Супрематизм. Мир как беспредметность
Шрифт:
Не будет ли и для всей жизни <таким> благом культура, и не будет ли надежда <на будущее благо> растворенной в беспредметной поверхности, как растворился предмет у живописца, ожида<вшего> получить в нем свое культурное благо. Нельзя ли с<о> знамен вождей скинуть бублик блага, чтобы не раствориться; <нельзя ли> освободить плоскость знамени, а следовательно, и всю поверхность Земли от предмета как блага, пусть останется поле освобожденным, где бы ноги не залепились о преграды. где бы руки не могли ничего поднять, где <бы> ум ничего не мог постигать, где бы глаз ничего не мог различить.
Пусть все так будет, как на поверхности живописного холста, где человек,
Как перед Богом, так и перед Социализмом все равны и нет для них различия, но для этого нужно исполнять все приказания того и другого и заслужить усердием. <От> ухищрени<й> усердия, <от> молитв<ы> зависит скорейшее достижение благодатного Бога. И, конечно, в самом Боге невольно вносятся <возникают> различные отношения к менее и более усердным пионерам. Возможно, что и в этом случае необходимы таланты изобретателей, как и во всех остальных истинах предметной жизни.
Так же и <в> науке от усердия ученого зависит познание другого Бога — раскрытие причинности. Если все будут усердны, все растворятся в равенстве Бога, если нет — то нет возможности его достигнуть.
Возможно поставить и другой вопрос — необходимо ли «достигать» совершенства духовно предметного Бога (<Бог> как нечто законченное, оформленное, абсолютное), раз вся цель растворяется в едином, т. е. в том, в чем уже не может больше ничего совершенствоваться, где исчезают цели, где исчезает абсолют всех смыслов и целей. Возможно, что достигать нужно, но это «нужно», необходимо ясно оговорить, отыскать смысл всего действия. В конце концов должен же быть где-то конец всем смыслам и совершенствам, иначе же все смыслы будут пустым бессмыслием.
Во всех учениях стоит одна суть, равенство, во что должны войти все различия. Это дело не ученика усердного или не-усердного, а самого учения, поставившего действие свое так, где никто не может быть иным.
Так, например, истинный живописец распределяет различия в холсте своем; так <в том>, в котором различия становятся в беспредметном равенстве, в нем никакие различия не пытаются обогнать друг друга. Правда, наука доказывает различия цветовых лучей <в> их скорости, силе — красный цвет движется медленно, а желтый скорее, белое самое сильное; но ведь эти различия суть простые отношения, ничего не говорящие о действительном движении. При сопоставлении их в бесконечности, возможно, красный луч совсем будет недвижим, а в иных местах он будет <с> наивысшей скоростью.
Неравенства возникают только тогда, когда они сопоставляются в отношениях как изолированные единицы. Если же нельзя изолировать, то и разницы нельзя установить, они находятся в целом едином неразделимом и безотносительном <к> сравнени<ям>.
Наше сознание воспринимает явления в различиях и через сопоставление отношений устанавливает физическую скорость, форму. Отсюда строит предположения и физический опыт и утверждает на основании последнего физический мир отношений.
Но возможно и другое предположение, а также и доказательства в опыте, что мир относительных форм не существует, что то же сознание может убедиться, что различие скоростей зависит от сопоставления. Поэтому можно отыскать такое сопоставление,
Мне кажется, что вся вселенная природа — пустота, т. е. в ней нет таковой частицы, увы, которая передвинула бы другую; всё так раздельно и распыленно, что ничто не может опереться друг на друга, и содержать друг друга, и тяготеть, несмотря на то, что существуют в нашем физическом осознавании бесконечно большие и бесконечно малые <величины>.
Как себе представить это бесконечно малое и бесконечно большое? Где помещается самое большое скопление и где живет самое малое нашей Вселенной? Иначе как только одним сплошным телом эту бесконечность тел и тел, в свою очередь, <и> всю Вселенную, можно рассудить, иссудить, собрать и разобрать своими умозаключениями и поддержать опытом, так что в одном случае одна и та же малая или большая <величины> то будут весить, то безвесными окажутся, то будут двигаться, то перестанут.
Можно построить разные аппараты, которые будут доказательством того, что мы способны сделать Вселенную таковой, как хотим. Она будет и конечною, и бесконечною, в одном случае она — из духа, в другом из материи, то вне движения, то в механическом движении, то она физична, то нет.
Существует ли физическая единица? Не существует, механическое физическое действие невозможно, все физические выводы вообще вытекают из суждения предметного представления, ища в нем физического объяснения проявлениям в природе, в которой все физические факты в свою очередь остаются представлениями.
Природа, конечно, будет рассматриваема не иначе, как физическое действие, подтверждаемое осязаемостью как опытом реальным. Но возможно, что физические проявления опытом не доказуются. Раз мир явлений существует как представление, следовательно, то, что мы называем физическим, только будет представлением о неизвестном физическом действительном.
Опыт физический уже результат мысли, а мысль всегда образна и предметна. По крайней мере, она стремится оформить и опыт, и представление, и поэтому устанавливается порядок физических единиц — мысль постигает и невольно образует, сочиняет предмет как свое представляемое оформление. Возможно, что действительность природы вне мысли и представления, поэтому она не осознает физических единиц, находится в беспредметном ничто (но если все физическое как представление не может быть подлинно физическим, то все то, что находится вне представления, будет физическим подлинным). Перед челом природы нет того «что», чем она является перед человеком. Отсюда нет мыслительного процесса и нет ответа, а следовательно, нет действия — того, что существует в человеке.
Живописное доказательство в холсте говорит, что существующее «что» в природе растворено в ней и не существует в холсте живописных опытов, что видимый предмет как физическое проявление в природе не существует и нет <его> в живописном холсте. Но нельзя сказать, что живописная беспредметность бездейственна, — в ней подлинность природы, природное «ничто». Возможно, что живописная поверхность как доказательство того, что «ничто» воспринимается как действие, неверно. В ней ничего не действует, в ней вечное «ничто», — «что», таким образом, исходит из представления, старающегося объяснить «ничто», а представление не может быть без мысли.