Суровая Родина. Нехороший путеводитель по Кемерово
Шрифт:
Глава вторая
Самолет из Москвы прилетел без опозданий. Игорь встречал драгоценного пассажира у трапа с большим букетом белых роз:
– Борис Борисович, приветствуем вас на кемеровской земле! – Игорь хотел добавить «и хвостами машем», но не стал.
БГ оказался совсем не барином, и с первых минут разговора всё накопившееся за прошедшие «страшные» дни напряжение куда-то ушло.
В машине БГ поинтересовался:
– А где у нас будет концерт, милейший Игорь Петрович?
– О, Борис Борисович, это очень особенное место – ДК Москва. Можно сказать – наше место силы! Одна из старейших достопримечательностей Кемерово. Построен в 30-е годы. Проявили особое отношение – сначала объявили конкурс на лучший проект. В нём участвовали архитекторы из Новосибирска и Кемерово.
– Ну хоть не стояли, и то хорошо, – пошутил БГ.
– Да! А население в Кемерово было уже свыше ста тысяч, я об этом уже говорил. Нужно было рвануть вперёд, сделать что-то замечательное. Нет! Грандиозное! И вот – «Москва»! Главный фасад с тремя арочными окнами, широкий балкон опирается на столбы портиков и центральные колонны. Внутри – огромные площади вестибюлей, лестницы, как во дворцах. Попадая в него, труженик проникался величием и державностью столицы; ощущения были – почти как на Красной площади постоять. Я впервые попал в него в 80-е, когда пионером был. Тридцатые и восьмидесятые – дистанция космос, но впечатление, конечно, было как от «Титаника» – плывёт по городу исполин, окружённый зеленью парка; чувствовалась в нём сила эпохи гигантов. Ну а для тех лет – вообще…
Игорь не преувеличивал, в те годы это был настоящий центр культурной жизни Кемерово: пионеры, шахматы, партактив, кино и тир «Ворошиловский стрелок» для полного комплекта – жизнь в «Москве» кипела.
– Представляете, там играли джаз! – воскликнул новоиспечённый экскурсовод. – Вокруг – грязь, где по колено, а где и по уши и две бани на город, в которые ещё не попадешь. Я вот посмотрел в Сибирской Советской Энциклопедии – в Щегловске, а так до 1932 назывался Кемерово, было в 1929-м два с полтиной квадратных метра жилой площади на человека. В 1937-м «Москву» открыли. Первый киносеанс – звуковой фильм «Зори Парижа». Кто бы мог подумать, в Кемерово, во глубине сибирских руд – кино про Париж! Вера Марецкая там играла. Купить билеты на сеанс было как в Большой театр попасть: бронь для партийцев, для ответственных работников исполкома, трестов. Простые работяги туда так запросто и не пролезали. Очереди выстраивались за билетами громадные, как за водкой.
– Выпивали? – спросил БГ, хитро прищурившись.
– Я? Да что вы, я с утра не пью и вообще я не…
– В «Москве».
– А… было дело. Власти хитрили – денег у рабочих была уйма, а купить нечего. Так в Кемерово часто завозили вместо водки коньяк. Ну, а водка, конечно, всегда была «королевой бала». Работяги говорили, что «борются с водкой как с социальным злом до полного его истребления!». Продавалась в таре 0,1 литра, называлась «пионер», 0,25 – «комсомолка» и 0,5 – «партиец». Настроение у людей в конце 30-х было такое радостное, все ждали перемен к лучшему, дома стали строиться многоквартирные – жили-то люди в основном в бараках и землянках, с продуктами получше стало… И вот – война, всё разом переменилось! В войну «Москва» работала практически круглосуточно – до четырёх утра. Люди падали от усталости на производстве, работали сверхурочно – давали стране угля, кокса, но хотели и культурно отдохнуть. Как ни крути, а человеку потанцевать с красивой девушкой важнее, чем узнать из газет о запуске новой домны. Ну нельзя всё время быть на войне, даже когда судьба страны висит на волоске. Днём там – кино, после последнего киносеанса – клуб и ночные танцы. Дамы приглашали дам. Кавалеры – на фронте. С гастролями в «Москву» приезжали всякие знаменитости союзного масштаба – Шульженко, Орлова. И даже в войну в «Москве» играли джаз – в Кемерово гастролировали Эдди Рознер, Утёсов. Вот теперь и вы в «Москве» прозвучите!
– А «Питера» у вас случайно нет? – задал вопрос БГ и затянулся сигаретой.
– Питерские нам не по карману, – предвидя будущее, парировал Игорь. Когда
Я, кстати, подготовился, вот у меня есть цитатка из статьи «О музыке толстых» пролетарского писателя Максима Горького в газете «Правда»: «Но вдруг в чуткую тишину начинает сухо стучать какой-то идиотский молоточек – раз, два, три, десять, двадцать ударов, и вслед за ними, точно кусок грязи в чистейшую, прозрачную воду, падает дикий визг, свист, грохот, вой, рёв, треск; врываются нечеловеческие голоса, напоминая лошадиное ржание, раздаётся хрюканье медной свиньи, вопли ослов, любовное кваканье огромной лягушки; весь этот оскорбительный хаос бешеных звуков подчиняется ритму едва уловимому, и, послушав эти вопли минуту, две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных, они сошли с ума на сексуальной почве, а дирижирует ими какой-то человек-жеребец, размахивая огромным фаллосом.
Это – радио, одно из величайших открытий науки, одна из тайн, вырванная ею у притворно безгласной природы. Это – радио в соседнем отеле утешает мир толстых людей, мир хищников, сообщая им по воздуху новый фокстрот в исполнении оркестра негров. Это – музыка для толстых. Под её ритм во всех великолепных кабаках ”культурных” стран толстые люди, цинически двигая бёдрами, грязнят, симулируют акт оплодотворения мужчиной женщины.
Нечеловеческий бас ревёт английские слова, оглушает какая-то дикая труба, напоминая крики обозлённого верблюда, грохочет барабан, верещит скверненькая дудочка, раздирая уши, крякает и гнусаво гудит саксофон. Раскачивая жирные бедра, шаркают и топают тысячи, десятки тысяч жирных ног».
– Сильно он их приложил, – оценил БГ классика в битве с джазом.
– После такого хочется выпить! – подытожил Игорь.
– Не правда ли, славно, что кто-то пошёл за вином! – процитировал БГ самого себя.
– За пивом, Борис Борисович, за пивом! Да! И за всем этим следил лично товарищ Сталин. Он стоял в сквере перед кинотеатром в длинной шинели и с той самой газетой «Правда» со статьей Максима Горького в руке. После смерти Хозяина и развенчания культа личности, демонтировали его не сразу, кажется, только в 1959-м – в Сибири всегда присматриваются к событиям в Центре. А этих сталиных по городу штук шестьдесят стояло. Незадолго до этого местные шутники, а репрессированных и их потомков в Кемерово – считай каждый второй, засунули ему подмышку непочатую бутылку водки. Не пожалели для Иосифа Виссарионовича дефицит. Так он и стоял перед Москвой целых три дня с водярой – милиция охраняла, но не решалась отобрать пузырь у Вождя. После этого случая его быстренько ночью демонтировали, поколотили на куски и упаковали в утиль, чтобы впредь шалить неповадно было. Шутников особенно не искали. Что им предъявишь? Раньше бы – сразу к стенке – «расстрелять гадину», а сейчас: «Все о Сталине рыдали – аж мороз по коже! А теперь они сказали: «Слава ж тебе, Боже!».
– А что писатели?
– Писали. И не только доносы на коллег по цеху. Александр Волошин в 1950 году за роман «Земля Кузнецкая» был удостоен Государственной Сталинской премии второй степени. Роман прогремел на всю страну, был переведён на десятки языков. Денег у него было два больших чемодана и маленькая тележка, а душа широкая. Как-то в декабре вечером выходят зрители с вечернего сеанса из «Москвы», а перед кинотеатром стоит ёлка, которую Волошин нарядил палками колбасы и бутылками водки. А время голодное – послевоенное, товары в магазинах появились в избытке, это даже потом вспоминали как «сталинское изобилие», но денег у народа не было: «Налетай, честной народ, сталинскую получил – отметим!».