Суровые времена
Шрифт:
– Гоблин!
Черт бы его побрал! Желаю знать, что это там за свет!
Тенеземцы не стали подниматься на стену. Они двинулись на штурм по земляным насыпям. Неудивительно, они ведь сооружали их с самого начала. Обычная осадная работа и, кстати, довод за то, чтоб твой шибко умный, шагающий в ногу со временем князь выстроил себе крепость на скале, мысу либо острове. Естественно, последнюю дюжину футов осаждающий перейдет по мосткам, которые в случае угрозы контратаки сможет оттащить назад.
Огненный шар врезался в землю в четырехстах футах от стены и продолжал гореть, освещая округу, пока южане не забросали его песком, заготовленным для тушения наших зажигательных снарядов.
– Одноглазый! Где же он? Клетус, продолжай в том же духе. Кто у нас за гонца? Нога? Ступай, отыщи Гоблина с Одноглазым… Нет, стой. Вот один из этих маломерков безмозглых.
– Звали, ваша милость? – осведомился Одноглазый.
– Ты что, пьян?! Готов, наконец, браться за дело? – Свечение по ту сторону, сделавшееся еще более зловещим, он заметил без моей подсказки. – Что это такое?
Одноглазый поднял руку:
– Терпение, чертоголовый.
Туман – дымка? пыль? – сгустился и двигался по направлению к городу. Свет стал ярче. Ничего особо вдохновляющего не произошло.
– Говори, старина. Не время рассусоливать.
– Это дымка, Мурген, никакой не туман. И она не скрывает свет – свет исходит от нее.
– Чушь собачья. В их лагере…
– Это – нечто другое, Мурген. Здесь работают две вещи одновременно.
– Три, недоумок, – заявил подошедший во всей красе Гоблин, от коего явственно попахивало пивком.
Как видно, на тайной пивоварне дела шли замечательно, с кавалеристами все устроилось благополучно, и они с Одноглазым могли порой устраивать себе увольнения, пока все остальные в Черном Отряде обороняют Деджагор.
Бог им в помощь, если Могаба узнает, что они делают с отложенным для лошадей зерном. Пальцем не шевельну ради их спасения.
– Что?! – гавкнул Одноглазый. – Мурген, этот тип – сплошная ходячая провокация!
– Гляди сам, пустая голова, – возразил Гоблин. – Уже начинается.
Одноглазый замер и испуганно ахнул. Я, будучи невеждой в черной магии, уловил суть происходящего не столь быстро.
В клубах сияющей пыли змеились тончайшие тени, и меж ними сновало взад-вперед нечто – наподобие ткацкого челнока либо паука. Паутина – или же сеть – что-то такое возникало в сверкающей пыли.
Недаром его зовут Тенекрутом…
Мерцающее облако разрасталось, делаясь ярче.
– Вот пакость, – пробормотал Гоблин. – Что будем делать?
– Именно это я уже пять минут пытаюсь из вас, клоунов, вытянуть! – рявкнул я.
– Ну!..
– Может, сюда обратите внимание, если там ничего сделать не можете? – заорал Бадья. – Мурген, эти дурни забросили слишком много веревок; мы не справляемся… А, ч-черт!
Еще одна волна крючьев, просвистев в воздухе, накрыла стену. На мгновение веревки натянулись – определенно, какой-то идиот пытался взобраться наверх.
Ребята усердно работали ножами, мечами и топорами. Двойники торчали вокруг с самым угрожающим видом. Кто-то из наших проворчал, что, имей он хоть каплю ума, наточил бы ножи загодя.
– Меньше бы по бабам шлялся, на все бы время нашлось! – напомнил Рыжий.
Я принялся рубить веревки, однако не забывал оглядываться, присматривая за свечением и паутиной, сплетавшейся внутри него.
Гоблин взвыл – его чиркнуло посланной из-за стены стрелой. Рана на щеке была самой пустячной – стрелы достигали нас уже на излете. Гоблин был зол оттого, что судьба осмелилась показать ему спину.
Он заплясал на месте. Могущественные заклятья, исторгаемые его устами, словно бы окрасились в нежные радужные тона. Он воздевал руки, на губах его выступила пена. Он визжал, прыгал, хлопал в ладоши…
И двойники его проделывали то же самое. Балаган вышел грандиозный.
От Гоблиновых заклинаний все веревки на три сотни ярдов вокруг вспыхнули ярким пламенем. Там, где взаимоотношения с противником начинали вызывать тревогу, это пришлось кстати, но изо всех остальных отнюдь не исторгло восторженных возгласов. Временные оборонительные сооружения начали разваливаться. Наши машины – тоже, уж они-то включали в себя множество веревок. Некоторые из ребят были веревками подпоясаны, а некоторые – обуты в веревочные сандалии. Конопля – вообще штука распространенная. Кое-какие придурки, вроде Одноглазого, даже курят ее. Кстати, он не уделил происходящему никакого внимания – разве что сладко улыбнулся по поводу побочных эффектов Гоблиновой недогадливости. Одноглазый, не отрываясь, глядел на свечение, поднимавшееся над неприятельским лагерем, а затем начал что-то бормотать.
– Давай, давай, дурная твоя голова, – рыкнул я на него, – ведь не первую сотню лет занимаешься этой ерундой! Что мы имеем?
Впрочем, не было нужды и спрашивать – паутину теней, соткавшуюся в облаке светящейся пыли, не разглядел бы теперь только слепой.
– Может, уже пора отправляться под землю, – предположил Одноглазый. – Одно могу сказать точно: мы с недомерком ничего не станем предпринимать против этой гадости. Длиннотень здорово попотел, чтобы приготовить ее. И обстановочка тут вскорости станет очень нездоровой.
С этим Гоблин был вполне согласен.
– Если завалим входы и зажжем белые светильни, то продержимся до рассвета.
– Значит, это – какая-то магия Теней?
– Похоже, что так, – отвечал Гоблин. – Только не проси рассмотреть поближе – не охота мне привлекать внимание.
– Боже тебя упаси рисковать. Может хоть один из вас предложить нечто более практичное?
– Более практичное?! – брызжа слюной, заорал Одноглазый.
– У нас тут, видишь ли, бой.
– Можно уйти в отставку, – предложил Гоблин. – Или сдаться. Или предложить им поменяться местами.