Суть Времени 2012 № 3 (7 ноября 2012)
Шрифт:
И вот что интересно. Каждый раз, когда Кургинян, делая многочисленные оговорки, все же отсылает к Богданову, раздаются особенно истошные негодующие вопли. В адрес Богданова — человека умеренного, суперрационального, почти либерального и по всем этим причинам не слишком Кургиняном ценимого — выдвигаются чудовищные обвинения. Враги смертельно боятся того, что что-то из идей Богданова будет привнесено в новый Красный проект. Почему они этого боятся? Потому что именно в этом случае новый Красный проект приобретет историческую состоятельность, способность отвечать на главные вызовы XXI века.
Сказанное не означает, что все идеи Богданова принадлежат XXI веку. Напротив, многое из того конкретного,
Пытаясь понять, в чем дело, мы открываем книгу Александра Эткинда «Эрос невозможного». Эткинд — один из самых яростных антикоммунистов. В этом он вполне сопоставим с Николаем Сванидзе или Анатолием Ракитовым. Вот что Эткинд пишет в своей книге «Эрос невозможного»: «Программная книга А. А. Богданова, единственного серьезного теоретика среди большевиков (и психиатра по образованию), под точным названием «Новый мир» начиналась с эпиграфов из Библии, Маркса и Ницше. «Человек — мост к сверхчеловеку», — цитировал Богданов и продолжал от себя: «Человек еще не пришел, но он близок, и его силуэт ясно вырисовывается на горизонте». Шел 1904 год».
Итак, антикоммунист Эткинд прямо указывает на то, что Богданов особенно опасен, по его мнению, тем, что может воскресить коммунизм. Именно в этом смысл фразы Эткинда «Богданов — единственный серьезный теоретик среди большевиков». Конечно, Богданов — не единственный серьезный теоретик. Но почему антикоммунисты (а у таких, как Эткинд, есть очень компетентные соратники и последователи), страшась воскрешения коммунизма, считают особо опасными именно богдановские идеи?
Чем опаснее Богданов для них — тем он интереснее для нас. Чем же? Об этом — в следующей редакционной статье.
Политическая война
Трясина
Зачем внушать социальному организму под названием Россия ложные надежды?
Сергей Кургинян
Новая книга Александра Проханова называется «Поступь русской Победы». 29 октября в галерее Глазунова прошла презентация этой книги. Выступая на презентации, я еще раз сказал о тех качествах Проханова, которые вызывают глубокий отклик в моей душе.
Прежде всего, следует говорить о мировоззренческой широте Проханова — одновременно почвенника и технократа. Это дорогого стоит, поверьте.
Кроме того, Проханов демонстрирует невероятное трудолюбие. Что такое издавать газету двадцать лет в условиях хронического недофинансирования и непрекращающейся травли, понимает только тот, кто сам хоть сколько-то причастен к такому невероятно трудоемкому занятию.
Организационный талант Проханова… Его человеческая широта… Его заинтересованность не только в «себе любимом»… Его человеческая страстность… Обо всем этом я говорю не в первый раз.
Но отдавая должное всем этим высоко мною ценимым качествам, я считаю недопустимой этакую «некритическую трепетность» во всем, что касается идей Проханова, его образов, его прогностики, его оценок et cetera. Ибо подобная некритическая трепетность превращает живого ищущего человека в экспонат музея. Вряд ли этого может хотеть сам
Кроме того, ситуация в России крайне тяжелая. В такой ситуации острое обсуждение сути происходящего — единственное средство спасения от неминуемой гибели. А острое обсуждение заведомо адресует к полемической рефлексии. К сожалению, в России стремительно исчезает сама возможность такой спасительной рефлексии. Потому что нельзя полемизировать — да еще в сложнейшем рефлексивном ключе — с существами блеющими. Каковых становится все больше. Ведь не с Гонтмахером же полемизировать! И не с Юргенсом! И не с Павловским! И не с Белковским und Радзиховским!
Моя политическая рефлексия на очень страстный текст Проханова начинается с обсуждения занятой Прохановым политической позиции. Тут весьма существенно то, что Проханов занял эту позицию искренне и бескорыстно. Зная Проханова, я просто убежден в этом. Проханов занял данную позицию в силу страстности и увлеченности, свойственной его художественной натуре. И я это приветствую. Ведь все вокруг проникнуто смертным духом безразличия. А значит, сама небезразличность Проханова намного важнее объективности тех или иных его суждений и выкладок.
Констатируя это, я не уцениваю аналитический дар Проханова. Я помню его блестящие аналитические статьи, такие как «Трагедия централизма». Сталкиваясь с острой, очевидно мерзостной ситуацией, Проханов становится сух и конкретен. Это не лишает его тексты образности. Просто образность встает на свое место и дополняется пронзительным реализмом. В других же ситуациях, не столь для него страшных и очевидных, Проханов извлекает образность не из реальности, а из чего-то другого. И какая-то часть прохановского творческого естества в этом случае смеется над создаваемой образностью. Что, в сущности, и является специфическим отличием постмодернистской литературы. В этом смысле, на другом полюсе прохановской публицистики — запомнившийся мне классический прохановский постмодернистский текст. Воспроизведу его как условно стихотворный текст, текст-заклятие:
«Дума, Стреноженная, Посаженная на цепь, Бьется головой о дубовые стены стойла».Проханов хотел похвалить Думу, в которой нечто изображал близкий еще ему тогда Г.Зюганов. Но похвалить он ее не мог. Поэтому он и хвалил, и саркастически комментировал собственную похвалу одновременно. Уверяю вас, что я не навязываю данному тексту избыточных художественных свойств.
Поразмышляв о предыдущих текстах Проханова, приведу кусок из его нового произведения «Поступь русской Победы»: «Сегодняшняя Россия напоминает дивизию, которая идет через болото. Кругом непролазная топь, войскам предстоит выйти на твердую землю и развернуть свое наступление. Танки тонут в липком месиве, уходят под воду, пуская тяжелые пузыри (ну как не вспомнить про бедную Думу, посаженную на цепь! — С.К.). Орудия увязают в кислой едкой жиже… Кто-то проваливается в трясину и падает в пучину. Одного удалось спасти, а другой так бесследно и ушел под зеленую ряску». Дальше Проханов описывает великого командира, спасающего дивизию от паники. Музыкантов, знаменосца. И пишет: «С каждой верстой все меньше остается воинов и солдат. Но — вперед, вперед, вперед и только вперед!» И добавляет: «Дивизия пройдет этот страшный участок своего боевого пути, выйдет на твердь, и машины, гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут в свой яростный поход. И достигнут своей цели. И одержат Победу».