Суперклей для разбитого сердца
Шрифт:
– Говоришь, нормальная? – очнувшись, ехидно поинтересовался мой внутренний голос. – Призраков не видишь?
Двумя руками я шумно захлопнула окно, в отчаянии немного побилась головой о деревянную раму и вынужденно признала:
– Увы мне! Я сошла с ума!
– Ах, какая досада! – издевательски добавил мой внутренний голос.
Я в сердцах плюнула на ковер и отправилась на кухню.
За столом мирно сидел папуля, он прихлебывал чаек и читал толстую потрепанную книжку. Я заглянула через его плечо и прочитала: «Винни-Пух обхватил голову лапами,
Я отказалась от любезного предложения папули разогреть мне китовьи гамбургеры по-чукотски, сжевала одну холодную котлетку прямо у холодильника, а потом села, обхватила голову лапами и задумалась, как Винни-Пух.
– Как дела, Индюшечка? – посмотрев на меня поверх очков, спросил проницательный папуля.
Вместо ответа я вздохнула, взлохматила волосы и спросила:
– Пап, как ты считаешь, я сумасшедшая?
– Конечно! – убежденно кивнул любящий отец. – Ты сумасшедше красивая и сумасшедше талантливая!
– В чем это я талантливая? – невольно заинтересовалась я.
Комплимент своей ненормальной красоте я приняла как должное.
– Да во всем! – папуля взмахнул томиком сказок. – Ты пишешь чудесные стихи, вяжешь замечательные кофточки, составляешь великолепные букеты… А какую вкусную кашу ты варишь!
Я с признательностью посмотрела на отца и не стала напоминать, что стихосложением занималась в ранней юности, кофточку за всю свою жизнь связала только одну, да и то бабушке, которая весьма невзыскательна в одежде, а вкусную кашу получаю путем разведения кипятком содержимого готового пакетика. Великолепными букетами добрый папуля, вероятно, назвал те березовые веники, которые я в пасторальном настроении иногда вяжу для нашей дачной баньки.
– Спасибо! – благодарно сказала я, поднимаясь из-за стола. – Ты меня очень утешил!
Я вернулась к себе, задернула шторы, чтобы не видеть никаких привидений, снующих мимо моих окон чартерным рейсом с того света на наш балкон и обратно, включила лампу и устроилась за столом с блокнотом и ручкой. Ну, сумасшедшая я, так что с того? Говорят, сумасшедшие отличаются особенной хитростью и способностью к планированию побегов и диверсий. С учетом угроз свирепых пантюхинцев мне бы, пожалуй, стоило убежать куда подальше, да нельзя, у меня в тылу контуженный Зяма. Поэтому займусь-ка я нашим детективным расследованием. Буду надеяться, что я и в этом окажусь сумасшедше талантливой.
Вскоре стало очевидно, что надежда эта вполне обоснованна! Во-первых, поэкспериментировав со светом настольной лампы, я выяснила, что смогу более или менее точно восстановить список бывших работников фабрики музыкальных инструментов, получивших в свое доисторическое время ордера на покупку дефицитных немецких шкафов. Карандаш, которым я писала в своем блокноте этот важный список, был остро заточен, давила я на него
– Уже хорошо! – резюмировала я, с удовлетворением оглядев дело своих рук. – Не придется повторно допрашивать фабричных тетушек!
У меня возникло желание немедленно поделиться своей радостью с Зямой, но я своевременно вспомнила, что его мобильник остался у меня в сумке. Ладно, порадую братца завтра. Может, к тому времени поводов для радости еще прибавится.
Я придвинула к себе телефон и позвонила по одному из имеющихся в списке телефонов – В.К. Сидоркиной.
– Алле-у-о? – пропел кокетливый девичий голос.
– Здравствуйте, могу я услышать Валентину Кирилловну? – отчество я назвала наугад, по имеющейся у меня первой букве, и промахнулась.
– Валентину Константиновну, наверное? Вы услышите бабулю только в том случае, если посетите ее в новом доме! – весело ответила девушка. – Бабушка уже с полгода как переехала в пригород, подальше от городской суеты, и телефона у нее там нет.
– Вы ее внучка? – уточнила я.
– Почти. Я жена ее младшего внука Вадима, Даша, – засмеялась девушка. – А вы кто?
– Я с фабрики музыкальных инструментов, по поручению профкома.
– Скажите, что нужно, и я попрошу Вадика передать бабушке, – предложила добрая девушка Даша. – Вадя как раз завтра повезет бабуле лекарства и свежие газеты.
Я спешно соображала, как бы мне с позиций самозваного представителя профкома вырулить на тему «Хельги».
– Видите ли, мы на фабрике решили создать музей нашего предприятия, – я начала размеренно, на ходу придумывая продолжение. – Это будет обширная экспозиция, представляющая историю фабрики за пятьдесят лет.
– Наверное, вам нужна бабушкина фотография? – понимающе спросила Даша.
– Нам нужен ее шкаф! – брякнула я.
– Какой шкаф? – Даша опешила.
– Немецкий, называется «Хельга», – с готовностью объяснила я. – Дело в том, что в истории нашего предприятия был яркий эпизод, связанный именно с этим предметом. Подробности вам, если захотите, расскажет Валентина Константиновна, а я хотела только узнать, сохранилась ли у нее эта самая «Хельга»?
– Как она выглядит? – деловито уточнила девушка.
Я порадовалась тому, что моя собеседница не стала выспрашивать у меня подробности того яркого эпизода фабричной истории, который был связан с «Хельгой». Не знаю, что я могла бы придумать! С ходу в голову приходили только анекдотические истории о шкафах, в которых оптом и в розницу прячутся любовники. Вплести эту игривую тему в героическую хронику трудовых подвигов работников фабрики было бы сложновато!
– Большой шкаф, почти квадратный, с золотыми решеточками на стеклах, – я старательно вспоминала наружность Зяминой «Хельги». – Особая примета: на дверце есть инкрустация, изображение вставшего на дыбы единорога…