Суперклей для разбитого сердца
Шрифт:
– Ты, вражья морда! – прикрикнул Денис на Барклая. – Довольно вредительствовать, дай сюда телефон!
Он поспешно отнял трубку у собаки и совсем другим, глубоким бархатным голосом произнес в трубку:
– Алло, говорите, пожалуйста!
К сожалению, говорить с ним никто не стал, в трубке загудел сигнал обрыва связи.
– Какая же ты все-таки свинья, Барклаха! – в сердцах объявил Денис четвероногому другу.
Судя по заинтересованной морде и поощрительному стуку хвоста об пол, Барклай был не прочь послушать, какая именно он свинья, но расстроенный Денис не
– Не трогай, я сам! – дико заорал Денис.
Барклай вежливо посторонился, пропуская бегущего хозяина, и, показывая, что телефон его нисколько не интересует, высокомерно повернулся к нему спиной. При этом пес все-таки косил выпуклым глазом на трезвонящий аппарат через плечо.
– Алло, говорите! – призвал Денис бархатным голосом, которому спешка добавила эротическое придыхание.
– Ненавижу идиота! – с чувством сказала трубка незабываемым голосом красавицы Инны. – Сил моих нет это терпеть! Убила бы придурка! – и трубка сердито загудела.
– Та-ак! – ошалело сказал Денис, осторожно пристраивая бесноватую трубку на рычаг. – Чудненько!
– Гау? – спросил Барклай, чутким собачьим ухом уловивший в голосе хозяина нотки отчаяния.
– Ты это слышал, Барклаха? – Денис кивнул на телефон. – И что ты на это скажешь?
Бассет сказал на это своеобычное:
– Гау!
– Не то слово! – согласился Денис.
Он опустился на влажный пол, обнял собачью ушастую голову и с выражением сказал:
– Какая же она все-таки свинья!
Верный Барклай изобразил сочувственное внимание, и на этот раз Денис уделил теме неблагодарной родственницы поросенка Пятачка добрых четверть часа.
Не успела я вернуться к делу, как меня вновь отвлек от дедуктивных размышлений телефонный звонок: завел мафиозный гимн мобильник братишки.
– Да! – строго, хриплым басом, сказала я, предполагая услышать некогда приятный мне голос пантюхинского прихвостня.
– Привет, Бурундучишка! – проворковала трубка женским голосом. – Это твоя Цыпочка!
Я хмыкнула, оценив интимное прозвище братца. Дамы почему-то приходят в бешеный восторг от Зяминого скуластого лица. Действительно, вид у братишки такой, словно он держит за щеками пару грецких орехов.
– Это не Бурундучишка, – сообщила я своим нормальным голосом без всякой мужественной хрипотцы.
– Это еще кто?! – вскинулась Цыпочка.
– В вашей версии – Бурундушечка, – безмятежно ответила я, имея в виду наше с Зямой кровное родство и определенное внешнее сходство.
– Ах, так это ты у меня Зямочку отбила?! – неправильно истолковала мои слова гневливая дамочка.
– Ах, так это вы Татьяна? Теннисистка-ракетконосица? – Мой голос построжал. – Слушайте меня внимательно, Татьяна, милая Татьяна! Если вы вздумаете лупить Зяму своим спортивным инвентарем, клянусь, я разобью на вашей глупой голове собственное орудие труда!
– А какое у вас орудие труда? – не выдержала неизвестности заметно струхнувшая Татьяна.
– Компьютер «Макинтош»!
– Ну, ни фига себе! – озадаченно вымолвила Зямина экс-пассия и отключилась.
Я
Я снова вооружилась ручкой и приготовилась конструктивно мыслить и рисовать логические цепочки, но ничего у меня не вышло. Мысли разбегались, как аквариумные рыбки от сачка.
За моей спиной длинно скрипнула дверь.
– Не помешал? – спросил папуля.
– К сожалению, нет!
Папуля просунул голову в комнату и, заговорщицки понизив голос, с надеждой спросил:
– Индюшечка, ты не хочешь послушать мамулин новый рассказ? Мы собираемся устроить громкую читку.
Я обернулась и позволила папуле хорошенько рассмотреть мое лицо. По нему наверняка было видно, что ознакомление с новым ужастиком – это вовсе не то, чего мне в данный момент не хватает для ощущения гармоничного устройства мироздания.
– Ладно, тогда я позову Микошкиных, – папуля тихо закрыл дверь.
Я кивнула: Микошкины – это самое то, что нужно для громкой читки, особенно если они придут всей семьей. Собственно, вся семья состоит из бабушки, дедушки и десятилетнего внука Петьки, оставленного на попечение стариков беспутной дочкой. Самый благодарный слушатель – это, конечно, Петька. Он внимает нашей мамуле, разинув рот, как голодный кукушонок. Бабуля и дедуля Микошкины по причине старческой тугоухости с большим трудом следуют причудливой линии мистического сюжета, но они наблюдают за Петькой и старательно копируют его мимику. Конечно, старикам мамулины ужастики до лампочки, они бы предпочли посмотреть слезливый бразильский сериал, зато их живо интересуют папулины кондитерские шедевры. Мудрый папочка, приглашая семейство Микошкиных на тест-драйв нового кошмара, не забывает мимоходом сообщить, что в программу вечера входит также чаепитие с чем-нибудь вкусненьким.
В прихожей загремела дверь: безотлагательно прибыли приглашенные Микошкины. Воодушевленный перспективой напугаться до затяжной вибрации поджилок, Петька проскакал мимо моей двери с жеребячьим ржанием. Это вызвало в моем мозгу какое-то движение. Не скажу, что мысли мои встрепенулись и поскакали, как Петька, но какая-то перспективная идея, несомненно, взрыла землю копытом. Я сосредоточилась. Определенно, мысль была навеяна именно парнокопытной системой образов… Думай, Индия Холмс, думай!
– Сивка-Бурка, вещая каурка, встань передо мной, как лист перед травой! – призвала я, продолжая лошадиную тему.
Ага! Я поняла!
Вдохновенно, несколькими штрихами, я нарисовала в блокноте конскую морду с раздувающимися ноздрями. Честно говоря, рисунок, выполненный в стиле примитивизма, мог изображать что угодно – хоть червивую грушу, хоть контрабас без деки, но я видела в нем лошадиную морду, и у меня были к тому основания.
Когда желто-синие пионеры рассказывали мне, что они прибежали к дубу, услышав конский топот, я подумала, что за стук копыт ребятки приняли звуки, издаваемые деревянными подошвами Зяминых сандалет. Только сейчас мне пришло в голову, что стучать копытами по парковой дорожке мог не только мой братец, но и самый настоящий жеребец или кобыла!