Суперпозиция
Шрифт:
– Алло, – наконец, услышала она в трубке голос подруги.
– Привет, ты дома? – спросила Вера, скрывая волнение в голосе.
– Да, я сегодня на удаленке, за компьютером работаю, – ответила Ира, как обычно с раздражением говоря о работе. – А ты не передумала, приедешь сегодня? На улице ливень хлещет.
– Да, приеду. Как мама? – спросила Вера, глядя в окно на бегущие по улице в разные стороны черные и серые зонтики.
– Стало лучше, когда ей прописали снотворное. Я теперь хоть тоже по ночам сплю, – сказала подруга и вздохнула с облегчением.
В свои сорок
– Ясно, примерно через час буду у тебя, – сказала Вера, чувствуя укол совести от своих бесчестных намерений в отношении подруги.
– Хорошо, купи хлеба по дороге, пожалуйста, а то я сегодня вообще на улицу выходить не хочу, – попросила Ира.
– Хорошо, куплю.
– Пока. Зонт не забудь, – напомнила подруга и отключилась.
Вера быстро оделась. Уже у входной двери вспомнила про зонт, вернулась в комнату, поискала его на антресоли, не нашла, махнула рукой, обулась и вышла из квартиры, захлопнув за собой двери. В раковине осталась лежать недомытая посуда.
Ира открыла двери и ахнула от удивления. Перед ней стояла Вера, насквозь промокшая от дождя. Майка и джинсы прилипли к телу, по волосам стекала вода, на полу под ее ногами образовалась лужа.
– Верка, ты ненормальная?! – воскликнула подруга, оглядывая Веру с головы до ног. – А зонт где?!
– Лешка, наверное, забрал, – ответила, Вера, дрожа от холода.
– Входи скорее и раздевайся, – подруга отошла в сторону, пропуская Веру в квартиру. – Сейчас дам тебе что-нибудь переодеться. – У вас один зонт на всех что ли?!
– Нет, было два. Второй, наверное, у мужа, – сказала Вера, отдавая завернутую в пакет булку хлеба и снимая туфли-лодочки, хлюпающие от набравшейся в них воды.
– А тебе, получается, зонт не нужен? – подруга фыркнула от возмущения.
– Мне и так нормально.
– Я вижу, как тебе нормально. Раздевайся. Я сейчас, – сказала Ира с заботой в голосе и скрылась в дальней комнате.
Вера прошла по коридору, оставляя после себя мокрые следы на полу. Она уже подходила к комнате подруги, за дверями которой слышалось ее невнятное бормотание, скрип дверцы шкафа, шуршание перебираемых ею вещей, как из другой комнаты, где жила мама Иры, раздался слабый прерывистый скрипучий старушечий голос:
– Ира, кто там?
Вера остановилась, нерешительно двинулась в обратную сторону и подошла к двери, из-за которой доносился голос.
Дверь в комнату, из которой донесся голос, была приоткрыта, и Вера толкнула ее ладонью. Иссохшая старая женщина лежала на матрасе, положенном прямо на полу у боковой стены. Тут же на полу у матраса стояло судно. В комнате было жарко, но маленькое старушечье тело было спрятано под толстым пуховым одеялом. Женщина приподнялась, уперлась локтем в лежащий на полу матрас, внимательно и тревожно стала вглядываться в Веру.
– Здравствуйте, – неловко произнесла Вера, – я Вера, подруга Ирины.
Старушечье лицо сморщилось еще больше, но через мгновение вдруг разгладилось, губы дернулись и растянулись в беззубой улыбке.
– Здравствуй, помню тебя, помню, – шепеляво произнесла старая женщина. В черных глазах появилось осознание. – Давно ты у нас не появлялась.
– Да, некогда все. Работа, дом, работа, – шаблонно сказала Вера, удивляясь, что старуха ее вспомнила. – Как вы?
Устало старая женщина опустилась с локтя на спину. Голова ее легла на плоскую белую подушку, а глаза продолжали внимательно вглядываться в лицо Веры. Под этим пристальным взглядом Вере стало неспокойно.
– Хорошо, – ответила мать Иры, тяжело вздохнула и повторила, – хорошо. Недолго мне уже осталось. Я чувствую.
Вера растерялась. Пыталась найти правильные слова, но не смогла. Что можно ответить на такое высказывание старого больного человека? Сказать о надежде, о выздоровлении, о том, что все будет хорошо? Но, ведь, это неправда. И обе они это знают.
Вера молчала в смятении, а старуха все глядела на нее своими глубокими черными глазами.
– А ты не спеши, девка, – сказала вдруг Ирына мать. – Твое время еще не пришло.
Сердце у Веры гулко ухнуло и упало вниз, стало биться в животе или в боку, сильно, как будто выросло до огромных размеров и перестало умещаться в теле.
«Старуха не может знать, что я задумала, – успокаивала она себя, испуганно глядя в морщинистое лицо матери Иры. – Это просто ничего не значащие слова старого человека. Ира ведь говорила, что ее мать страдает деменцией и часто мелет, бог знает что».
Она продолжала смотреть на старуху, а та смотрела не нее.
– Чего испугалась, дуреха? – проговорила женщина, тяжело дыша, – В тебе энергии еще на две жизни хватит. Вон, светишься вся изнутри! А ты чего удумала?! – Мать Иры снова приподнялась на матрасе, тело ее тряслось от напряжения, когда она оперлась на локоть. – Нечего сейчас страху на себя нагонять. Живи, да жизни радуйся, пока молодая, а не то накажет тебя Бог! Вот тогда и забоишься, да так, как никогда! – Она закашлялась и без сил опустилась на подушку, прикрыв глаза.
Вера стояла без движения, раскрыв в растерянности рот, ладони ее вспотели от волнения, а мысли испуганно бегали в голове, словно молекулы в хаосе.
Что-то коснулось ее плеча, и Вера дернулась, выведя тело из оцепенения. Рядом стояла Ирина.
– Ты почему не идешь переодеваться? – спросила ее подруга. – Дрожишь, как осиновый лист.
Она взяла Веру под локоть и вывела из комнаты.
– Не обращай внимания на мать, – сказала Ира, – мне кажется, что у нее совсем крыша съехала. Представляешь, вчера вечером стала ползать по комнате и искать свои вещи. Спрятала в карман свою чашку, и сказала, что собирается возвращаться к себе домой. Я с трудом заставила ее выпить лекарство, и только потом она угомонилась.