СУР. Краткий отчет об антарктической экспедиции «Ельчо» в 1909-1910 годах

Хотя у меня и нет намерения публиковать этот отчет, я думаю, будет все-таки замечательно, если мои внуки или чьи-то еще внуки найдут его спустя многие годы. Я буду хранить его в кожаном чемодане на чердаке вместе с платьем Роситы, в котором ее крестили, серебряной погремушкой Хуанито и моими свадебными туфлями.

Первое необходимое условие для снаряжения любой экспедиции – наличие денег – выполнить обычно труднее всего, и я очень сожалею, что даже в этом отчете, который будет храниться в чемодане на чердаке дома в тихом предместье Лимы, не могу упомянуть имени нашего щедрого благодетеля, человека большой души, без чьей помощи экспедиция «Ельчо» так и осталась бы лишь праздной экскурсией в страну воображения. Самое лучшее и самое современное оборудование, обильные запасы превосходного продовольствия, принадлежавший чилийскому правительству корабль с храбрыми офицерами и галантной командой, дважды высланный через полмира для наших нужд, – все это благодаря тому благодетелю, чье

Когда я была еще совсем ребенком, мое воображение захватил газетный рассказ о путешествии «Бельгики», которая, отплыв с юга Огненной Земли, оказалась захваченной льдами в море Беллинсгаузена и целый год, пока люди на борту страдали от голода и ужаса нескончаемого зимнего мрака, дрейфовала вместе со льдиной. Я читала и перечитывала этот рассказ много раз. Позже с огромным интересом следила за отчетами о спасении доктора Норденскьолда с Южных Шетландских островов отважным капитаном «Уругвая» Иризаром и приключениях «Шотландии» в море Уэдделла. Но все эти подвиги были для меня лишь предвестниками Британской национальной антарктической экспедиции «Дискавери» 1902—1904 годов и замечательного отчета о ней капитана Скотта. Эта книга, которую я выписала из Лондона и перечитывала, наверное, тысячу раз, наполнила меня страстным желанием своими глазами увидеть загадочный континент, Ультима Туле юга, что изображается на картах и глобусах белым облаком, огромной пустотой, очерченной кое-где участками побережья, сомнительными мысами, ненадежными островами и землями, которые то ли существуют, то ли нет. Одним словом, Антарктиду. Чистое, как полярный снег, желание: побывать и увидеть, не больше и не меньше. Я преклоняюсь перед научными достижениями экспедиции капитана Скотта и с огромным интересом читала об открытиях физиков, метеорологов, биологов и других ученых. Но, не располагая никакой научной подготовкой и не имея возможности такую подготовку приобрести, я едва ли смогла бы из-за своего невежества добавить что-либо к массе знаний об Антарктике. То же самое касается и всех остальных членов нашей экспедиции. Жаль, но тут мы ничего не могли поделать. Наши задачи ограничивались наблюдениями и географическими исследованиями. Мы хотели всего лишь пройти немного дальше и увидеть немного больше, а если не удастся дальше и больше, то просто пройти и увидеть. Не такие уж грандиозные планы. Скромные, я бы сказала.

Однако все это не дошло бы даже до планов, так и оставшись лишь стремлением, если бы не поддержка и поощрение моей дорогой кузины и друга Хуаны (я не указываю фамилий, чтобы не вызвать смущения и неприятной огласки для ничего не подозревающих мужей, сыновей и т. д., если этот отчет случайно попадет в чужие руки). Я дала Хуане почитать «Путешествие „Дискавери“», и именно она сказала, когда мы, возвращаясь с мессы в одно из воскресений 1908 года, прохаживались под зонтиками по Плаза-де-Армас: «Что ж, если капитан Скотт смог, то почему не сможем мы?»

Именно Хуана предложила написать Карлотте в Вальпараисо. Через Карлотту мы познакомились с нашим благодетелем и таким образом получили деньги, корабль и даже правдоподобное объяснение нашего отсутствия: половина участниц экспедиции заявила дома, что они отправляются на время в боливийский монастырь, другие объявили, что собираются на зимний сезон в Париж. И именно Хуана даже в самые трудные мгновения оставалась непреклонной и исполненной решимости достичь поставленной цели.

А трудностей у нас хватало, особенно в начале 1909 года. В то время я еще просто не представляла себе, каким образом можно превратить экспедицию в нечто большее, чем четверть тонны истраченного впустую пеммикана и повод для сожалений до конца жизни. Ох, как нелегко было собрать нашу группу! Многие из тех, кого мы спрашивали об участии в экспедиции, думали, что мы или сошли с ума, или задумали что-то недостойное, или и то и другое сразу. Из тех же, кто разделял нашу увлеченность, далеко не все смогли, когда дошло до дела, оставить свои ежедневные обязанности и дать согласие на путешествие, обещавшее растянуться по крайней мере на шесть месяцев, путешествие, связанное с немалыми опасностями и неизвестным исходом. Больные родители, тревожащийся муж, осаждаемый деловыми заботами, ребенок, которого не с кем оставить, кроме неграмотных и некомпетентных слуг, – такую ответственность нельзя снять с себя и с легкостью отбросить в сторону. А тех, кто хотел бы избежать подобных обязанностей, мы вряд ли пожелали бы себе в компаньоны, с которыми придется делить тяжелую работу, риск и лишения.

Но поскольку усилия наши увенчались успехом, к чему останавливаться на задержках и неудачах, на изощренных выдумках и откровенной лжи, что нам всем пришлось использовать? С сожалением я оглядываюсь назад, только вспоминая наших подруг, которые хотели отправиться с нами, но не смогли вырваться, тех, кто остался позади – продолжать жить той же привычной жизнью без опасностей, без риска, без надежды.

Впервые все участницы экспедиции встретились в Чили, в Пунта-Аренас, 17 августа 1909 года. Хуана и я из Перу; Зоя, Берта и Тереса из Аргентины; Карлотта и ее подруги Ева, Пепита и Долорес из Чили. В последний момент я получила письмо из Кито, в котором Мария сообщала, что ее муж тяжело заболел и она вынуждена остаться выхаживать его. Таким образом, нас вместо десяти стало девять. Честно говоря, мы уже думали, что нас будет только восемь, когда с наступлением ночи все-таки прибыла в крошечной индейской пироге неукротимая Зоя: ее яхта дала течь, едва войдя в пролив Магеллана.

В тот вечер перед отплытием мы начали знакомиться и тогда же за отвратительным ужином в ужасном приморском отеле в Пунта-Аренас мы решили: если возникнет ситуация столь опасная и требующая срочного решения, что мы должны будем подчиниться одному голосу, почетная, но незавидная роль говорить этим голосом выпадет мне; если я по каким-то причинам не в состоянии буду выполнить возложенную на меня задачу, меня заменит Карлотта; если и с ней что-то случится, тогда командование примет Берта. После со смехом и тостами нас троих окрестили именами Верховный Инка, Ла Араукана и Третий Помощник. К моему великому облегчению и удовольствию, вышло так, что мои способности «лидера» не пришлось проверять. С начала и до конца мы вдевятером решали все сообща, обходясь без приказов, и лишь два или три раза прибегли к голосованию. Конечно, мы нередко спорили. Но у нас было на это время. И так или иначе споры всегда заканчивались принятием решения, в соответствии с которым мы впоследствии действовали. Обычно по крайней мере кто-нибудь один оставался недовольным решением, сердился, иногда сильно. Но что такое жизнь без недовольства и редкой возможности заметить: «Вот, я же вам говорила!»? Как можно вести домашнее хозяйство, присматривать за детьми и тем более волочь за собой сани в антарктических снегах, всегда оставаясь довольной? Офицерам, как мы узнали на борту «Ельчо», ворчать и выражать недовольство запрещено, но мы, девять женщин, по рождению и воспитанию однозначно и неизменно представляли собой команду, рядовой состав.

Хотя самые короткие маршруты к южному континенту, предложенные вначале капитаном нашего славного корабля, пролегали через Южные Шетландские острова и море Беллинсгаузена или через Южные Оркнейские острова и море Уэдделла, мы запланировали отправиться на запад к морю Росса, которое исследовал и описал в своей книге капитан Скотт и откуда только предыдущей осенью вернулся бесстрашный Эрнест Шеклтон. Эти районы побережья Антарктиды были изучены больше других, и, хотя «больше» представляло собой не так уж много, все же имеющиеся знания служили определенной гарантией безопасности корабля, которым мы не имели права рисковать. Капитан Пардо полностью согласился с нами, изучив карты и наш предполагаемый маршрут. Поэтому, выйдя на следующее утро из пролива Магеллана, мы повернули на запад.

Нашему полукругосветному путешествию сопутствовала удача. Маленький «Ельчо» весело пыхтел сквозь шторма и холодный блеск вод Южного океана, охватывающего по кругу весь земной шар. Хуана, сражавшаяся в свое время с быками и еще более опасными коровами в ее родовом поместье, называла наш корабль «La vaca valiente» [1] , потому что он никогда не сдавался волнам. Когда нас перестала наконец мучить морская болезнь, путешествие морем даже пришлось нам по вкусу, хотя временами немного раздражало доброе, но навязчивое покровительство капитана и офицеров корабля, считавших, что мы в безопасности, только когда сидим в трех крошечных каютах, которые они галантно освободили для нас.

Наш первый айсберг мы увидели гораздо дальше к югу, чем рассчитывали, и отпраздновали это событие «Вдовой Клико» к обеду. На следующий день корабль вошел в зону пакового льда – пояс плавучих льдин и айсбергов, отломившихся от материкового ледника или прибрежных ледяных полей, замороженных зимой и дрейфующих по весне к северу. Фортуна все еще улыбалась нам: наш маленький пароход с неукрепленными стальными бортами, не приспособленный для того, чтобы проламывать себе дорогу во льду, без колебаний выбирал путь от одного водного просвета к другому, и уже через три дня мы прошли зону пакового льда, где корабли, случается, неделями воюют со льдинами и в конце концов поворачивают обратно. Теперь перед нами раскинулось море Росса, а за ним, у самого горизонта, угадывался далекий блеск отраженной облаками белизны Великого Ледового Барьера. [2]

Войдя в море Росса чуть восточнее 160-го градуса западной долготы, мы приблизились к Барьеру в том месте, где высадилась, обнаружив уступ в огромной стене льда, экспедиция капитана Скотта, и выпустили наполненный водородом шар для разведки и фотографирования. Высящаяся стена Барьера с острыми скалами и вытесанными водой нишами лазурного и лилового цветов – все в точности соответствовало описаниям Скотта, но сама бухта сильно изменилась: вместо узкой промоины появился довольно значительных размеров залив, где, выбрасывая вверх фонтаны воды, резвились под ярким солнцем ослепительной южной весны ужасающие и одновременно прекрасные касатки.