускник парижской радиошколы, по убеждениям левый социалист, хозяин небольшого радиомагазина и ремонтной мастерской. Его привлекли к работе по рекомендации Леона Николя, лидера швейцарских коммунистов. Профессия, связанная с радиотехникой, делала для него работу радиста менее рискованной.
Жена Эдмунда, Ольга, тоже была коммунисткой. Трудно понять, что связывало эту темпераментную красавицу-брюнетку и спокойного, но ничем не приметного Эдмунда. Впрочем, потом она рассказала о себе, и тогда все стало на свои места. Ольга была родом из деревни. Приехав в город, она до замужества работала в баре. Неудивительно, что, насмотревшись на завсегдатаев «увеселительного заведения», она, когда рядом появился спокойный, солидный, хотя и ничем внешне не выделяющийся Эдмунд, восприняла его как приятное разнообразие. Урсула решила «перевыполнить план» и сделать радистку и из Ольги. Оба — и муж, и жена — учились охотно и позднее прекрасно проявили себя в работе.