Суперклей для разбитого сердца
Шрифт:
– Слышь, Козюляр! – позвал неслышно вернувшийся Желтолицый. – Велено тебе передать, что пришел хорошенький!
– Хорошенький? – обрадованно повторил Зяма.
Ему вмиг полегчало: он поверил, что его спрашивает настоящий Ваня Горин. «Хорошеньким» того называли девчонки на первом курсе Университета искусств. Ване глупенькое прозвище немного льстило, и он даже использовал его как псевдоним – подписывал так свои талантливые карикатуры на тех же девчонок. Было это, по Зяминым ощущениям, сто лет назад. По нынешним временам кличка «Хорошенький» звучала компрометирующе. К счастью, общеупотребительным прозвище не стало, и крайне немногие люди знали, что оно вообще когда-то применялось
– Иду! – Зяма заторопился прочь из палаты.
За дверью, ведущей из отделения на лестницу, бубнили голоса.
– Слышь, хорошенький! – приставал к морщащемуся Горину желтолицый дядька. – Вы, педики, непьющие или как? Я ж думал, я зачем Козюляра бужу? Я думал, мы на троих сообразим!
– Сообрази за троих! – предложил Ваня, вынимая из кармана плоскую походную фляжку.
– О, коньячок! – обрадовался Желтолицый.
Не теряя ни минуты, он с трофейной фляжкой в подрагивающей от нетерпения руке ушлепал в отделение.
– Служба спасения! – улыбнулся Ваня бледному от переживаний Зяме. – Я подумал: может, тебе помощь нужна? Ты вообще как, в порядке?
– Вытащи меня отсюда! – попросил тот, прислушиваясь.
Вверх по лестнице грохотали чьи-то торопливые шаги. Не зная, что это ревнивая Вика Прошкина спешит застукать неверного мужа, Зяма забеспокоился о собственной безопасности. В конце концов, не привиделась же ему пугающая фигура в шляпе и плаще! Да, пожалуй, лучше будет переместиться из больницы в какое-нибудь тайное место. И координаты его сообщить только своей мисс Холмс – дорогой сестре Индюхе.
Горин молча подтолкнул призадумавшегося друга к лифту.
– А как же катание на лошадях? – вспомнив свое общение с горинским автоответчиком, спросил Зяма, когда кабинка с треском и жужжанием поползла вниз.
– На каких лошадях? – Ваня не сразу понял, о чем идет речь. Сообразив же, усмехнулся и успокаивающе сказал:
– Вот сейчас и покатаемся! У меня в автомобильном моторе прорва лошадиных сил!
– Ты на машине? – оживился Зяма. – Так, дай-ка я подумаю…
И он погрузился в мысли о том, где бы устроить штаб-квартиру Ватсона в изгнании.
Глава 4
Я проснулась поздним утром и, едва открыла глаза, как поняла, что меня переполняет чувство. Причем чувство это было вовсе не романтического характера, совсем наоборот: меня обуяла жажда мести.
– Убью заразу! – угрожающе прошептала я, вспомнив давешнюю коварную старушку.
Впрочем, она вполне могла оказаться и не старушкой вовсе. Ведь голос, который я слышала в телефонной трубке и потом на пустыре, был молодым и звонким, а фигуру дамы, спихнувшей меня в люк, я не разглядела. Запомнила только широкополую шляпу, а это разве примета? Летние шляпы размером с тележное колесо кто только не носит, наша мамуля, например. Кстати, это подражательство мне кое-что напоминает! Помнится, какая-то криминальная личность, предположительно – женского пола, явилась в «Мегаполис» в мамулиной блузке!
– Не исключено, это одна и та же особа с преступными наклонностями и тягой к ношению чужих предметов одежды! – постановила я.
– Ты про Барклая говоришь? – продирая глаза, спросил разбуженный моими словами Денис.
– Вообще-то нет, – ответила я, спрыгивая с кровати. – А разве у твоего пса есть преступные наклонности?
– Скорее, суицидальные, – пробормотал Денис. – Ты куда собираешься?
– Куда? – я задумалась.
С учетом обещания, данного моему рекламно-розыскному директору Михаилу Брониславовичу, я должна была без промедления засесть за компьютер и написать статью о телевизионном
Не зная, за что хвататься, я посмотрела на часы, украшающие собой прикроватную тумбочку.
– Московское время девять часов тридцать две минуты с секундами, – перехватив мой озабоченный взгляд, возвестил Денис голосом диктора. – Ты куда-то спешишь?
– Мне нужно домой, – пробормотала я, натягивая джинсы, весьма помятые и уже далеко не белые.
– Точно, папа звал нас завтракать! – обрадовался Денис.
Я обратила внимание, что он нахально приватизировал моего папу, но промолчала. Денис уже бегал по квартире, спешно собираясь на званый завтрак. Барклай, на которого папулино любезное приглашение вряд ли распространялось, тем не менее первым прибежал в прихожую, сел под дверью и начал выразительно облизываться.
– Выдвигаемся! – скомандовал Денис.
Фамильярным шлепком пониже спины он катапультировал меня на лестничную площадку, захлопнул дверь, и под предводительством бассета мы быстро спустились на наш седьмой этаж.
– А вот и мы! – возвестил Денис, едва дверь открылась.
– Гау! – басом сказал Барклай.
Против обыкновения, дверь открыла мамуля. Она была причесана, подкрашена и одета к выходу.
– О, собачка! – приветливо сказала она Барклаю, проигнорировав его хозяина. Меня из-за спины рослого Дениса она даже не заметила. – Ты опять нам что-то доставила?
– Нашу дочь, я полагаю! – сказал подоспевший папуля.
– Привет! – отозвалась я, выглянув из-за Дениса, как из-за ствола дерева. – Гостей принимаете?
– Всегда рады! – церемонно сказала мамуля.
Угадав в Денисе моего нового бойфренда, она сразу сделалась весьма любезна. Мамуля очень огорчается тем, что в свои без малого тридцать лет я еще ни разу не была замужем, и будет просто счастлива, если сумеет наладить меня под венец. Причем мне порой кажется, что моей любящей мамочке все равно, в какие руки меня отдать, лишь бы кто-нибудь взял! Добросердечный папуля объясняет этот феномен оскорбленным авторским самолюбием: мол, мамуля считает меня своим самым лучшим произведением (разумеется, созданным в традиционном для мамули жанре кошмара! – добавляет ехидный Зяма), и ей хочется пристроить свое двуногое детище так же удачно, как она пристраивает в издательство свои рукописи. Сам папочка к моим кавалерам гораздо более критичен. К примеру, мерзавец Хомкин ему был отвратителен, как замороженный полуфабрикатный продукт.
– Скажите, вы любите норвежский омлет с селедкой? – не без тревоги спросил папуля Дениса.
Подозревая, что истинные норвежцы не имеют об этом блюде ни малейшего представления, я слегка напряглась.
– Я люблю все! – легко ответил Денис.
– Даже селедочный омлет с норвежцами? – слегка напутав с названием экзотического блюда, недоверчиво спросила мамуля.
Я догадалась, что сама она осталась не вполне довольна оригинальным завтраком.
– Я люблю все, что можно раскусить, прожевать или хотя бы проглотить, не жуя! – Денис добросовестно расширил свой ответ.