Супргуа Архангела
Шрифт:
Он глубоко вдохнул, и на мгновение Елене показалось, что она его глубоко ранила. Но когда он заговорил, словно вонзил ей в грудь нож.
— Элеонора, семья вряд ли твоя специальность.
Так и есть… и всё из-за него.
Отключив телефон, она вновь взлетела, но настроение уже было испорчено. Да ещё и Сары не оказалось в Гильдии. Разочарованная и нуждающаяся чем-то заняться, Елена решила отправиться в квартиру Игнатия. Вряд ли она найдёт там что-нибудь объясняющее его странное поведение, но…
Перо цвета небесной синевы с серебристыми краями упало перед ней. Восторг от него принижали отголоски колкости Джеффри. Схватив перо, Елена принялась
— Откуда ты взялся?
Вместо ответа, Иллиум сложил крылья, прижал руки к бокам и стрелой полетел к крышам небоскрёбов. Елена едва-едва сдержала крик, практически уверенная, что отлично изобразила безразличие, когда Иллиум, в миллиметрах от крыш, развернул крылья и вернулся к ней.
— Ах, Элли. — Его глаза сверкали, словно древние, золотые монеты, выделяясь сильнее благодаря иссиня-чёрным ресницам. — Ты не закричала? Лишила меня всего удовольствия.
— Вот такая я. Старая противная разрушительница забав. — Но она хотела улыбнуться, сердце обливалось теплом при встрече с единственным, из Семёрки Рафаэля, кого считала другом. — Ты завис на должности телохранителя? — Им с Рафаэлем придётся поговорить о его непоколебимом желании приделать к Елене тень из одного из своих людей. Но, прямо сейчас, она не собиралась отказываться от защитника… потому что стала целью всех СМИ, как бы это не раздражало. Ей уже пришлось лететь обходной дорогой, чтобы новостная вертушка не снесла её на железобетонный лес Манхеттена. В отличие от Иллиума, она не смогла бы вовремя остановиться, чтобы избежать серьёзных травм. Идиоты репортёры не понимали, что она не настолько сильна, как другие ангелы и не могла удержаться против порывов ветра, вызванных лопастями вертолёта.
Иллиум с крыльями серебристо-голубого цвета и лицом, предназначенным для обольщения, как мужчин, так и женщин, не говоря уже о его способности делать самые невозможные виражи в воздухе, смог бы достойно сманеврировать. А то, что он в процессе ещё и одежду бы снял, стало глазурью на тортике. Переместившись, чтобы теперь лететь рядом, он сказал:
— Я сам напросился, — ответил он на её вопрос. — Знаю, я твой любимчик. — Он провёл крылом над ней, когда она промолчала.
— Клянусь Богом, — пробормотала она, едва сдерживая смех, — если ты опять осыпал меня голубой пылью, схвачу тебя за причиндалы, завяжу их в узел и подвешу на первый встреченный острый предмет. — В прошлый раз, когда Иллиум осыпал её ангельской пылью, Рафаэль — в итоге — увидел юмор в ситуации. Но Елена не могла гарантировать, что это прокатит во второй раз.
Иллиум чуть спустился, его движения казались ленивыми, но напрягалось столько мускул.
— Будь милой или я не отдам тебе подарок.
— Идиот. — Но самый любимый из Семёрки. Как она могла его не любить, когда он считал её человеческое сердце не проклятием, а даром? Когда он посвятил свою жизнь архангелу Елены? Когда смеялся от простой радости, как и дети в Убежище? — Сэм, — пробормотала она сквозь, выросший в горле, ком от воспоминаний о мальчишке, которого так избили. — Он…
— Он в порядке, Элли. Мы за ним наблюдаем. — Тихое напоминание о том, что за всем смехом и красотой, Иллиум член Семёрки Рафаэля. И что он, не колеблясь, приведёт в действие самое кровавое наказание.
Глупая счастливая улыбка стёрла мрачные воспоминания.
— Меня не было всего несколько дней.
— Я торжественно обещал, что попрошу тебя звонить ему каждый вечер. Не заставляй меня выглядеть лгуном.
— Никогда. — Елена обожала маленького Сэма, и часами сидела с ним, пока восстанавливалась после Пекина. — Что насчёт Ноэля? — Взрослая жертва дочери архангела Нехи, Анушки, которая жаждала власти, исцелился от телесных ран несколько недель назад. Но не они самые глубокие раны.
— Он… — Иллиум долго молчал. — Сломлен. Внутри.
Елена знала, каково это. Но и знала, как выживать.
— Тот, кто выжил после такого, — когда его нашли, от него оставались куски плоти и лужи крови, — и это переживёт.
— Должен пережить, — добавил Иллиум. — Рафаэль отправил его к Нимре. Она не играет во все эти игры власти… но даже Назарах не смеет ступить на её территорию без разрешения.
Елена нахмурилась, делая мысленную пометку, спросить Рафаэля, зачем он отправил сломленного вампира в место, напоминающее ад. Нимра должно быть жестокая и бессердечная раз держит Назараха в страхе, а Ноэлю нужно исцелиться, а не бороться за следующий вдох.
Рубяще-режущий звук. Отчётливый. Неприятный.
— Это… — Она округлила глаза при виде чёрной точки, которая с каждым резким звуком становилась больше. — Проклятье! — Та же самая команда новостей, преследующая её всё утро.
Иллиум оказался перед ней.
— Они осмелились? — Его голос вновь стал таким, как и тогда, когда Иллиум обрезал ангелам крылья. — Уверяю тебя, этого больше не повторится.
— Нет, Иллиум. — Она сжала сильное, тёплое предплечье. — Не надо крови, не здесь. Это — мой дом.
Его волосы — цвета эбенового дерева с вкраплениями сапфиров, прекрасные и невероятные — разметал порыв ветра от лопастей.
— Если не преподашь им урок сейчас, — проговорил он, пока она изо всех сил удерживала его, — стервятники будут считать тебя слабой. А ты не слаба, Элли.
Потому что она — супруга Рафаэля.
А слабость архангела может оказаться фатальной.
— Чёрт! — Она крепче за него ухватилась. Ей пришлось кричать из-за ветра. — Насколько ты силён? — Ему пять сотен лет, он выжил после смертельного падения в воды Гудзона и однажды светился силой. Но она не знала, как это отнести к физической составляющей.
— Достаточно, чтобы сломать чёртову машину пополам.
О!
— Как на счёт того, чтобы перевернуть вертолёт вверх тормашками и опустить так на землю? — Она сжала его руку, чувствуя игру мышц и сухожилий, пока он её удерживал. — Без жертв, Колокольчик.
Иллиум моргнул, посмотрел ей в глаза… и медленно растянул губы в порочную улыбку.
— О чём думаешь?
Он ответил:
— Встретимся там.
Она отпустила его руку и отлетела из зоны турбулентности, чтобы не мешать Иллиуму. Но она не была слишком далеко, чтобы упустить из виду как Колокольчик пролетел над вертолётом. У неё пересохло во рту, и если бы он был ближе, она бы крикнула ему остановиться. Святой Боже, лопасти могли бы искрошить ему крылья, соверши он малейшую оплошность. Внезапно Илииум — смеясь и играючи… остановил движение лопастей. Он позволил вертолёту свободно падать в течение двух секунд, прежде чем поймать его снизу и перевернуть.