Суть острова. Книга 1 (Добудь восход на закате)
Шрифт:
Итак, фирма была, деньги были, Сигорд — вот он, а бизнес — ку-ку! После президентского фискального погрома с проскрипциями, в стенах Бабилонских префектур и администраций прошло достаточно времени для того, чтобы прежние финансовые спайки, связки, поруки, тенета чиновников и «делаваров» пришли в относительную норму; пришлым выскочкам никто ничего отдавать не собирался, ни задарма, ни даже за взятки. Точнее, взятки — они подчас сильнее даже родственных связей, это да, но кто из мелких будет платить миллионную взятку ради получения полумиллионного контракта? Крупные фирмы — могут пойти на так называемые демпинговые взятки, чтобы вытеснить конкурентов, очистить себе место у кормушки, с перспективой дальнейшей компенсации убытков возле таковой, а однодневки вроде Сигорда… Ну да, ну платил, ну оброс кое-какими связями и взаимовыгодными симпатиями, но не прирос, не присосался к щедрой муниципальной груди. И что теперь делать? Этот жалкий миллион на счету только-только сойдет за оборотные средства небольшой фирмочки, с тем, чтобы он годами барахтался от крошки к крошке, от риска к риску, регулярно выплачивая зарплату своему малочисленному штатному расписанию, налоги государственные и местные, оплачивая аренду, коммунальные и иные услуги, поборы инспекторам всех видов городской жизнедетельности,
Можно рассчитать «под ноль» своих, Изольду Во и Яна Яблонски, обналичить с минимальными потерями деньги на счету, а фирму прикрыть. Сигорд посчитал, что в этом раскладе ему останется от семисот до восьмисот тысяч талеров… Плюс наличные «подкожные». Итого — под миллион. Их в банк под проценты, под «срочные» проценты, которых в год будет набегать тысяч семьдесят… По шесть тысяч талеров в месяц. Шесть тысяч в месяц… Но зато без хлопот, без налогов, квартира уже есть, живет он один… Сигорд задумался. И вдруг ужаснулся: мама дорогая!!! Это что, это теперь шесть тысяч в месяц кажутся ему прозябанием??? Да он никогда в жизни столько не получал! Конечно, в благополучной молодости, до бомжевания, талер был заметно увесистее нынешнего, но все равно… К чертовой матери! Так и поступить: выскочить из дела — и на сытый покой, чего тут думать-то?
Сигорд перевел дух, спустил с кресла правую ногу, нащупал шлепанцы и потрусил на кухню: решение принято, можно это дело отметить чаем с сахаром и бутербродом с буженинкою. А что? Буженину он всегда теперь может себе позволить. И колбасу, и курицу-гриль, и пирожные, и галстуки шелковые, и сигареты хороших марок и… В Фибы можно съездить, на север, к теплому океану, под пальмы… там он найдет себе тетку лет сорока, чтобы без особых претензий, с умеренным темпераментом, лучше замужнюю, во избежание вских-разных послекурортных перспектив… Сигорд вспомнил, как он тогда боялся опробовать свои мужские качества, фыркнул, довольный, и тут же закашлялся: чай попал в нос. Все у него получилось, и в тот раз и в другой, и в третий. Секс-машиной ему уже не стать, да и раньше не было этого, но… Набрел он, в безутешных поисках любви, на рекламу вечеров отдыха «Для тех, кто в сентябре», сообразил что к чему и сходил. Столики с вином и кофеем, не по-детски развеселый старикан-конферансье, танцевальные номера эпохи ледникового периода и много-много пожилых дамочек всех цветов радуги, — планктон среди редких старозубых мужчин. Первая же дама его нерешительного сердца, госпожа Линда Ашер, легко согласилась и на кофе после медленного танца, и на домашний кофе, и на последующее… И все это на второй же субботний вечер. Пятьдесят лет, непьющая, курящая, разведена, завсекцией в каком-то универмаге. Замуж вновь не собирается, это хорошо, дети взрослые, на контрацептивах особо не настаивала, но и не противница, не нимфоманка, не бесформенна. Встретились несколько раз и легко расстались, не успев досадить и надоесть друг другу. Примерно так же, чуть лучше, чуть хуже и дальше пошло, тем более что Сигорду вполне хватало двух, иногда трех «приключений» в месяц. По края хватало: чаще было бы уже в тягость, а так — нормально для его возраста. Один раз рискнул без презервативов — и ничего, сошло без видимых последствий. Но лучше не рисковать здоровьем и деньгами, медицинской страховки у него нет.
Ну, хорошо, вернется он из солнечных Фибов, загорелый, отдохнувший, а дальше? Плед на ноги, телевизор нон-стоп, буженина в рот, еще что? Танцы-шманцы, чай, более-менее регулярные встречи с сыном (Сигорду очень нравилось, когда они с сыном сидят, или едут, или идут, и все это время треплются о том и о сем. И главное, сыну вроде как это все теперь не в тягость!). В Иневию, к дочери обязательно нужно собраться и съездить. Дочь сама несколько месяцев тому назад приезжала в Бабилон, и встреча получилась более-менее, но — без внучки, а Сигорду хотелось посмотреть на малышку, он почему-то был уверен, что они сразу поймут и полюбят друг друга…
Ну, что? Пора начинать новую жизнь? Под девизом «Покой и аппетит»?
Да, конечно.
Нет, пожалуй.
Вот что: он пока поплывет по течению, авось по дороге что-нибудь придумает, такое, похожее на волшебный десятимиллионный контракт. Контракт найдет, его исполнит и тогда уже, имея более-менее серьезный запас прочности, поедет по северным курортам искать себе место потеплее — доживать…
Фондовый рынок страны Бабилон отличается от фондовых рынков США и вражеской Великобритании, но отличается не более, чем, скажем, фондовый рынок Японии или Франции. В каждой пушке — свои погремушки, но основа одна: этот рынок в любой стране предназначен для торговли так называемыми ценными бумагами: акциями, облигациями, варрантами, векселями… И еще черт знает чем бумажно-денежным. Сигорд, заинтересовавшись было на досуге фондовым институтом, сходу запутался в незнакомой терминологии и вот-вот уже прошел мимо этого символа стяжательства, высочайшего из храмов для прихожан, поклоняющихся Маммоне, но вдруг понял однажды утром, самостоятельно врубился, чем принципиально отличаются облигации государственного займа и векселя, выпущенные предприятиями, от акций, хотя и то, и другое — суть ценные бумаги.
Все виды облигаций и векселей, процентных, дисконтных, именных, безымянных — это долговые обязательства заемщиков перед заимодавцами: нуждающийся в кредите продал бумагу за тысячу талеров — обязуется выкупить ее обратно через три месяца за тысячу пятьдесят. Или государство выпустило тысячеталерную облигацию сроком на тридцать лет, то есть, если ты купил ее, значит, ты дал взаймы государству эту тысячу талеров, с тем, чтобы оно вернуло эти деньги через тридцать лет. Зачем такое покупать?
Как это зачем — а проценты? Государство обязуется платить по этим бумагам шесть процентов годовых в течение всех тридцати лет, а потом выкупить их за тысячу талеров. Выкупить у владельца, или непосредственно у заемщика, или у его детей-внуков, или у того, кому первоначальный заемщик перепродал. За тридцать лет любая национальная валюта «худеет», обесценивается, ибо инфляция очень редко, практически никогда не равна нулю и ваша современная тысяча талеров хуже той, что была тридцать лет назад, но «халявные» проценты, получаемые заимодавцем-покупателем все эти тридцать лет, с лихвой окупают эту инфляционную утруску, иначе кто бы стал добровольно покупать, взаймы давать? Люди старшего поколения помнили два военных и один послевоенный заем, добровольно-принудительно распространенные среди жителей Бабилона прямым указом господина Президента. По чести говоря — это не были взаимовыгодные займы, и с тех пор население начисто утратило вкус к облигационным процентам, но делавары, люди бизнеса, подходили к делу более прагматично и современно, ухитряясь в те суровые годы выстричь свое — даже с провальных, почти бескорыстных военных займов. И Сигорд, посчитав для себя выгодным, отделил от основных денег и забил сто тысяч талеров в шестипроцентеные тридцатилетние облигации «золотого» государственного займа, выпущенного под гарантии золотого запаса страны. Государству Бабилон также был выгоден этот грандиозный заем, поскольку привлеченные займом средства позволили правительству досрочно выкупить прежние свои долговые обзательства, те самые «военные», выпущенные пятьдесят лет тому назад с полувековой отсрочкой, но данные под десять, одиннадцать и двенадцать процентов годовых. Конечно, теперь бы никто их добровольно не отдал по номиналу, но, увы, добровольно-принудительное распространение тех займов законодательно же предусматривало и досрочный выкуп, чем нынешний господин Президент Леон Кутон немедленно воспользовался! За пятьдесят лет пользования государственный облигационный долг перед населением ужался в результате инфляции более чем втрое, а его остатки отныне, после выкупа, превратились в новый заем и требовали на долговое обслуживание не десять и не двенадцать, а всего лишь шесть процентов годовых. Господин Президент такой ухарь, что не постесняется и на три процента поменять, да не разошлись бы такие облигации в народе и в бизнесе. И заставить — не заставить, потому как не война, времена постепенно меняются даже в Бабилоне, мягчают, проклятые, в сторону либерализма и вседозволенности…
Понять, что всевозможные облигации и векселя — то же самое, что и обыкновенные долговые расписки — было не сложно, споткнулся Сигорд на акциях, обыкновенных и привилегированных, и особенно его поразила второстепенная, в общем-то деталь: обыкновенные акции гораздо круче привилегированных, и вообще обыкновенные акции самая важная составляющая часть мирового фондового рынка! Почему? Ларчик открывается просто: акции — это твой личный бесхлопотный кусок большого пирога, под названием «фирма»! Живет, скажем, гигантская корпорация «Иневия-металл», крупнейшая в Бабилоне, а может быть и в мире, золотодобывающая корпорация. И рудники она разрабатывает, и россыпями не брезгует, и вторичное злато-серебро добывает из промышленного мусора, и сам господин Президент неоднократно принимал участие в торжествах, посвященных «Иневии-металлу», ибо она из тех важнейших позвонков, что составляют становой хребет Бабилонской экономики. Принадлежит «Иневия-металл» народу, ибо она открытое акционерное общество и полтора миллиарда ее акций растеклись по всему населению страны (лишь небольшая десятипроцентная часть всех этих акций может принадлежать иностранному капиталу, да и то не в одних руках). Но стопятидестимиллионный народ страны Бабилон, в лице своих жителей, владеет «Иневией-металлом» неравномерно, то есть, пропорционально количеству имеющихся у него акций: чем больше акций сосредоточено в одних руках– тем больше долей владения на них приходится и, соответственно, доходов от владения, возможностей управлять.
Так вот, у полноправных граждан страны Бабилон, семейства Сэндсов, отпрысков Меррила Сэндса, основателя компании, акций больше всего: четыреста пятьдесят миллионов обыкновенных акций. Номинал акции — пятьдесят пенсов, но по этой, написанной на акции цене, невозможно их купить, и никто не станет продавать, ибо рыночная цена акции двести талеров. Купить — элементарно: идешь на биржу и по установленным там правилам покупаешь: двести талеров — одна акция, двести тысяч талеров — тысяча акций, десять миллионов талеров — пятьдесят тысяч акций, и так далее. Каждая обыкновенная акция — это право на доходы по этой акции и один управляющий голос (привилегированные акции, их в компании сто миллионов, безголосы, но зато они дешевле, но зато по ним владельцу гарантированно платят дивиденды), и хор голосов, принадлежащих Сэндсам, самый мощный и громкий, поэтому, несмотря на то, что формально этих голосов меньше половины от общего числа всех голосов, вот уже сто лет компания и все ее сто процентов акций действует так, как ей велят народные совладельцы Сэндсы…
И Сигорд акционер собственной фирмы «Дом ремесел», ему принадлежат сто акций из ста, но это закрытое акционерное общество, со своими правилами ведения, и его акции далеко не так просто купить и продать, либо определить стоимость, по которой можно их купить и продать… И чтобы получить «акционерскую» прибыль — мало раз в квартал поинтересоваться, сколько там дивидендов накапало, мало: надо постромки тянуть по пятнадцать часов в сутки и пропускать все невзгоды прямо через сердце… А по акциям, которые на фондовом рынке — ничего этого не надо, купил — и радуйся, теперь ты рантье. Главное угадать, какие акции покупать и когда их продавать. И это очень и очень интересно. Вот куда стоит двигаться, в сторону фондового рынка. А не ворочаться в гниющем мусоре среди гнилых чиновников.
Однажды Сигорду пришлось три часа подряд ждать приема в префектуре своего района, и это было скучно. Он исписал расчетами несколько страниц блокнота, помечтал о поездке на северный курорт, и к дочери в Иневию, перечитал от корки до корки газету, с собой захваченную… В числе прочих прочел он там и о результатах аукциона по продаже имущества фирмы-банкрота «Спецгорстрой», где один из лотов, пять тысяч акций концерна «Элефант» ушел по стартовой цене за десять тысяч талеров. Прочел и запомнил. Запомнил и запомнил, и даже забыл. Но не прошло и месяца, как по телевизору он услышал в сводке деловых новостей о слиянии фирмы «Элефант» и «Иневии-металла». Слиянии — читай поглощении первой второю, ибо «Элефант», конечно, очень крупная бабилонская фирма, но отнюдь не на фоне «Иневии» она велика, и рыночная цена «элефантских акций», в преддверии обоюдовыгодного поглощения-слияния, составила пятьдесят талеров за одну акцию. Всего лишь за месяц десять тысяч талеров затрат, пусть даже и «спроворенные» аукционерами, договорные, превратились в двести пятьдесят тысяч дохода! Палец о палец не ударить — купить и все! И перепродать. И все! Но необходимо знать — что, как и когда. Где — ясно где, на бирже…