Супруг-незнакомец
Шрифт:
– Растить ребенка – нелегкое занятие, – продолжил он. – Дети привередливы, шумны, своенравны. Ты не ждешь от такого крохи стольких проблем. Это огромная ответственность.
– Я понимаю это, Адан. – Ее сердце застучало от его близости, от разговора об их ребенке. Словно они вдруг оказались на одной стороне. Но она понимала, что это только иллюзия.
Он запустил пальцы в волосы. Ей захотелось пригладить растрепавшиеся завитки, но она не стала этого делать.
– Он не знает тебя, – сказал он. – Если ты войдешь в его
Изабелла сжала чашку.
– Я не сделала ничего плохого. Я не пыталась быть для него…
– Я знаю. – Он нервно вздохнул. – Калила рассказала мне, что произошло. Она шла коротким путем к детской, когда он услышал твое пение.
Она вспылила:
– Так зачем же ты здесь, если не для того, чтобы наказать меня? Я знаю, ты был бы счастлив, если бы меня не было, Адан. Но я существую. И хочу узнать своего ребенка.
Его глаза ярко горели в закатном свете. Рот сжался в тонкую линию. Ее взгляд задержался на этих твердых, чувственных губах. Они были такими ласковыми в поцелуе. Возбуждение, которое она ощутила при этой мысли, потрясло ее. Она сердилась на Адана, но ее тело реагировало на него так, что трепет желания превращался в мощный поток.
Как она может испытывать к нему такое, если он приводит ее в бешенство? Или ее тело помнило то, что забыло сознание?
Он подошел ближе, затем остановился, словно осознав, что сделал это против воли. Когда он заговорил, его голос был тихим и уверенным.
– Я здесь, Изабелла, потому что я принял решение.
Глава 6
Адан рисковал. Он понимал это. Когда он нес Рафика обратно в детскую, а малыш все плакал, желая еще послушать пение леди, он осознал, что не может изменить произошедшее.
Возможно, он был не прав, пытаясь держать Изабеллу подальше от Рафика.
Он не очень верил, что она вдруг станет прекрасной матерью, и не стал бы строить будущее Рафика на такой зыбкой почве. Но его сын еще совсем маленький, и в дальнейшем люди будут входить в его жизнь на короткое время и снова уходить из нее. Учителя, друзья. Даже Калила, которой из-за артрита скоро трудно будет заботиться о нем. Люди приходят и уходят. От этого Адан не сможет уберечь сына.
Изабелла смотрела на него сверху вниз, взгляд ее был обеспокоенным и грустным.
От нее все еще пахло тропическими цветами. Цветами, кофе и пряной сладостью кардамона, которым он был приправлен. Адану вдруг подумалось, что ее губы сейчас, наверное, сладкие и пряные на вкус.
– Что ты решил, Адан? – спросила она. Ее голос был густым и бархатным.
Он отбросил мысли о поцелуе.
– Я дам тебе провести с нами две недели. – Он решил, что единственный способ убедить ее, что она не создана для материнства, – позволить ей провести какое-то время с Рафиком. Она уже ушла однажды – не важно, по какой причине, – и сделает это еще раз. Она казалась совершенно спокойной, и все же от него не ускользнул едва уловимый вздох.
– Две недели, – твердо повторил он. – Но ты не должна говорить ему, что ты – его мать. Не нужно смущать его.
– Но я же действительно его мать, – ответила она.
– Условия таковы, Изабелла. Прими их или уйди.
Она откинула голову:
– Кем же я буду ему в таком случае?
Адан пожал плечами:
– Няней. Учительницей. Кем-то, кто не останется надолго.
Она поставила кофе на столик. Тонкий фарфор задребезжал, выдавая ее волнение. Или гнев. Он вынужден был признать, что она в состоянии справляться с нервами и сдерживать себя.
– И что будет потом?
– Там будет видно. – Это было все, что он мог ей сказать. Потому что, если бы он сказал о своей надежде развестись с ней через две недели, она наверняка решила бы бороться. Коронация в любом случае не была назначена в ближайшее время, потому что по законам Джафара был необходим хотя бы трехнедельный траур.
Она наклонила голову, обдумывая его слова, скрестив руки на груди. Адана охватила волна жара от того, как округлости ее грудей выступили в вырезе шелкового топа.
– Ты знаешь, что я соглашусь. Разве у меня есть выбор? Я сделаю все, чтобы быть с моим ребенком. И я забочусь о благе Рафика так же, как и ты. Я не скажу ему, что я – его мать.
Он наклонил голову:
– Спасибо.
– Это не ради тебя, – бросила она. – Это ради Рафика. Ты прав, его не нужно смущать сейчас. Он слишком мал, чтобы понять ситуацию, и я не стану использовать его в наших с тобой делах. Пока мы не уладим между собой все вопросы, жизнь Рафика должна оставаться прежней.
Она была так не похожа на себя прежнюю. Женщина, которая стояла перед ним, сверкала, словно фейерверк, рассыпая искры праведного гнева. А та женщина, которой она была раньше, покорно кивнула бы, принимая любое его решение.
Как Жасмин, подумал он. Нет, Жасмин была безупречна и совершенно не похожа ни на прежнюю Изабеллу, ни на теперешнюю. Жасмин не горела бы в ночи. Она бы мягко сияла. Она не стала бы бросать ему вызов.
Но в этом и не возникло бы необходимости. Он и Жасмин были друзьями. Между ними не могло быть никаких искр.
– Очень хорошо, – сказал он. – Завтра мы переезжаем в глубь страны, во Дворец Бабочек. Там меньше народу, меньше глаз.
Было лучше, чтобы о ее возвращении в Джафар не было широко известно. Его личный персонал знал об этом, разумеется. Но они были преданными людьми и умели держать язык за зубами. Он был публичный человек, но в этом деле он хотел сохранить конфиденциальность. Похоже, она поняла его и просто кивнула.
– Адан, – позвала она, когда он повернулся, чтобы уйти.
Он остановился: